Виктор

Мой ангел пришел ко мне тем редким в Москве вечером, когда снег за окном валил, как в сказке, большими медленными хлопьями, а я сидел в темноте на кухне, втыкая на него, на фонарь и на бутылку коньяка, которую преподнесли мне вкупе с пухленьким конвертиком благодарные благородные господа иностранцы, коим я раскопал-таки в глубинах нашего архива нужную им бумажку аж 1836 года написания. Жаль, что такие заказы редко прилетают, а то плескался бы, как лайм в текиле, и горя бы не ведал.

Он звонил в дверь так долго, что мне пришлось отрывать задницу от любимого стула и идти ему открывать. Он не позволил мне захлопнуть ее перед своим носом, ослепил белозубой улыбкой Дон Жуана и выбил из колеи первым же предложением:

— Добрый вечер. Аркаша, студент хореографического училища, гей.

— Здрасте, — не смог быстро переварить полученную информацию я. Подумал, может, ослышался. Кто ж в наше время в нашей стране вот так в лоб о своей голубизне объявляет? Переспросил, как дурак: — Гей?

— Гей, — кивнул он. — А вы?

— Виктор, архивист, — ответил я, следуя заданной им траектории автоматом. Подумал чуток и добавил, чтоб по-честному. — Алкоголик.

— Вы комнату сдаете?

— Сдаю, — кивнул я. Спохватился. У меня ж дома три года не мыто и сто лет не убрано! А он весь из себя… в белом. Сядет на стул, запачкается, а мне потом химчистку оплачивать? Нафиг такое счастье! Я лучше эти деньги пропью. — Но тебе не сдам.

— Потому что я голубой?

— Потому что я синий.

— Значит, мы с вами одной крови, — сказал он и, вежливо отодвинув меня плечом, скользнул за порог.

— Ты глухой? Я ж тебе русским языком объясняю: я алкоголик. Такому, как ты, в моем гадюшнике не место.

— Позвольте мне самому решать, где мое место.

— Дело твое, — поплелся за ним следом я. Время зря терять не хотелось, но и выкидывать парня из квартиры силой смысла не было. Сам уйдет через десять минут. — Комната большая, но дверей в ней отродясь не водилось. Десять тысяч в месяц — и она твоя. Делай, что хочешь.

— А вы часто гостей приводите? — спросил Аркаша, деловито обшаривая квартиру и суя нос во все углы без исключения.

— В смысле бухаю один или с бомжами? — уточнил я и прислонился к косяку двери в коридор плечом.

В голове приятно штормило, пол покачивался и хотелось спать. Поскорее бы этот шебутной мальчишка восвояси укатился. Я б накатил, помечтал о несбыточном — и спатеньки.

— В смысле на ночь ваши собутыльники остаются?

— Аркаша, кажется?

— Да.

— Аркаша, у тебя уши золотом завешаны? Я ж сказал: я алкоголик! А это значит что?

— Что?

— Что я пью один! И сплю один. И живу один. И вообще… один.

— Простите, я в алкоголиках не разбираюсь, — опять отодвинул меня плечом Аркаша и просочился на кухню, сунув нос в туалет и ванную по дороге.

— Оно и видно, — зашел на кухню я и плюхнулся на любимый стул. Налил рюмочку коньячку. Прихватил вилкой кусок лимончика. — Все? Осмотр закончен? Уходить будешь, дверью посильнее хлопни, чтобы замок сам закрылся.

— А можно с сегодняшнего дня комнату снять? — спросил Аркаша и сел напротив. — На год. Как минимум.

— Шутишь? — уронил лимонную дольку на блюдце я. От неожиданности рука дрогнула. Что это он такое несет?

— Ни в коем случае. Меня все устраивает.

Я обвел глазами кухню. Может, пропустил чего? Старые, местами облезлые обои. Дедовские шкафы. Уляпаные в говно плита, чайник и микроволновка. Грязный паркет, стыдливо прикрытый грязным ковром. Холодильник… местами даже белый. Засохшие цветы в горшках на подоконнике. Затуманенное трехлетним московским смрадом окно. Непонятно. Парень же… маменькин сынок! Весь с иголочки, стильный, ухоженный и в явно не бедном семействе взрощенный.

— Как тебя ЭТО может устраивать?

— Виктор, вы не понимаете, — взял в руки валявшуюся на столе чайную ложку Аркаша. Покрутил. Положил обратно. — Я гей, который ни от кого свою ориентацию не скрывает.

— Смелый парень. Я бы даже сказал борзый.

