Мы смеемся над абсурдом. Я затихаю тогда, когда его губы находят мои, и мы выглядим как влюбленные подростки, пока дверь не открывается в вестибюле. Мы игнорируем взгляды морщинистой женщины с кудрявыми синими волосами на выходе.

Попасть в тюрьму гораздо менее устрашающе, чем я думала. Мы регистрируемся и прикрепляем наши бейджики «посетитель». Оставляем свои сумки и вылаживаем все из карманов в шкафчик, который выглядит как спортивный запирающийся шкафчик в школе. Затем мы проходим через металлоискатель и следуем вниз по лабиринту белых коридоров. Я не знаю, ждала ли я вооруженную охрану на каждом входе и людей в оранжевых комбинезонах, прогуливающихся по коридорам, как зомби, но общее впечатление немного разочаровывает.

Я качаю головой, и из горла вырывается странный звук, сопровождающий мои абсурдные мысли.

— Ты в порядке? — Адам спрашивает, когда мы входим в зал ожидания. Это так же приятно, как прием у дантиста.

— Ага.

Я возвращаю контроль над собой и обращаюсь к Адаму, который стоит с охранником. Меня не пустят в закрытый зал заседаний, где он встретится с восьмью членами комиссии по условно-досрочному освобождению. Никто не знает, как долго это продлится. Я понятия не имею, займет ли это часы или минуты, я взволнованна и раздражена, что у меня даже нет с собой телефона.

Хотя я сомневаюсь, что в тюрьме есть бесплатный Wi-Fi.

Адам наклоняется и целует мою щеку, сжимая мою руку. Интересно, знает ли он, как часто сжимает ее, или он просто нервничает.

— Я скоро вернусь, хорошо?

Не зная, что оветить, я просто киваю.

— Я уже упоминал, что действительно рад, что ты здесь со мной?

Я кусаю нижнюю губу и снова киваю, улыбаясь.

— Один или два раза. Я люблю тебя.

Он протягивает руки и сжимает мои щеки. Я игнорирую охранника, наблюдающего за нами.

— Когда мы закончим здесь, мы собираемся оставить это и последние три месяца позади.

— А потом? — я задыхаюсь.

— Потом мы доберемся до самого приятного, — он подмигивает и оставляет поцелуй на моих губах, а моя голова еще долго кружится после того, как он выходит из комнаты.

Пока его нет, я бездумно перелистываю журналы «People Magazines» за целый год. Меня не волнуют знаменитости, это просто способ отвлечься. Либо так, либо мои ногти будут иметь неприятный вид, когда Адам вернется.

Когда я подумываю о том, чтобы взять журнал про мотоциклы, открывается дверь.

Мои глаза обращаются к Адаму, я мгновенно встаю на ноги и хватаю его за руки. Его волосы в беспорядке, как будто он трепал их последний час, а глаза красные.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, пытаясь увидеть его лицо.

Адам кажется слишком слабым. Он крепко обнимает меня и качает головой.

— Это чертовски отстойно.

Я закрываю глаза, размышляя, как ему помочь. Я не могу сказать ничего из того, что заставило бы его почувствовать себя лучше. Охранник прочищает горло — это сигнал нам, чтобы уйти, поэтому мы следуем за ним обратно в бесконечные коридоры. Адам держит меня за руку, при этом на нее опираясь. Он измотан, и я не хочу больше ничего делать, кроме как заботиться о нем.

Я медленно выдыхаю, как только мы входим в нашу квартиру в пятницу вечером. Мне очень приятно быть дома после безумия последних нескольких дней. Я не чувствую радости от возвращения воспоминаний за последние два года в течение нескольких часов, поездки по стране и посещения тюрьмы.

Я должна смеяться или плакать от усталости.

Адам должно быть чувствует то же самое, потому что мы все время молчали по пути из аэропорта. Мы оба потерялись в своих мыслях. Он почти ничего не сказал о своем папе или его встрече с комиссией. Все, что я знаю, они встречаются со своим отцом на следующей неделе для его фактического слушания, где будут учитывать заявление Адама.

Мужчина может быть свободным через неделю. Или остаться в тюрьме еще на следующие пятнадцать лет, до того момента, как он снова получит право на условно-досрочное освобождение.

— Эй, — Адам подталкивает меня, когда я бросаю свою сумку на кухонный стол. — Хочешь что-нибудь поесть?

Я поворачиваюсь к нему и усмехаюсь.

— Ты собираешься готовить?

