— Гостей, говорю, ты не очень любишь. В последнее время особенно.

— В последнее время — это когда тебя встретил, и нафиг мне все остальные не нужны стали?

Василий полыхнул жаром так, что я, не глядя, почувствовал.

— Нет. Но мне эта версия ужасно льстит.

— Опять врешь, — ласково ткнул пальцем в его непробиваемый бок я. — Я в тебя, наверное, с первого взгляда влюбился. А ты? Долго ты мне сопротивлялся?

— Леша, давай лучше к тебе вернемся, — нервно поиграл пальцами загипсованной руки Василий. — Вдруг ты все-таки что-нибудь вспомнишь?

— Нет, — ответил я после недолгого ковыряния в себе.

— Что «нет»?

— Не хочу вспоминать.

Дико, конечно, но знать о своем прошлом мне резко расхотелось. Может, потому что я был не готов к этому морально? Ногу где-то потерял, в жопу мира зачем-то переехал и друзей обкуренных завел. Дурак дураком!

— Не смешно! Ты что, ребенок, что ли? — заворчал Василий. — Жить-то дальше как думаешь?

Я стер хмурую складку с его лба пальцами и поцеловал в губы.

— Счастливым. У меня есть деньги, дом и ты. Так ведь? Больше ничего и не надо.

— Тебе «ничего больше не надо»? У тебя в заднице не шило, а пропеллер! Недаром тебя при слове «деревня» перекосило. Не твоего масштаба поселение. Москва, Нью-Йорк, Рио де Жанейро — другое дело.

— Откуда ты знаешь, что я в этих городах был? Рассказывал? Может, врал, чтобы на тебя впечатление произвести?

— Ты не рассказывал, но стены в доме фотками твоими на фоне главных достопримечательностей всего мира увешаны. Есть на что посмотреть.

— А ты на что больше смотрел: на меня или на достопримечательности?

Василий полыхнул ушами и обнял меня так, что возле левой ключицы хрустнуло. Я рассмеялся.

— Можешь не отвечать, все и так понятно.

— Да ну тебя, — проворчал он.

Посопел носом, а потом прихватил меня рукой за шею, под затылок, и маньячно исцеловал левую половину лица, заканчивая долгим поцелуем в губы. Отстранился. Чмокнул в нос.

— Давно хотел это сделать.

— Что тебя останавливало?

— Ты.

— Правда?

— Да.

— А почему я тебя останавливал?

— Потому что ты дурак.

— Не очень лестное определение.

— Зато верное. Временами.

 — За это твое милостивое «временами» разрешаю целовать меня когда, куда и как угодно, — рассмеялся я.

Он вздрогнул, взлохматил солнечные вихры на голове и посмотрел на меня серьезнее некуда:

— Поклянись, что не передумаешь.

— Клянусь, — улыбнулся его воинственному виду я. — Расслабься. Я слов на ветер не бросаю.

— Что есть, то есть, — нехотя согласился Василий, встал с кровати и отошел к окну.

Я картинку заценил и неожиданно понял, что меня, ни черта не помнящего, но ляпнувшего про «любимого» первым делом, в нем зацепило: не чумовая фигура, не солнечные вихры и даже не конопушки, а сумасшедшая разница между телом юноши и много чего повидавшими глазами мудреца.

Сердце пропустило удар…

Я стою на крыльце, ловлю диковинные снежинки пальцами и не могу оторвать глаз от лениво ковыряющего снег на дорожке лопатой могучего деревенского парня, который то и дело бросает на меня крайне заинтересованные взгляды. Я не могу их игнорировать. Они будят во мне того, кто умер. Того, кто уже два года как даже не думает о сексе. Того, кто вспоминает о нем, когда парень, заметив мой интерес, перестает притворяться, что работает: подходит ко мне, смотрит в лицо хитрющими зелено-голубыми глазами, а потом стягивает с головы черную пидорку, являя миру золото растрепанных волос, и расправляет плечи. «Косая сажень в плечах». Теперь я знаю, что это выражение значит.

— Босс? Хотели чего?

— Тебя, — беззвучно отвечаю я, зная, что никогда не скажу этого вслух.

