— Однажды он пришел домой и обвинил ее в том, что потерял работу. Они сильно поругались, после чего он сбросил ее с лестницы, — слезы бесстыдно текут по его лицу, и прежде чем я успеваю сообразить, мои ноги уже в движении.

Я сажусь рядом с ним и кладу свою руку на его. Он печально улыбается, глядя на нее, и поднимает взгляд.

— Она мгновенно умерла, сломав шею. Его посадили в тюрьму, а меня забрали родители матери.

Я слегка сжимаю его руку, пытаясь проявить хоть чуточку поддержки. Будь это кто-либо другой, я бы уже обвилась вокруг него, но сейчас я не могу.

Адам смотрит мне прямо в глаза, пытаясь прочесть мои мысли.

— Я не такой, как мой отец, Эми. У меня вспыльчивый характер, и я могу злиться и даже бросать вещи, но я никогда не делал тебе больно и никогда не сделаю.

Я опускаю глаза на наши руки, потому что не могу вынести напряженности в его глазах. Я успокаиваюсь, наверное.

Каким-то образом, даже когда я напугана, его прикосновения успокаивают меня. И все же он прав — я не доверяю ему. Не полностью.

Не понимаю, как такое может происходить одновременно.

Я моргаю, пока глаза наливаются слезами смятения.

Адам выглядит настороженным, подозрительным и напуганным. Он позволяет мне увидеть себя насквозь, за что я ему благодарна. Это самый честный и открытый момент из тех, что были между нами и не закончились руганью. Я воспринимаю это как победу.

Я киваю со слабым намеком на улыбку на лице.

— Хорошо.

Морщинка появляется между его глазами.

— Хорошо?

— Да, — я медленно выдыхаю. — Ты рассказывал мне это раньше?

Его глаза бегают по комнате.

Теперь я точно знаю, что он что-то скрывает от меня, что-то не рассказывает, но сегодня я не возражаю против этого. По его мучительному взгляду я понимаю, как трудно ему было рассказать мне эту маленькую часть.

— Рассказывал. Потом узнали твои родители и захотели, чтобы ты бросила меня. Они сказали, что я недостаточно хорош для тебя, — он грустно улыбается. — Не могу сказать, что виню их в этом. Не совсем. Но я достаточно умен, чтобы не отпустить тебя.

— Поэтому ты им так не нравишься?

— Наверное. Я никогда не придавал значения их мнению, до тех пор, пока оно не начинало влиять на твое.

— Оно повлияло? Ведь я здесь, а они не очень хотят со мной разговаривать.

Адам сжимает мою руку, и я поворачиваюсь к нему. Он гладит своим пальцем сгибы на моей кисти, согревая ее и посылая разные будоражащие мысли сигналы.

— Я думаю, — начинает он, проводя другой рукой по своим волосам. — Я думаю, они просто смирились. Скорее всего, они поняли, что я никуда не денусь и устали ругаться с тобой на эту тему.

Обдумав это, мне не потребовалось и секунды, чтобы понять, что он, вероятно, говорит правду.

Хотя часть про их отступление звучит не очень правдоподобно, но, возможно, мои звонки, на которые я не получаю ответа, и молчание во время ужина являются маминым способом меня наказать. Как например тогда, когда она не разговаривала со мной, потому что я бросила танцы.

— Давай, — говорит Адам, поднимая меня на ноги, прежде чем я упала бы без сил. — Уже поздно и я не хотел обрушивать на тебя все разом.

Я иду за ним по коридору, остановившись у дверей моей спальни и глядя на его комнату, нашу старую спальню.

— Зачем тогда обрушил?

— Ты заслуживаешь знать правду. И я не хочу потерять тебя о лишь потому, что боялся, что правда затянет процесс твоего восстановления.

Я покорно улыбаюсь.

— Спасибо.

Затем я делаю то, о чем мне не надо думать. Я делаю шаг вперед и слегка прижимаю мои губы к его. Поцелуй очень быстрый, так что я едва успеваю почувствовать его мягкую кожу перед тем, как отступаю назад.

— Ммм... — говорю я и начинаю нервно теребить нижний край моего топа. — Да. Спокойной ночи.

Адам прикусывает нижнюю губу и улыбается. Страсть и игривость в его глазах дают мне понять, что он немного наслаждается своей маленькой победой этим вечером.

