По сути своей апостольство и есть жизнь внутреннего мира: того, кто проповедует, и к кому обращена проповедь.

Но для того, чтобы выход «за пределы себя» найти, обосновать и познать, надо сначала открыть в себе себя глубинного, свои внутренние структуры, по-своему сложные.

«В каждом из нас живет два человека. Один – тот, которым я являюсь, а другой – тот, каким я должен быть. Это чрезвычайно глубокий закон человеческой личности и ее внутреннего мира. И это не иллюзия, а отражение реальности […]. Второй закон этического свойства. Я не смогу определить, не смогу при всей пытливости сказать, какой я есть, если не дам себе в этом отчета, не посмотрю на себя в свете того, каким я должен быть. Свои поступки я должен измерять мерой этического идеала. Между этими двумя людьми (скорее, двумя образами человека) существует постоянное напряжение. Это как бы два полюса: положительный и отрицательный. И это напряжение между ними – самое сильное движение человеческой личности. Положительный полюс – мой идеал, минус – тот человек, каким я являюсь. Стало быть, мне необходимо постоянно тянуться к своему идеалу»¹³.

Подобное понимание «внутреннего человека» учит объективной самооценке, критическому взаимодействию с самим собой, а через это – и с другими мирами: внешним, то есть с той жизнью, с которой связаны достижения цивилизации, технического прогресса, материального благополучия (так называемая «горизонтальная линия развития»), и миром Небесным – трансцендентным, сверхъестественным («вертикальная линия развития»).

Почти одновременно с новым открытием Бога в мировоззрении Войтылы произошел еще один «переворот», но теперь – под воздействием знакомства с метафизикой в начале учебы в подпольной духовной семинарии (и одновременно на богословском факультете Ягеллонского университета), куда он поступил в 1942 г.

«Я начал изучать учебник [по метафизике] и вдруг почувствовал невероятное сопротивление. Мое гуманитарное, философско-литературное мышление было совершенно не подготовлено к восприятию этого текста: всех тех доказательств и формулировок, из которых состоял от начала и до конца этот учебник по метафизике (схоластической!). Я принужден был продираться сквозь гущу фраз, рассуждений, концепций, очень долго я не в состоянии был определить области, к которой прикоснулся. Через два месяца я решился на экзамен, который сдал. После экзамена я признался профессору, что для меня важнее полученной оценки было новое понимание мира, которое я извлек из этой самостоятельной борьбы с учебником по метафизике. Да, это было именно так. Я не преувеличу, если признаюсь, что мир, которым я до этого жил интуитивно, а также и эмоционально, с того момента во мне перевернулся и определился на основе понятий самых глубинных, но вместе с тем и самых простых»¹⁴.

В определенной степени оба этих факта – сверхъестественная действительность и схоластическая метафизика – явились поворотным пунктом, давшим мощный импульс к научному и всестороннему изучению человека. Так постепенно в жизни Войтылы стало складываться представление о единой системе бытия человека, той системе, которая в отдельных своих частях и по отдельным вопросам изучалась на протяжении всей истории человечества, и изучалась по разным руслам. Не только в работах, но и в проповедях К. Войтылы обозначилась необходимость общего подхода, подразумевающего соединение философии и богословия, культуры и истории в одно аксиологическое целое, куда в трудах Папы Римского органично включается этика и антропология – области, заявившие о своем истинном охвате (в границах современной культурологии). Их последующему разграничению, а скорее – своеобразному выделению этики как «практической науки о действиях человека, о его поведении» подчинен метод «вынесения за скобки», который использует К. Войтыла в «Личности и поступке». Подобное представление невозможно было бы без учения о «внутреннем человеке».

