Услышав во дворе голоса, из гинекея[44] вышла жена Фокрита – хрупкая миловидная женщина с простенькой и в то же время изящной причёской на голове, одетая в длинный, чуть ли не до пят, белый полотняный хитон.

– А я-то думаю, кто к нам пожаловал? – приветливо улыбнулась она. – Хейре, Софон! Какими ветрами?

– Хейре, Мелисса! Всех тебе благ! А ветрами?.. Да всё теми же, нашими, степными.

– А это что за парнишка с тобой? Уж не сын ли? – поинтересовалась Мелисса, хотя и так уже догадалась об этом. Спросила единственно для того, чтобы доставить приятное гостю.

– А то кто же? – в голосе Софона послышалась плохо скрытая гордость. – Плавтом зовут.

– Будь счастлив, Плавт! – хозяйка одарила мальчишку доброжелательной улыбкой и не без доли зависти заметила: – Тебе есть чем гордиться, Софон.

– Мелисса! – взял жену за руку Фокрит. – Люди с дороги. Организуй чего-нибудь поесть. Да и нам уже пора бы подкрепиться. Вот и позавтракаем вместе.

– Где будете завтракать? В столовой?

– В столовой? Нет, пожалуй, будет лучше здесь, во дворе. На улице уже достаточно тепло. Ты тоже к нам присоединяйся. И Тимона позови. Он сам при чужих людях не осмелится сесть за стол.

Мелисса возвратилась в дом, и вскоре оттуда вышли две рабыни – молоденькая и постарше. Они поставили на стол низкую плетёную корзину с продолговатыми ячменными лепёшками, корзинку поменьше с хорошо сохранившимися за зиму головками чеснока и лука, большую тарелку с зажаренными голубями под чесночным соусом, запах которого тотчас распространился по всему двору, и расписанный белым по чёрному кратер с вином. Затем на столе появились кувшин с чистой водой и несколько чаш. Прежде чем сесть за стол, Фокрит, Мелисса, Софон, Плавт и Тимон, как надлежит, совершили омовение, говоря проще, помыли руки и вознесли молитву покровителю Ольвии Аполлону. Тимона хозяин усадил между собой и Плавтом.

Фокрит и Софон – давние приятели, а поскольку виделись они редко, то поговорить у них всегда было о чём.

– Такое впечатление, что Ольвия хорошеет не по годам, а по дням, – заметил между прочим Софон, макая в разбавленное водой вино кусок лепёшки. – Я перестаю узнавать этот город. Хотя и бываю здесь не так уж редко. В чём дело?

– Ты не всё ещё видел. И то ли вскоре увидишь! – в голосе Фокрита слышалась неподдельная гордость за свой город. – Всё дело в том, что мы наконец избрали толковых архонтов. Особенно повезло нам с архонтом-басилевсом[45], который думает не о том, какую бы выгоду иметь от этой должности, а постоянно заботится о городе. Я говорю о Гиппархе, сыне Филотидоса. Представь себе: он начал обустраивать в городе канализацию! Ты, конечно, не знаешь, что это за штука такая. Попробую объяснить. Теперь вся вода со всех дворов и улиц, а с нею, конечно, и всякие нечистоты, будет стекать в специальные колодцы, а оттуда – по керамическим трубам – прямиком в Гипанис. Представляешь? И эти трубы будут проложены под тротуарами и под дорогами. То есть они не будут никому мешать, их даже видно не будет. Каково? Ольвия становится совсем другим городом, не то что раньше была. Скоро на улицах у нас не будет ни помоек, ни луж, ни грязи, ни вони. Представляешь, насколько приятнее и удобнее будет жить в таком городе! Но и это не всё. Ещё Гиппарх собирается построить в городе водопровод и подвести воду едва ли не к каждому дому. И непременно – в каждое общественное здание. Вот так!