Я потер глаза, прогоняя воспоминания… и вину. Не я сделал Василия таким! НЕ. Я. Я люблю его и никогда не причиню вреда. Другое дело удовольствие. Я обшарил сногсшибательную фигуру у окна жадным взглядом и зажмурился, призывая воспоминания, в которых заставляю его стонать от наслаждения, но обломался. Ладно. Новые заработаю. Получше прежних! Я открыл глаза, поднялся на ноги и решительно протопал к не в меру задумчивому парню, через пару шагов забывая о протезе напрочь. Приложился к его широкой спине лбом, обнял.

— Идем домой, нечего нам здесь делать.

— Леша, давай я сначала с врачами поговорю. Зачем гонки с препятствиями на ровном месте устраивать? У тебя сотрясение мозга и порез, который даже зашивать не стали.

— Поэтому голова в бинтах?

— Да. Замотали скорее для устрашения, чем по надобности. А у меня всего лишь трещина в лучевой кости.

— Тогда что ты в больнице забыл?

— Тебя. Ты как вчера вечером сознание потерял, так в себя и не пришел. Я не мог оставить тебя одного.

— Да ты ж моя лапа, — умилился я, развернул Василия к себе лицом и снова поцеловал в губы, спеша набрать новые и крайне позитивные воспоминания.

— Выпишут чин по чину, и пойдем. Лады?

— Лады. Но у тебя на все про все — полчаса. Я как раз на горшок схожу и умоюсь. Вернусь — чтоб с вещами на пороге стоял. Угу?

— Угу, — кивнул он, прихватил с тумбочки телефон и ринулся из палаты, сломя голову, забыв даже натянуть штаны.

Я не спеша оделся, откопав одежду в шкафу возле двери, прогулялся в туалет, возмутился отсутствию зеркала, выдернутого с мясом, судя по всему, совсем недавно, умылся, чертыхаясь от неприятно коловшейся щетины на морде, а когда вернулся, Василий ждал меня возле дверей во всеоружии: линялые джинсы, небольшой рюкзачок на плече и куча бумажек в здоровой руке.

— Идем?

— Идем, — согласился я и бодрым шагом потопал по гулкому больничному коридору в новую жизнь.

…

— У меня что, мания величия? — растерянно спросил я, выходя из старенького, но вполне себе бодрого и ухоженного Крузака, в котором Василий привез меня в замок, именуемый моим домом.

На фоне древних развалюх, простецких дачных коттеджей и прочей мелочевки он выглядел… по-идиотски. Буква П с тремя готическими башнями и фонтаном в центре ансамбля — слон в посудной лавке старьевщика.

— Есть немного, — хмыкнул Василий, обшаривая глазами окрестности в некотором беспокойстве.

Подъездную аллею. Спуск в подземный гараж. Окна на всех трех этажах. Деревья, кусты и статуи парка вокруг дома.

— Что случилось? — коснулся его плеча рукой я.

— Ничего, — вздрогнул он и отвел глаза.

— Опять врешь?

— У тебя что, детектор лжи в подкорку встроен?

— Все может быть, — улыбнулся я и потянул его в дом. — Идем, экскурсию проведешь. Имей в виду, первым делом я хочу увидеть нашу спальню. И это намек, если ты не понял.

— Понял. Но эта спальня не наша. Она твоя.

— Наша, — строго посмотрел на Василия я. — Не спорь со мной!

Он спрятал улыбку за неопределенным хмыком, открыл дверь и отступил в сторону:

— Прошу. В обморок только не падай, диктатор.

— Не дождешься, — рассмеялся я, делая шаг внутрь.

И подавился смехом, потому что внутренне убранство замка прямо-таки кричало о том, что его владелец — серийный маньяк-убийца, махровый садист, вампир и пожиратель младенцев в одном лице. Красное, темно-зеленое и черное. Ломаные линии современного интерьерного дизайна в стопроцентно классических архитектурных решениях. Картины исключительно кровавого или развратного содержания. Разрисованный в колючую проволоку и жуткие скелетообразные лица концертный рояль.

— Блять, это что за хуйня?!

— Я спросил тебя об этом теми же самыми словами, — обнял меня за плечи здоровой рукой Василий. — Ты сказал, что это плод размышлений о смысле жизни.

— Нездоровые какие-то размышления, не находишь?

— Нахожу. Но этот рояль — всего лишь цветочки. Не самые страшные, между прочим.

Я прихватил его за талию. Это помогло успокоить нервы и разбушевавшееся воображение. Если холл моего дома такой, что тогда творится в спальне?!

— Василь, я же не клинический сумасшедший?

— Вроде нет, но я не уверен.