Национальная молитвенно-созерцательная традиция в трудах и выступлениях Иоанна Павла II органично переосмысливается на основе общехристианских и общегуманитарных идей, начиная с наследия Отцов Церкви и таких ее Учителей, как св. Августин и св. Фома Аквинский, сказавший когда-то о созерцательной истине, что это истина Божия. По собственному признанию Папы, он, изучая созерцательную молитву, пусть и не испытал призвания к созерцательному образу жизни, тем не менее считает, что созерцательная молитва имела для него основополагающее значение: и в ту пору, когда он был простым сельским священником, и когда был профессором Краковского и Люблинского университетов, и в бытность свою епископом, а потом и архиепископом Кракова.

Один из учившихся вместе с Войтылой студентов-семинаристов вспоминает: «Он мог долгими часами коленопреклоненно молиться. Он умел для молитвы выключаться из занятий. Но даже и то, что он делал, стоя на коленях, было одновременно молитвой и занятием. Вхожу я как-то в храм Св. Иосифа на Посельской улице и вижу там молящегося на коленях семинариста Войтылу. Голова упирается в решетку. Перед собой он держит в руках книжку. Что это за книга? Наверное, какой-нибудь учебник по аскетике? Ничего подобного. Это был учебник по истории Церкви. Даже историю Церкви он изучал, стоя на коленях coram Sanctissimo[3]. Так можно ли удивляться тому, что сегодня он – творец этой истории?»¹⁵

Святой Отец очень ценит молитву, особо им выделяется молитва безмолвная¹⁶, но не меньшее значение он придает молитве совместной. Во время встречи с православными священниками в Стамбуле (историческом Константинополе) он произнес: «Призываю вас к горячей молитве за подлинное содружество наших Церквей. Движение по пути объединения будет зависеть от наших стараний, от наших богословских поисков, от наших возобновляемых инициатив и, особенно, от нашей любви, но одновременно оно будет благодатью Бога. Будем молить Его, чтобы Он ниспослал всем, участвующим в деле сближения, Духа Святого, который озарит их истинной правдой, сделает любовь всеобъемлющей…»¹⁷.

Молитва для Иоанна Павла II – это и путь, и в то же время путеводитель в сверхъестественное бытие. «Мы всегда начинаем молитву, думая, что она идет от нас, между тем как она всегда идет от Бога […]. Полноты молитвы человек достигает не тогда, когда в наибольшей степени выражает себя, а тогда, когда в ней наиболее полным становится присутствие Самого Бога»¹⁸. Так, замечает он, молились и на Востоке, и на Западе, так молились св. Серафим Саровский, св. Франциск, св. Тереза Авильская, св. Иоанн Креста.

Этим отчасти было, наверное, продиктовано обращение Кароля Войтылы к наследию св. Иоанна Креста как Учителя созерцательной молитвы, мистическое учение которого открыло человеку истинную правду и о человеке, и о Боге, и о путях восхождения к подлинным высотам.

Фактически с 1942 г., когда Европа отмечала 400-летие со дня рождения великого испанского мистика, Кароль Войтыла начал систематическое изучение его творчества (для этого он специально освоил испанский язык), и вскоре оно стало темой его научных трудов.

Идеи и образы великого испанского богослова и поэта пронизывают всё созданное Папой ранее: это и образ Бога Сокрытого, и символика (но без взаимоисключений и противопоставлений!) света и «темной ночи», подразумевающая как ясность, прозрачность, сияние, блеск, свечение, так и темноту, черноту, бездну, а этот ряд выстраивает еще один: зрение, видение, слепота, и одно неотрывно от другого, ибо темнота, чернота, слепота связаны со страданием человека, а в нем всегда присутствует Божественное сострадание: Войтыла почти буквально показывает в пьесе «Брат нашего Бога», как душа блуждает в потемках.

Для Кароля Войтылы встреча со св. Иоанном Креста не могла не стать промыслительной. Она пробудила в нем интерес к научному обоснованию мистического опыта, а этот интерес в свою очередь способствовал расширению «поля» опыта, что в итоге привело к слиянию философии, мистики и поэзии в некое мировоззренческое целое: философию духовной образности.