Я почувствовала, как его рука легла рядом с моим лбом, слегка задев волосы. В комнате стало совсем темно.

Темнота была почти полная, только вытянутый тёмно-фиолетовый прямоугольник окна угадывался сбоку. И опять было очень тихо.

- В такой темноте мне всегда кажется, что время остановилось...

- Значит, для меня оно остановилось навсегда.

- Может, это совсем не плохо? Возьмёшь меня в своё время?

Вместо ответа он потянулся за сигаретами, щёлкнул зажигалкой, нарушив и тишину и тьму. Диван был узковат для двоих, он лежал на спине, а я на боку, прижавшись лицом туда, где плечо и шея образуют изгиб. Я смотрела одним глазом на красный кончик сигареты, который, описав в воздухе плавную дугу, приблизился к лицу Антона. Он затянулся и спросил:

- Тебе приходится работать, отца убили?

- Пропал без вести.

Антон выдохнул дымную стройку.

- Хорошо звучит - пропасть без вести... Без вести, без следа, без звука. Просто исчезнуть, раствориться , не быть... Если бы можно было распасться на атомы одним усилием воли... Тебе никогда такого не хотелось?

Я пожала плечами. Антон не унимался.

- Это хороший способ умереть. Сначала пропасть без вести, близкие рано или поздно привыкнут , и сообщение о смерти уже не будет шоком...

Неужели он этим и занимается тут целыми днями? Думает о разных способах ухода из жизни, расхаживая по отцовскому кабинету, наполненному самыми удивительными вещами, которые мне приходилось видеть.

- Ну что скажешь, маленькая волонтёрша? Что ты об этом думаешь?

- Я надеюсь, что папа жив.

- Он может быть, а вот я ...

- Судя по тому, как мы провели последние полчаса...

- А ты не такая уж скромница, юная фея!

Я прижалась к нему теснее. Как же меня дурманил его запах! Вкус его кожи... И даже то, что отдавало пуншем, мне нравилось.

- Поцелуй меня...

Он поцеловал меня в висок. Я стала перебирать его пальцы. На тыльной стороне ладони тоже прощупывались крестообразные шрамы.

- Не больно?

- Теперь уже нет. - Он затянулся в последний раз и стал шарить под диваном в поисках пепельницы. До этого он преспокойно стряхивал пепел на пол.

- Мне уже надо идти, - сказала я , не двигаясь с места. Его пальцы сжались.

- Я знаю.

И после паузы, без всякой связи с предыдущим он выпалил:

- Я очень тяжёлый человек. Жить со мной нельзя.

- Хорошо. Я не буду с тобой жить, я буду к тебе только приходить.

- Для чего тебе это, Эля?

***

Подаренная мне медная проволочная брошка лежала в кухонном шкафу, в далёком углу за мешками крупы и соли. Я вспоминала о ней каждый раз, когда Пинцер появлялся на пороге. Произошла странная вещь. Чем больше я старалась не обращать на него внимания и не думать о нём, тем труднее мне это удавалось. Я чувствовала его спиной, я ощущала, как он ловит мой взгляд, даже не боковым зрением, а кожей затылка. Но я твёрдо решила: ничего не может и не должно быть. Ничего не может быть с этим мальчиком, чьего языка я не понимаю, с этим пленным, заброшенным сюда войной. Только вот вопрос, что же это - верность первой любви или подлая женская трезвость.

Между тем на лесопилке всё шло своим чередом. Я привыкла к работе, познакомилась со служащими, и даже кое-кого из пленных запомнила по имени. Но чаще всего я стала думать о Йонтасе, который так чудесно мне помог. Сложная рана заживала бы никак не меньше недели, а благодаря ему всё прошло за два дня. Может, он и для Антона мог бы что-то сделать?

В ту субботу мне удалось уйти чуть раньше, и я решила прямо с работы пойти к Антону.

Он сам открыл дверь, и его лицо мне сразу не понравилось. Когда я захотела прижаться к нему, он отступил назад.

- Нужно поговорить, - произнёс он, остановившись у дверей кухни. И тут же выпалил: - ты должна уехать!

