Он отличался от своих братьев, как небо и земля, потому что был возмутительно красивым золотоволосым чудом с аристократическими чертами лица и природной грацией танцора. Прайм был похож на сказочного короля, сиял, как солнце, и при желании мог свести с ума взглядом. Он был столпом общества в странном и запутанном мире оборотней. Его слово было законом для многих слабых кланов и неявным, но от этого не менее значимым намеком для всех остальных. За Праймом охотились целые толпы: одни, чтобы его отыметь и убить, вторые, чтобы забраться к нему в постель и остаться в ней навсегда.
Братья не подчинялись никому и никогда, за что были возведены в ранг героев, и вот уже двести лет на их клан не было совершено ни одного нападения. Когда они вставали рядом в своих волчьих обличьях, перед ними пасовали абсолютно все. Тит, коварный и жестокий, темно-серый с подпалинами, заставлял опасаться за свою спину. Ромул, абсолютно черный, громадный и сильный, подавлял своей мощью и мускулами. А Прайм, белоснежный и элегантный, холодный и величественный до кончика хвоста, одним своим видом заставлял склонить перед собой голову даже самых гордых и непокорных.
Слава бежала впереди них, придавая их жизни романтический налет. Они меняли любовников, как перчатки, стараясь не покидать клан надолго и всегда возвращаясь в одну на троих постель. Со временем с этим смирились даже их самые яростные поклонники. Несмотря на то, что братьям стукнуло уже больше трехсот лет, они выглядели так, будто им было не больше тридцати. Оборотни жили гораздо дольше людей, но мало кто доживал до двухсот, становясь к этому времени обычными стариками, а потому за этим секретом братьев не переставали охотиться никогда. Их клан состоял всего лишь из тридцати оборотней, которые были такими же, как все: жили обычной человеческой жизнью, ввязывались в драки и неприятности, плодили детей, не особенно заботясь об их судьбе, и умирали в положенный им срок, поклоняясь и почитая своих вожаков, как богов. Ведя летописи их деяний и, несмотря на все запреты, делясь подробностями их жизни со всеми желающими.
Но было кое-что, чего не знал никто: Великий Герцог Подземелья, Франсуа Барбадос, Бастард Императора Дариуса или Аластер Сторм, как называл себя он сам, вошедший двести пятьдесят лет назад в их дом и покоривший всех троих одной своей улыбкой. Они любили его так, как могут любить только оборотни: беззаветно, искренне и собственнически. Делая все, чтобы он оставался в их жизни, доме и постели как можно дольше. Пока им это вполне удавалось. Ради него они были готовы на все, как и весь их клан, обычным членам которого иногда выпадала честь попасть в постель загадочного и очень красивого молодого человека, который жил вместе с братьями, не боялся ничего и никого и вел себя с ними по-хозяйски. Кто он такой, почему живет так долго и занимается сексом с вождями, когда захочет и как захочет, при этом совершенно не интересуясь их жизнью, было абсолютно непонятно, но над этими вопросами члены клана почему-то не задумывались и не рассказывали об этом человеке никому. Уж об этом демон позаботился в первую очередь, оставаясь невидимкой на самом виду.
Аластер почесал хлыстом за ухом. Ну и что ему с ними делать? Ангел слишком ценная игрушка, чтобы вот так запросто простить им нападение на нее, даже если они сделали это из соображений великой любви и ревности. Он принял демоническую ипостась, повергая всех троих в полный восторг. Боль для них была лишь еще одним видом получения удовольствия, к которому они давно привыкли, и в этом был виноват не только демон, но и Ромул, который в юности был просто невыносим и мог не слезать с братьев часами.
— Поединок, оборотни. Сейчас мы с вами сразимся, и если вы трое победите меня, то я прощу вам вашу выходку, отправлю ангела в город и позволю делать со мной в постели все, что захотите, целые сутки, — сказал демон.
Шквал эмоций обрушился на него, буквально снося с ног. Он знал, что они хотели взять его, чтобы почувствовать не только его силу, но и его слабость, однако Аластер не позволил этого никому из них. Слишком много чести! Оборотни вскочили на ноги и окружили, предвкушая хорошую драку и неистовый секс после. В глазах Тита и Ромула разума больше не было, только инстинкт, жажда крови и дикое желание добраться до любимого тела как можно быстрее. И только Прайм все еще сохранял хладнокровие. Как обычно.