Он фыркает и открыв ящик достает каталог для заказа еды на вынос. Конечно, нет.

— Что ты хочешь?

«Тебя», — я думаю. По взгляду, который ему отправляю, Адам ясно понимает, что у меня на уме.

— Еда, женщина. Что ты хочешь съесть?

Я поднимаю бровь, и смеюсь над его раздраженным видом.

— Хорошо. Пицца отлично подойдет. Быстро и легко.

— И это то, что она заказала, — говорит он, смеясь, и хлопает меня по заднице.

Я закатываю глаза. Я поражена тем, что после нескольких дней вместе, наше подшучивание расслабленное и... любящее. Мне кажется, он должен злиться и требовать компенсации за последние месяцы стресса и горя. Или должна быть неловкость. Но нет. Это здорово и странно в то же время.

— Не возражаешь, если я пойду приму ванну, пока мы ждем нашу еду? — спрашиваю я, но Адам уже по телефону заказывает гигантскую пиццу у «Мартино». Он отмахивается от меня, и я ухожу в ванную, потешаясь над своей любовью к этой пицце. Я так благодарна за тот день, когда Адам отвел меня туда, когда я хотела посетить все наши любимые места.

Он отвел меня в каждое из них. И теперь я знаю, почему они мои любимые. И насколько они особенны для меня.

Я отмокаю в ванной, наполненной расслабляющими мыльными пузырями, когда входит Адам. Он переоделся в обтягивающую белую футболку и пару зеленых атлетических шорт. Я почти глотаю горсть пузырей.

— Я подумал, ты не откажешься от этого, — он ставит стакан белого вина на стойку, и я кладу голову на борт ванны, издавая низкий стон.

— Боже, это так прекрасно, — говорю я, глотая свежий «Рислинг» и закрывая глаза. — Это похоже на рай.

Я хмурюсь, посматривая на бокал. Затем я смотрю на Адама. Он наклонился, присел на корточки и скрестил руки на краю ванны.

Он улыбается мне, удивленно нахмурившись.

— Ты действительно думаешь, что я настолько банален, что положил бы обручальное кольцо в бокал? — Адам быстро целует мой нос и откидывается назад. Его глаза просматривают каждый дюйм моего полностью скрытого пеной тела. Нахмурившись, я не могу сказать, кто из нас более разочарован.

— Конечно, нет.

— Хорошо, — говорит он, а затем устанавливает открытую синюю коробочку на выступе рядом со мной.

Я роняю бокал вина в воду.

— О, черт! — кричу, и опускаю руки под воду, чтобы достать его.

Руки Адама хватают меня за запястья, и я замираю. Я смотрю на него, слушая, как пульс бьется в моих ушах.

— Оставь его и посмотри, — он кивает на коробку. — В первый раз, когда я дал тебе это, я так нервничал, что он окажется не таким большим, как ты ожидала, — Адам кусает нижнюю губу и его нос дергается. — Ты сказала мне…

— Что я не буду устраивать скандал по поводу размера бриллианта, так как получу твои объятия на каждый день на всю оставшуюся жизнь.

Он сжимает губы, и я вижу, что его глаза мокрые. Мои собственные тоже увлажнились. Я не могу поверить, что сделала Адама слезливым. Также я не знаю, что сделало меня более эмоциональной — помолвка или то, что я увидела его таким.

Он медленно глотает, и проводит ладонью по щеке.

— Больше всего на свете я хочу знать, что это по-прежнему так.

— Это так, — говорю я ему, без сомнения в голосе.

Я наклоняюсь к нему, насколько могу в узкой ванне, и протягиваю ему свои руки. Затонувший бокал совершенно забыт.

Он берет кольцо из коробки и держит его прямо перед безымянным пальцем на моей левой руке.

— Ты выйдешь за меня? Проведешь вечность со мной?

— Да, — говорю я, глотая слезы. — Еще раз. Конечно, я выйду за тебя замуж.

Как только он надевает кольцо мне на палец, я обнимаю его за шею и сжимаю руки. Адам наклоняется к краю ванны, наши губы встречаются, но это неудобно и некомфортно, поэтому я тяну его к себе.

Наконец, он в ванной со мной, полностью одетый, и мы в таком положении, что я сижу у него на коленях. Я оседлала его в нашей узкой ванне, а пузырьки и вода разбрызгиваются по бокам, когда наши руки свирепо двигаются, исследуя друг друга. Мои руки снимают его рубашку, он отрывается от меня лишь на мгновение.