Я молчала, не понимая, что происходит. Он дошёл до кухонного стола и повторил, проводя ладонью по краю столешницы:

- Ты должна уехать, иначе это никогда не кончится.

- Что не кончится? - прошептала я.

- Хочешь, я дам тебе денег...

- Денег!? - я не верила своим ушам.

Он вдруг вскрикнул, так резко, что я вздрогнула:

- Я не могу, не могу!.. У меня внутри всё словно узлом стянуто. Господи!.. А тут еще ты со своей любовью. Заболтала меня, задурила... Мне никто не нужен, понимаешь, никто! Я сам великолепно справлюсь со своей чёртовой жизнью.

Он дёрнулся.

- Уходи, уходи, уходи! - он повернулся, и внезапно в меня полетела какая-то книга. Она пересекла комнату, как суматошная птица. Твёрдая обложка больно ударила по щеке. Я повернулась и выбежала прочь. Как ни странно, слёзы мои высохли.

- Не собираюсь ни на кого вешаться! - крикнула я уже во дворе.

Я шла домой, и одна единственная мысль пульсировала в голове "все кончено, все кончено". Эта мысль билась, как язычок о стенки колокола. И всё тело раскачивалось в такт. "Не любит, всё кончено, не любит"... Может, он был пьян - сознание откуда-то из глубины протянуло мне соломинку. Но нет, не похоже было, да и какая разница, в сущности.

Я дошла до дома, как во сне. Услышав, что открылась дверь, мать позвала меня ужинать. Я посидела за столом, глядя в тарелку.

- Что случилось? - спросила мама. Но её вопрос дошёл до меня уже в дверях спальни.

- Ничего, - отозвалась я. - Ничего.

Она вошла вслед за мной.

- Ничего- повторила я, - но жизнь моя кончена.

Мать присела рядом на кровать, я вяло ждала допроса с пристрастием, но неожиданно она спросила: - Ты завтра работаешь?

Иногда выходные объявляли рабочими, и тогда мы трудились обычно в очередь. Завтра как раз должна была выйти Ленни.

- Я позвоню ей, что будешь работать ты.

Я отвернулась к стене. Как некстати восстановили телефонную линию! Мать погладила моё плечо: - Не забудь проснуться вовремя.

Я лежала, глядя в потолок. Слёзы наконец полились, не принося облегчения. Капельки закатывались в ухо, подушка казалась раскалённой. Какая бесконечная ночь! Права была мама: скорее бы рассвело, скорее бы на работу.

Появился Петрик. К моему удивлению он, всегда шумный, сейчас лёг, только чуть пошелестев покрывалом. Но, видимо, он не заснул и, почувствовав, что и я не сплю, подобрался ко мне .

- Чего тебе?

Петрик замялся.

- Хочешь, я его на дуэль вызову.

- Что!?

- Не посмотрю, что он инвалид...

- Не называй так Антона.

- Я всё равно могу его побить.

- И после этого он ко мне вернётся?

- Нет, но... Я ведь должен.

- Что должен?

- Отомстить за тебя.

- Прекрати, Петер, - хотя слёзы ещё не высохли, я готова была рассмеяться.

Я шла не торопясь - было очень рано - по безлюдной воскресной улице. Начинал моросить дождь. Еще недавно мне казалось, я не смогу дышать, если мне скажут, что я больше никогда не увижу Антона. И вот это, можно считать, случилось. И что же? Я не только дышу, как ни в чём не бывало, но и живу, в общем, так же, как и раньше. Иду себе спокойно на работу. И мне даже приятны прохладные капли. Я видела себя как бы немного со стороны - одинокая девушка, влюблённая и несчастная...

Я запрокинула голову. Как он тогда сказал? Если бы можно было просто раствориться, исчезнуть, испариться, как дождь в пустыне. Говорят, там бывают дожди, но над раскаленным песком вода просто исчезает. Под моими ногами асфальт, и капли падают на него бесшумно, но вполне зримо, оставляя маленькие тёмно-серые кляксы.