— Я обычный. Просто сил врать и притворяться не осталось. Три дня назад я признался в своей голубизне предкам, ну и…

— Выгнали? — проникся сочувствием к юному идеалисту я.

Глупый. Притворяться он устал. Какие его годы! Я вон пятнадцать лет притворяюсь — и ничего. В прямом смысле ничего: ни друзей, ни любовников, ни жизни как таковой. Тоска. Одно спасение — книги да коньяк. Коньяк. Да. Чего это я! Рюмка в руке нагрелась уже. Выдох. Хоп! И лимончик. Воот. Уже и не тоска, а так, печаль-беда-огорчение. Аркаша, глядя на это, глазом не моргнул. Впрочем, ему, наверное, не до меня, у него помимо незнакомого алкоголика проблем хватает.

— Отец дал неделю, чтобы я нашел новое место жительства, а у меня из доходов только подработка вечерняя в клубе.

— Барменом? — оживился я.

— Стриптизером, — снова взялся за ложку Аркаша. — Я ж в хореографическом учусь, двигаться умею, себя в форме держу и на лицо не урод. Плюс член у меня по размерам приличный — трусы эффектно распирает без всяких там пушапов. Женщинам больше ничего и не надо.

— А мужикам?

— Я пассив.

— Кха, кха, я как бы не об этом.

— А о чем? Я не шлюха, Виктор.

— Верю.

Я запил известие о том, что парень пассив, коньячком. По виду и не скажешь. Хотя, о чем я? По мне ведь не скажешь, что я злоебучий актив, а я такой, да. Теоретически в основном, потому что в реальности только раз рискнул здоровьем и парню вставил. Хорошо так вставил — задницу порвал и внутри что-то. Не со зла! Ни в коем случае! Просто крышу снесло напрочь. Молодой был. Любил его очень. Хотел долго. Вот и… получилось то, что получилось. Он меня после возвращения из больницы, конечно, не убил, но побил знатно. Я знал, что виноват, и не сопротивлялся. С тех пор щурюсь левым глазом, прячу шрам на подбородке бородой и никому не вставляю. Я парень понятливый, мне одного раза достаточно.

— Правда верите?

— Да. Был бы шлюхой, снял бы квартиру, чтоб было, где деньги зарабатывать.

— Логично. Я бы из стриптизеров ушел, но тогда жить не на что будет, — отложил ложку в сторону Аркаша. Снова взял. Снова отложил. — Я кроме танцев ничего делать не умею.

— Какие твои годы? Научишься.

— Я танцевать хочу научиться. Так, чтобы толпы на концертах собирать и в самых лучших шоу участвовать.

— Дерзай, — пожал плечами я и подлил коньячку в рюмочку.

Мне этого не понять. Я из тех, кого глядя в упор не замечают, а их это устраивает. Тусовки, адреналин, конфликты, фейерверки — это все не для меня. Книги, форумы музейно-исторические, архивы, дневники, музыка, кофе… коньячок, опять же. От это по мне. Беседы, опять же, неспешные. Жаль только с самим собой, но тут уж ничего не попишешь.

— Так мы договорились? — ворвался в мои мысли Аркаша.

— Да, — отобрал у него ложку я. Терпеть не могу этого вот туда-сюда. Взял — держи, не нужна — положи! Что за суета? — Но учти, я ради тебя и пальцем не пошевелю. Как в квартире было, так и останется. Хочешь — убирайся сам, ко мне с этим даже не подходи.

— Не любишь убираться?

— Ненавижу, — сказал я, и на этом наши недолгие и неожиданно (во всяком случае для меня) продуктивные переговоры закончились.

…

Мой ангел свел меня с ума за месяц. Тем, что ходил по приведенной в порядок квартире в коротких шортах, низко висящем на бедрах полотенце или в стринговых трусах. Тем, что спал голышом. Тем, что сидел по вечерам, после занятий и перед уходом на работу, со мной на кухне и слушал тот бред, что на меня накатывал после прочтения очередного архивного шедевра столетней давности. Сложно жить рядом с человеком, которого любишь и которого никогда не получишь. Вроде и счастье это великое, что рядом он — руку протяни и коснешься стильно срезанных светлых волос, сильного плеча и дымчато-серой серьги в ухе, а вроде и горе бездонное — смотреть, хотеть и молчать. Кто я для него? Хозяин старой квартиры, архивная крыса, безденежный дон, опустившийся на дно тип и пустое место. А он звезда. Всего на свете. Во всяком случае для меня.