Я быстро ныряю к себе в комнату, перед тем, как успею сделать что-то глупое, например, накинуться на него с объятиями, чтобы снова почувствовать его крепкие мышцы на своем теле.

К сожалению, я слишком встревожена, чтобы уснуть. Я лежу в кровати часами, ворочаясь и крутясь. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я сразу думаю о том, что Адам рассказал мне о своих родителях, и о том, как он рос. Каким-то образом я начинаю понимать некоторые вещи, которые знаю о нем. Возможно, теперь я понимаю, почему он искал любви и внимания у женщин и не заботился о том, как с ними обращается. Я понимаю, откуда взялся его гнев и проблемы с алкоголем.

Адам не знал ничего другого. Я вижу проблески мужчины, который находится в беде. И, тем не менее, я его больше не боюсь.

Во всяком случае, не боюсь за свою сохранность.

Просто я не доверяю ему. Головой, может, и да, но сердце не обманешь.

Но впервые я по-настоящему хочу верить.

Я знаю, как тяжело ему было открыться мне. Я вижу это по его напряженным плечам и губам, когда он думает о своем отце или переживает те моменты, что я помню. Он не выносит мысли, что я видела его таким, а я не могу вынести того, что после ночи откровений, которая далась ему крайне нелегко, я оставила его одного.

Я не хочу, чтобы он сегодня оставался один точно так же, как устала чувствовать себя одинокой.

Прежде чем я успеваю себя переубедить, я уже направляюсь по коридору в комнату, которую мы с ним раньше делили.

Лишь небольшой луч света проглядывает сквозь дешевые пластиковые вертикальные жалюзи на окне. Моя нога ни разу не переступала порог этой комнаты с тех пор, как Адам привез меня из больницы, и я категорически заявила, что не буду спать здесь. Не в этой комнате с незнакомцем.

Я делаю еще один шаг по комнате, и под моими ногами скрипит пол, отчего Адам поворачивается в кровати и смотрит на дверь.

Он слегка приподнимается, облокачиваясь на локоть, и затем спрыгивает с кровати.

— Эймс? Что такое?

Я переношу вес тела на другую ногу, внезапно стыдясь того, что я тут нахожусь.

— Тебе приснился сон? — спрашивает он и протягивает ко мне руку.

Я напрягаюсь от его прикосновения.

— Нет, — говорю я, мое горло и рот пересохли. Я пытаюсь всмотреться в его глаза, но все, что вижу — его темную тень в комнате. Не могу понять, о чем он думает. — Я хотела узнать, могу ли я остаться здесь?

Его руки крепко сжимают мои, затем расслабляются.

— Зачем? Ты уверена, что все в порядке?

Нет. Не совсем. Я не знаю, что тут делаю. Почему у меня вдруг появилось жгучее желание прижаться к нему и просто быть с ним рядом.

— Я не хочу быть одна.

Он громко выдыхает, и я вижу, как его плечи расслабляются. Адам прислоняется своим лбом к моему и окутывает меня объятьем.

— Конечно, ты можешь остаться со мной.

Мои глаза закрыты, и я позволяю его глубокому и заспанному голосу заворожить меня, пока по телу разносится тепло. Я киваю, все еще прислонившись к нему, и сжимаю его руки.

Он провожает меня к пустой половине кровати, отодвинув одеяло. Затем, обойдя ее, он ложится рядом со мной.

— Могу я обнять тебя? — спрашивает Адам, с такой неуверенностью в голосе, которую я легко могу почувствовать.

Я отворачиваюсь на свою сторону, позволяя Адаму устроиться рядом, обхватить меня руками и притянуть к себе.

— Спасибо, — мямлит он, уткнувшись в мои волосы и крепко сжимая меня, пока я, наконец, засыпаю.

***

— Какого черта ты с ним сделала?

Я подпрыгиваю от злобы в голосе Зандера. Его ярость изливается, раздаваясь на все пространство вокруг нас и заполняя большой коридор на входе в дом братства. Я еще никогда не видела, чтобы его злость была направлена на меня. Черт возьми, я такой злости не видела ни от кого. Никогда.

Его пирсинги и татуированные руки, скрещенные на руках, пугают меня до смерти.

— Я... я не знаю, о чем ты.

Я дергаюсь от громкого грохота этажом выше, после чего Зандер свирепо смотрит на меня.