— Что будет, если мы проиграем, Аластер?
— Моя задница не достанется никому из вас еще целую вечность, ангел будет жить здесь до тех пор, пока мне не надоест, а вы будете охранять ее еще лучше, чем меня.
— Она так дорога тебе? — ревность прорезалась в музыкальном голосе Прайма, несмотря на все попытки ее сдержать.
— Нет, — ответил Аластер, зная, что при любом другом ответе никакие приказы и запреты ее не спасут. Они любили его слишком сильно. — Но она ангел, а они физически не могут заниматься сексом, ты же знаешь. Я смог сделать это с ней, поэтому она любопытна мне.
— Хорошо, пусть будет так, — облегчение в голосе Прайма подсказало демону, что сейчас он все сделал правильно. Его любопытство не длилось дольше трех лет и всегда заканчивалось смертью того, кто был его объектом.
Демон откинул хлыст в сторону, и это послужило сигналом к началу сражения: жестокого, бескомпромиссного и кровавого. Ставка была высока, так что ни о каких правилах не могло быть и речи. Братья действовали слаженно, как единый организм, прекрасно владеющий всеми возможными техниками убийств. Они вчетвером носились по тренировочному залу рычащим и матерящимся на все лады клубком, не давая друг другу ни секунды на передышку. В какой-то момент демон серьезно напрягся, чувствуя, что проигрывает, но не желая показывать им еще одну сторону себя. Губы Тита около его лица, держащего спереди его тело, скрученное по рукам и ногам старшими братьями, подсказали выход. Всего один поцелуй и крепкий удар в голову лбом вывели младшего из игры, резко повысив шансы Аластера на победу. Он вырвался из рук братьев, почти вывихнув себе плечо, но зато обретя свободу, которой воспользовался мгновенно. Ткнул пальцем Ромулу в солнечное сплетение, и тот тихо осел рядом с Титом. Прайм, понимая, что проиграл, но не собираясь сдаваться, налетел на демона сзади, но был выдернут вперед за растрепанные золотые волосы и крепко прижат к мощной груди.
— Я знал, что ты продержишься дольше всех, солнышко, — прошептал Аластер ему в шею и почувствовал, как талию обвили сильные ноги, а губы оборотня начали путешествие по острому уху, вызывая огненное желание. — Ты хочешь меня?
— Я люблю тебя, мой жестокий повелитель. Это разные вещи, — между глубокими поцелуями выговорил Прайм, возбужденный дракой и демоном донельзя, и тихо застонал от боли, насаживаясь на средневековый кол демона без всякой подготовки.
— Я знаю, а потому позволю тебе сегодня чуть больше. Но не сейчас, потому что свое наказание ты еще не получил.
Демон добрался до ближайшей стены и начал вбивать в нее Прайма с такой силой, что тот не смог сдержать крик и прокусил губу до крови. Аластер слизал ее и тут же сбавил темп. Этим оборотнем он дорожил больше всех других вместе взятых и не хотел наказывать слишком сильно. Он вообще не хотел его наказывать. Никогда, что бы тот ни натворил. Прайм почувствовал долгожданную перемену, ласковую руку в своих волосах, томительно-нежный поцелуй и задрожал от хлынувшего в него желания. Выговорить висевший на языке вопрос он не сумел, чувствуя, как разлетается внутри него семя демона. Заживляя и сращивая порванное в порыве страсти. Даря наслаждение и унося следом за ним в другой мир.
В себя Прайм пришел, полулежа на одном из стульев, и поспешил сделать мученическое лицо. Братья не должны знать о тех поблажках, что всегда делал ему Аластер. Это могло разрушить то равновесие, в котором он с трудом удерживал их троих и демона годами. Голова все еще кружилась от удовольствия, Аластер взялся за Ромула, и он снова закрыл глаза, не в силах сдвинуться с места. Да и зачем? Пока экзекуция не закончится, он отсюда не уйдет. В этот раз они разозлили демона слишком сильно, раз он устроил им такое. В каком-то смысле, Аластер был прав: он так долго был рядом с ними, что они решили – так будет всегда, и это следовало исправить для их же блага. Демон никогда и ничего им не обещал.
