Она наклоняется вперед и кладет руку мне на колено.

— Если ты не чувствуешь себя комфортно с ним, тогда самое важное — заботиться о себе, пока вы не будете готовы. Ты пережила свою собственную травму, и тебе все еще необходимо лечение. Может, ты где-нибудь остановишься, пока не почувствуешь, что тебе лучше быть с Адамом?

Я пожимаю плечами. Не знаю, согласятся ли родители, что бы я пожила у них.

— Я подумаю об этом.

***

Не уверена, как это случилось, но я подъезжаю к дому родителей. Я ездила по Денверу в течение нескольких часов после того, как покинула терапию. Я была не готова идти домой, не желала выплескивать все на Келси, или работать в кофейне.

Итак, вот я, мои руки сжались вокруг руля на изогнутой подъездной дорожке дома, в котором я выросла. Перед собой вижу незнакомый внедорожник Acura, и остаюсь в машине, кто знает, как долго, не зная, стоит ли пойти и вмешаться в компанию родителей.

Возможно, доктор Джеймисон права. Адаму и мне просто нужно некоторое пространство. Может это будет хорошо для меня, пока я не смогу вспомнить, какой он на самом деле человек, когда не сердит, потому что я только и делаю сейчас, что расстраиваю его, и это заставляет испытывать меня дискомфорт в собственном доме.

Поэтому в доме моих родителей я буду чувствовать себя более комфорто.

Я фыркаю, чувствуя, что это нелепо. Я меняю одну тюрьму на другую. Но это к лучшему, я напоминаю себе, и выдыхаю. Я просто выхожу из своего маленького седана BMW, когда открывается входная дверь моих родителей. У меня отвисает челюсть, когда я смотрю поверх моей машины.

Моя сестра, Энн, смотрит на меня с широко раскрытыми глазами и с ребенком, подпрыгивающим на ее бедре. Моя племянница Тилли, с которой мне еще предстоит встретиться.

Я прислоняюсь к двери моей машины, не решаясь закрыть ее. Может мне стоит просто уйти. Я не могу поверить, что моя сестра и семья находятся в городе, а мои родители даже не потрудились пригласить меня к ним.

Я с отвращением качаю головой. Ну и семейка у меня.

— Я не знала, что ты приедешь, — говорит Энн, когда подходит к моей машине.

Ее взгляд возвращается к входной двери, а затем обратно ко мне. Тилли выглядит восхитительно. У нее есть малейший намек на светлые волосы моей сестры и огромные ярко-голубые глаза. Она воркует и пузыри выходят с ее ротика, а затем она визжит, поднимая ручки вверх.

— Мама и папа знают, что ты приедешь?

Я протягиваю руку и держу пухленькую ручку Тилли, все еще не веря, что никто не потрудился сообщить мне, что моя семья приезжает. Мои глаза горят от невыплаканных слез, но я не позволю им упасть.

— Нет. Я не знала, что ты в городе.

Сестра хмурится.

— Мама сказала, что ты не отвечаешь на ее звонки.

Она, должно быть, издевается.

— Мама никогда не звонила мне.

Я не могу оторвать глаз от своей племянницы. Ей, по крайней мере, четыре месяца, и я никогда ее не видела. Недолго думая, я протягиваю руку и останавливаюсь прямо перед тем, как возьму ее из рук сестры без разрешения. Я смотрю на Энн.

— Могу я?

— Конечно, — она передает мне Тилли и улыбается. — Я вышла за сумкой для подгузников.

— О, — я кривлю лицо, и моя сестра смеется.

— Не беспокойся об этом. Я не буду просить тебя поменять ей подгузник.

Я неловко держу свою племянницу, все еще не в силах понять, почему я отрезана от своей семьи. Почему мама ненавидит меня так сильно и почему Энн всегда могла угодить ей. Я следую за ней в дом, но когда мы поднимаемся по ступеням, она поворачивается ко мне. — Ты в порядке?

— Я не знаю, — честно отвечаю я. — Некоторые воспоминания возвращаются, но есть куча дыр.

— Мне жаль, что я не навещала тебя.

Она выглядит так, будто действительно это имеет в виду. Я не знаю, почему ей это было нужно. Она на пять лет старше меня, и мы никогда не были более чем двумя похожими девочками, которые разделяют дом вместе.

— Не беспокойся.