– Это действительно здорово! Могу только позавидовать вам, – порадовался с Фокритом Софон. – Хоть бери да перебирайся к вам в город. Хотя нет! Я ни за что не поменял бы свой хутор на все ваши городские блага. У нас простор, воля, а у вас, куда ни ткнись, стены да стены. И народу уйма, всюду толчея. Нет! Это не для меня. Если бы не эти разбойники-скифы, которые, случается, озорничают у нас, можно было бы считать, что я живу где-то в Элизии[46]. Видели бы вы, как чудесно у нас весной, когда вокруг сады зацветают! Красота неописуемая! А летом, когда поля с созревшей пшеницей кажутся залитыми золотом!.. Нет! Вам, городским жителям, этого не понять…

– Это почему же? – вступилась за горожан Мелисса. – Я, например, с удовольствием жила бы в деревне. Там, как мне кажется, всё проще, понятнее, меньше условностей и всяческих там запретов.

– Кстати! О пшенице! – вспомнив о главной причине своего путешествия в Ольвию, резко поменял тему разговора Софон. – Я ведь к тебе, Фокрит, приехал об этой самой пшенице потолковать. Ты мне скажи вот что: что слышно из Эллады[47] насчёт закупок у нас в этом году зерна? Слухи какие-нибудь доходят? И что ты лично посоветуешь? Меня интересует, чего больше сеять: пшеницы или ячменя? И сколько.

Фокрит, не задумываясь, уверенно ответил:

– Сей пшеницу! И побольше! В Элладе уже началась навигация, и три дня тому назад к нам пришёл первый торговый корабль. Из Афин[48]. Привезли хорошие вести. Для нас хорошие, имеется в виду. Оказывается, у них там, у афинян, что-то не заладилась торговля зерном с Египтом, и теперь Афины рассчитывают только на Ольвию и Пантикапей[49]. Даже грамматидий[50] насчёт этого мне прислал мой афинский клиент. Ячмень также будут закупать. Но меньше. Пшеницу – всю, какая будет. Афиняне – народ изнеженный, им подавай только пшеничный хлеб! Сей, Софон, побольше. Можешь рассчитывать на пять тысяч медимнов[51]. А то и на больше. Да и мне медимнов сто понадобится, на муку и крупу. Словом, забираю всё, что вырастишь. До последнего хеника[52]! И соседям передай, пусть побольше сеют.

– Пять тысячи медимнов! Ого-о! – сделал большие глаза гость. – Я, пожалуй, столько и не засею…

– Постарайся, заработаешь прилично. Заготавливай также мёд, воск, шкуры какие там есть. Афиняне всё заберут, город богатый.

– Ну, что ж… – поднялся из-за стола Софон. – Спасибо за угощение, за хорошую новость и совет. Ещё день-два, и буду приступать к севу.

– Посидел бы ещё, – попробовала задержать гостя Мелисса. – Куда торопишься?

– Рад бы, дорогая Мелисса, посидеть, да надо ещё по лавкам пройтись, купить кое-что хочу. А ещё я Ольвию обещал Плавту показать. Он ведь только из-за этого и ехал сюда.

Пошептавшись о чём-то с Плавтом, Тимон тронул хозяина за руку.

– Дядюшка Фокрит, можно я покажу Плавту город? А?

– Отчего же нельзя? – пожал плечами Фокрит. – Конечно, можно. Тем более что город ты знаешь лучше, чем отец Плавта. Валяйте вдвоём! Это вы хорошо придумали: и вам обоим будет интереснее, и у отца останется больше времени на поиск своих покупок. Не так ли, Софон?

– Именно так! Я даже рад, что так обернулось. Вдвоём им действительно будет интереснее. – Порывшись в полотняном кошеле, который свисал у него с плеча под хламидой, Софон достал несколько халков[53] и протянул их Тимону. – Купите там себе чего-нибудь сладкого.

Чтобы не отставать от гостя, Фокрит зашёл в дом и тоже вынес мальчишкам несколько монеток.

– Только, ребята, не очень увлекайтесь, – предупредил их Софон. – Не забывай, Плавт, что сразу после полудня мы должны отправиться домой.

Выйдя со двора и миновав небольшой проулок, мальчишки оказались на большой, шириной больше двадцати пахюсов[54], улице. Проезжая её часть была вымощена щебнем вперемежку с битой керамикой и черепицей, а пешеходные дорожки – плоским булыжником.

– Это у нас Главная улица, она тянется через весь город с севера на юг, – объяснил Тимон. – Так что ты хотел бы увидеть?