Annotation
Повесть в жанре городского фэнтези
Тумасова Нонна Михайловна
Тумасова Нонна Михайловна
Колибри
- Мама, что такое чудо?
-Это от Бога.
- А волшебство?
Из разговора в трамвае.
В то утро мать разбудила нас с Петриком раньше обычного, надо было идти за молоком.
- Погода хорошая ,- сказала она, раздвигая занавески,- а потом ты будешь занята, так что не откладывай.
Да, через три дня экзамен по географии. Не самый трудный, но последний. К тому же, географичка - наша классная, так что надо постараться.
Я быстро оделась и сдёрнула одеяло с Петрика. Брат пытается спрятать лохматую темноволосую голову.
--Вставай, - я тормошу его, но он никак не может открыть глаза.
Через мгновенье он опять падает на подушку. Придётся применить последнее радикальное средство, мокрое полотенце. Я очень осторожно, нежно прикладываю к его лицу смоченную в холодной воде ткань и мгновенно отпрыгиваю... По крайней мере теперь он точно встал.
Бидон уже на крыльце.
Война закончилась совсем недавно, страшные три года бомбёжек, голода, неизвестности. Теперь они позади, а впереди экзамены, новая взрослая жизнь. Мне радостно просто от того, что можно надеть лёгкое платье, которое я вчера достала и выгладила. Мысль, что придётся идти довольно далеко и стоять в очереди не портит мне настроения. Продукты, все кроме хлеба, ещё по карточкам, за молоком приходится ходить к железнодорожной станции. Это двадцать минут быстрым шагом, а обратно надо будет идти в гору с полным бидоном.
Мы с Петриком завтракаем на ходу куском хлеба, намазанным тонким слоем патоки. У моего брата очень хмурый вид, и это не только из-за того, что он не выспался. Вчера кое-что произошло. Я возвращалась из школы, как всегда, срезав дорогу, через соседский участок мимо сарая, где мальчики с нашей улицы часто курили, выставив кого-нибудь караульным. Но в этот раз там были только двое - Петрик и коротышка Ганно, их возбуждённые голоса я услышала издалека. Ганно одноклассник Петрика, но они никогда не дружили. А в этот раз, похоже, и вовсе готовы подраться! Я увидела, как мой брат замахнулся, и только собралась крикнуть, но вдруг из-за угла появилась мама. Она вышла из-за сарая и оказалась прямо перед ними, но первым её увидел Петрик. Его кулак застыл в воздухе, а потом медленно опустился. Ганно, отступая назад, продолжал что-то говорить и замолчал только когда моя мать остановилась прямо перед ним.
Я уже подошла. Но теперь все трое молчали, не обращая на меня внимания. И вдруг случилось то, чего я ожидала меньше всего. Моя мать сделала шаг к Петрику и коротко, несильно ударила его по лицу. Потом повернулась и ушла. Мой брат вспыхнул, а Ганно наоборот, побелел, повернулся и бросился бежать.
Петрик и не думал его догонять. На меня он тоже не взглянул. У него были злые, сузившиеся глаза. Он запустил обе руки себе в волосы и слегка потянул их наверх, словно репетируя роль Мюнхгаузена в болоте, потом молча ушёл. Расспрашивать его о том, что произошло, было бесполезно.
И вот теперь он шагал с пустым бидоном впереди, а я разглядывала его затылок с наметившейся уже "косичкой" (у семиклассников экзамены закончились, так что можно было не торопиться со стрижкой) и гадала, что же вчера произошло. Моя мать не стала бы бить по лицу сына на глазах у его ровесника просто за драку. И даже за курение не стала бы. Однажды мы разговорились с ней об этом, и она сказала, что лишняя строгость тут только навредит. Значит, причина - в разговоре с Ганно. Ганно был второгодник, старше всех в классе, хоть и ниже других ростом. Что же такого он сказал?