Я вхожу за ней через дверь дома, где, кажется, что время остановилось, как только мы ступаем на кухню. Муж Энн, Роджер, держит их сына, Купера. Мои мама и папа поворачиваются ко мне, и лицо моей мамы мгновенно бледнеет. Она выглядит смущенной, что ее просто поймали во лжи. Меня это выводит из себя, и я крепче держу Тилли.

— Так приятно быть приглашенной на семейный ужин.

Мама приходит в себя, и ее маска безразличия и превосходства возвращается на круги своя в считанные секунды.

— Я не думала, что ты придешь.

— Но вы — моя семья.

Она улыбается, но на ее отлично накрашенном лице это выглядит несуразно.

— Ты выбрала новую семью. По-видимому, они могут дать тебе то, чего я никогда не могла, — мама машет рукой в воздухе, как будто я должна быть впечатлена мраморными полами, мебелью, которая такая дорогая, что страшно сидеть на ней, и картинами, которые так прекрасны, но к ним нельзя прикасаться, если только вы не хотите их повредить.

— Кэрол, — упрекает мой отец.

Я поднимаю руку и протягиваю Тилли Энн.

— Все нормально.

Никто из нас не двигается. Как будто никто не уверен, что делать с гадким утенком, который явился без приглашения. Наверное, это я. Незваный гость в своем доме. Куда теперь, мне идти?

Я чувствую, как Энн берет меня за руку и поворачиваюсь к ней лицом. Она передала Тилли отцу, и он обеспокоенно смотрит на меня, но недостаточно, чтобы за меня постоять.

— Давай поговорим на улице.

Я следую за своей сестрой, потому что знаю, что пребывание внутри вызовет еще больше споров.

Я сижу рядом с ней на вершине наших цементных ступеней и обнимаю руками колени. Пока мы не вышли на улицу, я даже не осознавала, что вся трясусь. Все мое тело гудит от адреналина.

— Я приходила увидеть тебя, — говорит она, когда я смотрю на фонтан посреди нашего поворота вокруг подъездной дорожки. О, Боже, мой дом такой вычурный. — Когда ты была в больнице.

— Почему до этого ты сказала, что не приходила?

Она хмурится и смотрит в сторону наших прекрасно ухоженных газонов. На самом деле, у нас еще есть кусты, похожие на животных.

— Я не знаю. Потому что ты не проснулась, — Энн пожимает плечами. — Потому что не знала, захочешь ли ты меня там видеть.

— Ты моя сестра.

Глухая тишина заполняет небольшое пространство между нами. Я даже не знаю, что ей сказать. Как наша семья стала такой испорченой?

— Ты всегда была сильной, ты же знаешь.

— Что? — спрашиваю я, смущенная внезапным изменением темы.

Она слегка улыбается.

— Не веди себя так, будто не знаешь, о чем я говорю. Еще будучи ребенком, ты боролась против того, чего от тебя ждут мама и папа, — сестра смеется, но это звучит печально. — Я всегда восхищалась этим в тебе. Твоя способность не волноваться о том, что все подумают.

Слова Адама из нашей поездки в университетский городок проплывают у меня в голове. Она всегда будет разочарована тобой.

— А ты? — спрашиваю я.

Она издаёт дрожащий вздох.

— Мне нравится моя жизнь. И всегда нравилась. Я действительно люблю Роджера, и у меня есть двое замечательных детей.

— Но?

— Но иногда мне жаль, что я не прочертила небольшую линию; не пожила для себя, прежде чем следовала по выстроенному плану.

— А я прочертила эту линию?

Энн фыркает.

— Пожалуйста, Эми. Ты перепрыгнула через забор. Мама просто не знает, как справиться с тобой.

— Вот почему она меня ненавидит?

— Она тебя не ненавидит. Она просто плохо ладит с людьми, которые сильнее ее.

Я позволяю этим словам просочиться в мои кости. Они согревают меня изнутри. Это возможно первый реальный разговор, который я когда-либо был у меня с сестрой. И, похоже, она действительно заботится обо мне.

— Адам пугает меня, — говорю я ей после очередной паузы молчания.

Она подталкивает мое плечо со счастливой улыбкой.

— Он бывает немного груб.

— Но? — спрашиваю я снова.

Сестра качает головой.

— Я бы все отдала, чтобы Роджер смотрел на меня так, как я видела, Адам смотрит на тебя.