Страх какой! Меня аж передернуло. Это же… против естества! Интересно, а они за руки держатся? Целуются? Или тоже… слишком грязно? И кто же все-таки Отино? Насколько я понял, это существо может меняться. А сейчас? Переадресовал вопрос Арту, он ответил:
- Сейчас Отино мужчина. Говорит, что вообще перед вылетом в космос закрепил у себя этот пол.
- Зачем? – удивился я.
Отино как раз поправил свои волосы, а потом совершенно по-девичьи приподнял плечико и стрельнул на меня глазами. Ну, как есть баба! И делать-то ничего мужицкого не умеет. Ветки всегда Велор рубит – у него клешнями очень ловко получается. Они на диво сильные и легко срезают нижние ветки. Пока Велор работает, зверочеловек носит и раскладывает, помогает.
Зверочеловек, Ил, иногда пташек приносит. Он к ним приближается тихо-тихо, ни травинка не шелохнется, ни сучок под ногой не переломится - даже я так не умею, а потом одним стремительным движением напрыгивает и – попалась пичуга. Есть в маленьком тельце почти нечего, но можно кинуть в похлебку, все наваристей будет.
А Отино обычно за водой посылали, да ягоды собрать, или грибы поискать, или соцветия нарвать, чтоб заварить. Чисто женская работа. И слабенький он. К бабам завсегда мужик снисхождение имеет, а вот к хилому пареньку… всяко может случится. Потому я и удивился, что Отино выбрал.
Опять Арт и Отино некоторое время говорили, потом парень повернулся ко мне:
- Мужчина стабильней… э… спокойней, тело немного сильнее, мышцы нарастают быстрее. С точки зрения выживания – разумней. Он же из своего мира улетел деньги зарабатывать, вот и перешел в более удобную, так сказать, форму.
Это было досадно. Очень даже. Но вот так сразу отказаться от мысли чпокнуть Отино я не мог. Может, слетать к нему и переделать в бабу?
Весь вечер наблюдал за движениями белокожего юноши. Костер, заглубленный на всякий случай, давал слабый отсвет на его лицо. Утомленные дневным переходом прилетанцы тихо переговаривались между собой и осторожно, по ягодке, ели с листа, то, что собрал для всех Отино. Перед тем, как предложить другим, Отино всегда подходил ко мне и показывал свои находки. Если съедобное я кивал. Ядовитое – выкидывал. Отино срывал большие листья, сворачивал в кулечек, набирал в них ягоды и каждому давал отдельную порцию.
Белокожий прилетанец сбивал меня с толку. Он подбирал под себя голые ноги, нервно сдвигал коленки и вытряхивал из волос тонкие веточки, что прицепились, когда он ходил по лесу, и все это таким плавным, истинно бабским манером… Пришлось тоже сдвинуть ноги, чтоб бугор на штанах был не так заметен.
***
По моим прикидкам скоро уж и другое княжество начнется. Мы шли лесом, а ежели б по дороге, небось уж и посты, что подать за проезд собирают, показались бы… однако, перед тем как выходить к замку, мы решили переночевать в последний раз в лесу, а уж потом, с рассветом, просить помощи у местного князя.
Я занялся привычным уже обустройством ночлега. Отино, как всегда, собирал знакомые ягоды и подходил ко мне, чтобы проверить незнакомые.
Потом, я спрашивал себя: ну, как можно перепутать оранжевую олию и золотистую ягоду пейот(9)? Но Отино их перепутал. А я поленился проверить все ягоды. Когда вернулся с дичью, прилетанцы уже вели себя странно: громко смеялись, катались по земле, падали на спину и забавно дрыгали ногами. Засмотревшись на белые ноги Отино, я бездумно высыпал в рот горсть оставленных мне ягод.
Распробовав пейот, сплюнул на землю – сейчас не время для подобного веселья - но было уже поздно. Пейот – ягода сильная. Достаточно выжать сок из двух или трех, чтобы до утра ловить фей… собственно, с этого момента я мало, что помню.
Помню - бежал. Помню, как смеялся, когда Арт учил нас каким-то забавным играм. Кажется, я падал, но боли не чувствовал. Над ухом звучал громкий смех…
(8) Камо - тихий воин (афр.)
(9) Пейот – это галлюциногенный кактус. Во всяком случае, так сказал мне тырнет. Ну, а у меня это «веселая» ягода.
========== Глава 6 ==========
Бохлейлу было сорок пять лет, из которых почти двадцать он провел, решая проблемы других людей. Именно так. Ведь, что значит быть князем? Прежде всего – это ответственность. Именно так ему втолковывали с самого детства. Маленький Бохлейл был тихим, послушным ребенком, и проникновенные речи воспитателей-идеалистов, а также наставительные беседы с отцом легли на благодатную почву. Мужчина вырос с твердым убеждением, что уважение людей надобно заслужить мудростью и сноровкой в управлении, это не дается просто так.
- Сынок, - говорил ему отец – вот, смотри: мы идем, нам все кланяются в пояс. Это не потому, что я тому, кто будет недостаточно быстр, всыплю десять плетей. Нет. А потому, что в эту зиму никто не умер от голода. Я позаботился о своих людях. Все было сделано вовремя и зима не стала для нас временем потерь.
Мальчик, а потом и юноша, слушал отца внимательно, старался запомнить его слова и быть достойным правителем.
Шли годы. Умер старый король, молодой человек принял его заботы. Старался соответствовать. Люди и впрямь его любили, ибо руководил он с умом, в конфликты старался не лезть и, даже выпив лишку, не начинал чудесить.
Со временем Бохлейл понял, что не все так однозначно в нашем удивительном многогранном мире. Его сосед, к примеру, вообще скинул все дела на совет, а сам предавался разврату и веселил сердце охотой. Люд глухо волновался, но это подспудное, почти неявное неудовольствие, продолжалось уже многие годы и что-то не торопилось выливаться в народный бунт с факелами и наточенными вилами. Бохлейл начал подозревать, что легкомысленный сосед преспокойно умрет от старости, ну, или сломает шею во время охоты, и эта мысль заставляла его досадливо хмуриться. Почему нерадивого правителя еще не постигла заслуженная кара?
Прошло еще немало лет, прежде чем Бохлейл не пришел к пренеприятной мысли: возможно, мир не справедлив. И подлеца не всегда ждет наказание, а хорошего человека - награда. Не самое приятное открытие для того, кто всю свою жизнь отчаянно старался заслужить счастье.
С тех пор прошло время. Князь по привычке продолжал решать чужие проблемы и делать жизнь окружающих если и не хорошей, то хотя бы сносной, просто потому, что не мог иначе. Однако, прежнего удовольствия уже не получал.
Все чаще он начал задумываться о возрасте, о том, что большая половина жизни уже прожита, а вспоминать – нечего. И впереди – лишь бесконечная круговерть утомительных дел. Иногда мужчине хотелось просто взять… и убежать. Скрыться в лесу и не видеть ни просителей, ни докучливых советников, ни занудного воеводы…
Бохлейл все чаще видел во сне, как прыгает вниз с одной из самых высоких башен, но не падает вниз, а летит, летит… все дальше и дальше, по-птичьи взмахивая руками, на которых – ни одного перышка. Под ним проносится земля, чуть не задевая, мелькают деревья, а он улетает все дальше, будто спасается от чего-то страшного, что притаилось в его замке. Иногда Бохлейл думал, что этот жуткий зверь, от которого он желал спастись – старость…
Словно подтверждая его мысль, пришли головные боли, настолько сильные, что князь до хруста сжимал зубы.