Наконец мы подошли к грузовику, который по понедельникам привозил молоко в наш округ. Мы пришли рано, к счастью, очередь совсем небольшая, но всё-таки приходится ждать. Петрик мрачнеет всё больше, и чтобы развлечь его, я сообщаю:
-Знаешь, я, наверное, не пойду на выпускной бал. Только маме не говори.
- Серьёзно? - Он действительно удивлён. - Это из-за платья?
- Нет, не из-за платья... Хотя немного и поэтому. - С выпускным платьем была проблема: мне пришлось пошить его из двух отрезков, оставшихся после заказов, которые выполняла мама, - красного и розового. Петрик, когда увидел меня на примерке, заявил, что я похожа на недоспелую клубнику. Теперь он виновато улыбается. Господи, мой младший брат уже догнал меня по росту, я вдруг обнаружила, что он не смотрит на меня снизу вверх, как раньше... К концу лета он, наверное, станет даже выше меня.
- Точно не из-за платья?
-Точно
- Из-за денег? - не отстает мой брат, - хочешь, я дам тебе, у меня есть немного.
- Да нет, не из-за денег.
Наша очередь наконец подошла. Женщина-экспедитор проверила карточки на меня, Петрика и маму.
- Только иждивенческие?
- Да, только.
Полтора литра на человека в неделю. Четыре больших ковша и один маленький половинный. Бидон кажется не тяжёлым, но это только в начале пути.
Мы пересекли железнодорожное полотно, и мне уже надо поменять руки. Петрик снисходительно соглашается. Я даю себе слово не просить больше передышки. Но перед поворотом мой брат сам молча опустил бидон на землю.
- Так что же с выпускным? Почему ты решила не идти?
- А почему ты вчера чуть не подрался?
Петрик отвернулся, помолчав, произнёс:
- Это из-за отца. Ганно первый начал, заявил, что все пленные трусы и предатели...
- Почему же мама тебя ударила?
Петер по-прежнему смотрел в сторону, на рельсы, невысокую платформу за ними и привокзальную постройку под тёмно-красной, недавно восстановленной крышей.
- Я сказал, что отец не трус и не пленный, что он погиб... Пошли-ка дальше, а то становится жарко, еще молоко скиснет.
Шли мы медленно из-за постоянно попадавшихся на дороге выбоин и воронок. Станцию часто бомбили, особенно в начале войны. До дома еще было далеко, когда опять пришлось остановиться, но на этот раз не только из-за того, что я устала.
Сзади к нам подходила колонна. Сначала я решила, что это военные, обычные солдаты. Но они приблизились, и мы с Петриком смогли разглядеть людей в странной, очень неодинаковой одежде.
- Прусы! - выдохнул Петрик, - имперцы...
Они поравнялись с нами, и один из охранников, тот, что шёл впереди, приказал остановиться. Это был немолодой обер-ефрейтор, он взглянул на меня, потом на Петрика.
- Вы здешние, молодые люди?
Мой брат кивнул. Я почувствовала, даже не глядя на него, как он напрягся. Теперь конвоир обращался уже только к Петеру:
- Эта дорога ведет к карьеру?
- Да.
Офицер перевёл взгляд на меня. Неожиданно он улыбнулся, приложил руку к козырьку.
- Благодарю вас! Юная дама...
Я вежливо улыбнулась в ответ. Колонна пленных продолжила путь. Мы посторонились, насколько могли, но всё равно между нами и крайним в колонне было не больше метра.
Мы никогда не видели столько живых врагов сразу, да еще так близко. Наверное, больше сотни человек медленно прошли мимо, выглядели они очень по-разному: в основном молодые, но были и осунувшиеся, сгорбленные фигуры людей среднего возраста, которые казались особенно измождёнными. На некоторых была почти новая желтоватая форма, на многих - ужасные обноски.
Несмотря на такую пестроту, колонна пленных казалась чем-то целым, единым, многоногой гусеницей, которая проплелась перед нами, и, изогнувшись, пропала за деревьями. Последним исчез из виду замыкающий конвоир, молодой парень с винтовкой и коротконогой чёрной овчаркой на поводке.
***
