========== ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, Глава 1 ==========

Мой попечитель был отвратителен: одутловатое серое лицо, пивной живот и тонкие, по сравнению с выдающимся пузом, ноги.

Физиономия все время сложена в брезгливую мину, во всяком случае, он оглядывался с таким видом, будто его силой сюда затащили и демонстрируют какую-то гадость, а ему вежливость не позволяет сразу уйти. Мне он не понравился. Святые угодники, а если он потребует от меня… ну, чего-нибудь? Ведь не откажешь! Надо всего полгода потерпеть, а потом обвинение снимут. Но пока, по решению суда, придется жить у чужого дяди.

Дядя, кажется, тоже был не в восторге от того, что ему подсовывают одного из невзрачных зашуганных студентиков.

Блин, вот «повезло» с родней! Ведь десятая вода на киселе, какая-то там кузина, а вляпалась в терр. ячейку и теперь всю нашу немаленькую семью трясут на допросах. Папе с мамой еще подфартило: они работают в отдаленном городе и потому их эта история почти не коснулась, иначе же – не избежать ареста. Мне впаяли неблагонадежность, постановили найти попечителя в срок не более десяти дней и отпустили с миром.

Неприятный мужик был уже третьей возможностью, время утекало, и я начал потихоньку паниковать. Если не успею к сроку – либо назначат общественного, либо загребут на полгода на общественные работы, и я вылечу из института.

Когда дядька в очередной раз всмотрелся в наши молодые, пышущие раздолбайством лица, я тщательно растянул губы в бледном подобии улыбки, совершенно не веря, что этот оскал поможет. Но поди ж ты! Мужик несколько оживился, заказал со мной беседу, при личном общении я даже немного воспрял духом. Говорил мужчина, представившийся Павлом Михайловичем, связно, спокойно, руками не лапал и сразу перечислил, что потребует за попечительство и проживание:

- Мне нужен компаньон. Я… не совсем здоров, потому хочу, чтобы кто-нибудь взял на себя домашние хлопоты. У меня болит спина и отекают ноги – их необходимо массировать. Диета… специфическая, не удивляйся странным продуктам. Конечно, обо всем этом ты не должен болтать, мне слухи и сплетни ни к чему. Уж извини, но никаких девочек, друзей и тому подобного, если нужно поговорить, существуют кафе и парки. «Нет» громкой музыке. Я появляюсь дома после девяти, не раньше, ты должен быть к тому моменту уже в квартире, чтобы помочь мне: повесить одежду, ну, и так далее.

Я выслушал вполне умеренные требования и со всем согласился: побыть полгода домохозяйкой, обслуживая полуживого мужика, это не так уж страшно.

***

Было небольшое опасение, что договоренность, существовавшая лишь на словах, в реальности превратится в нечто другое. Попечитель почти полностью управляет жизнью опекаемого, якобы для его же блага. На деле же бедолаги, подобные мне – это дешевая рабочая сила. Те, кому позволяет статус, набирают себе побольше таких гавриков и… тут уж как фантазия позволит: можно картошку на даче сажать, а можно и швейное производство открыть. Не смертельно, но работать за еду – обидно. И никакой личной жизни.

Пал Михалыч ничего сверх оговоренного не требовал. Конечно, было немного тоскливо, особенно в первые дни пребывания в незнакомой квартире – вообще выть хотелось. Но я строго велел себе не раскисать. Ничего же плохого не происходит? Все могло быть гораздо неприятнее, чем больной мужик, пусть и неприятно пахнущий.

Физически попечитель был неприятен, почти омерзителен, но разговаривать мне с ним нравилось. Он был интересным человеком, много разного знал и знаниями делился не скупясь.

После работы мужчина приходил невероятно уставшим, серым, глубокие синяки пролегали под глазами. Я помогал ему снять легкую куртку, он садился на пуф, стоящий в прихожей, я расшнуровывал и стягивал ботинки, при этом Пал Михалыч так пыхтел и задыхался, будто делал это сам.

Лодыжки его безбожно отекали, я торопливо, еле сдерживая гримасу отвращения, освобождал ноги от мокрых носков.

Меня выворачивало от запаха, но я старался, чтобы даже тень эмоций не отразилась на лице. Это же невежливо! В меня с детства вколачивали правила поведения, потом, уже во взрослом состоянии, часть из них была безжалостно отринута и теперь получилась эдакая эклектичная смесь. Я матерился и при дамах и при детях, нисколько не стесняясь, выражал свою мысль прямо, иногда и грубо, однако же казалось совершенно немыслимым намекнуть человеку, пусть даже и выражением лица, что мне противно до него дотрагиваться.

Он же не виноват, что болен и самый запах его кожи содержит тончайшую сладковатую нотку тлена, от которой меня мутит в буквальном смысле?

Отвратительно влажные предметы относились мною в корзину, я страстно мечтал о тонких латексных перчатках, до того гадко было до них дотрагиваться.

Попечитель тем временем с видимым усилием поднимался и шествовал в ванну, я приносил медленно раздевающемуся мужчине полотенце и халат, помогал забраться в ванну, придерживая за руку, чтобы не навернулся, тер жесткой мочалкой желтоватую, усеянную родинками, спину и с облегчением исчезал.

Потом он звал меня, я помогал вытереться, подавал халат, протягивал руку, и мы шли ужинать. Точнее, ужинал только он, так как я просто не мог есть одновременно с ним. Еда, действительно, поначалу несколько шокировала. Он потреблял какую-то бурую, остро пахнущую массу, говорил, что это – водоросли, особым образом обработанные. Ну, на чуку не походило ни в малейшей степени, но запах не был противным, а вот щупальца осьминога, кальмара и мидии мне никогда не нравились. Редкостная дрянь, на мой взгляд.

Я не ел, просто пил чай и смотрел, как исчезает с тарелки гадость, прописанная бедному Пал Михалычу врачами.

Насытившись, мужчина спрашивал, как прошел мой день. В первые дни я отвечал неохотно, формально, чувствовал себя уязвимым и зависимым, как никогда. Но потом, видя неподдельный, спокойный интерес, столь редкий в собеседнике, начал рассказывать подробно.

Сам не заметил, как с течением дней совершенно расслабился, улыбался его шуткам, даже стал ждать прихода в квартиру, ибо сокурсники меня начисто игнорировали.

После того, как надо мной нависло обвинение в неблагонадежности, число тех, кто решался не просто переброситься парой фраз, а, скажем, посидеть в кафе, резко снизилось.

Потом слухи о том, что к теракту причастна моя родня, просочились в массы, и меня практически перестали замечать. Никто, конечно, не пытался меня задирать – раз я все еще на свободе, значит - не виновен, но общаться перестали. Близких друзей и не было, а то, что Танька больше не садилась рядом, а Вован не зазывал «на пивко», я решил, что переживу. Отношения выяснять даже и не пытался. Смешно оправдываться за то, к чему не имеешь и малейшего касательства. Если эти… бараны не понимают простых вещей… ну их на фиг! Если боятся каким-то образом запятнать свою идеальную репутацию… тем более!

Но обидно, конечно, было, не скрою.

Попечитель заметил мое подавленное настроение и даже прогулялся вместе со мною в парке «для поднятия настроения». Настроение действительно несколько улучшилось. По крайней мере, хоть этот мужик чувствует ко мне симпатию.

***

Постепенно я начал воспринимать Пал Михалыча не как навязанного государством попечителя, от которого завишу, а, скорее, как старшего товарища.