В глазах Игоря взметнулось изумление и тут же растворилось в смехе и вспыхнувшем интересе.

— Там у стены есть стул.

— Нет, спасибо, — Деймос оперся локтями о колени и сложил руки в молитвенном жесте, устроив подбородок на кончиках сомкнутых пальцев. — Я приехал с тобой поговорить. Если ты не против.

— Если я скажу, что против — ты уйдешь?

— Да, — ни капли ни покривив душой, ответил Деймос. Разочарование от неудавшейся беседы — отдельный вопрос. — Хочешь, чтобы я ушел?

— Нет, — Игорь повел плечами, и только сейчас Дейм понял, насколько тот был напряжен. — Мне здесь скучно.

— С тобой не разговаривают?

— Разговаривают, но я не поклонник бесед ни о чем.

— Иногда приятно поговорить просто о погоде, — Дейм позволил себе улыбку прежде, чем перейти к главному вопросу. — Что ты видел, Игорь? Что ты видел… там?

Глаза Шафранского полыхнули, на мгновение засияв темным золотом. Но ответил он не сразу, словно дав себе время на подумать.

— Ты меня удивил. Я думал, что ты пришел спросить о том фокусе с Даром Ллойда, который провернул Миллер.

— Это тот вопрос, ответ на который мне интересно найти самому.

Игорь едва заметно кивнул, принимая объяснение, и прикрыл ресницы. Словно вспоминая заново свое «путешествие» в воронке Сверх-планара.

— Что именно ты хочешь знать?

— То, что ты захочешь мне рассказать. У тебя ведь для каждого свой ответ, Игорь. Я хочу знать свой.

Шафранский с силой втянул воздух сквозь зубы.

— Мой ответ… тебе понравится. Ты хроник. И твоя стихия, время, — на самом деле единственная точка отсчета. На первых курсах нас учат, что даже бесконечная линия может стать только точкой, если посмотреть на нее под другим углом. Только время неизменно. Убыстряется, замедляется или останавливается — оно в любом случае есть. Им измеряется всё во всех мирах и вселенных. Без него нет ничего. Ни материи, ни жизни. Даже ничто — это время. Только оно имеет смысл. Вероятности и материя — вторичны. Они не смогут существовать без времени. И вы, хроники, почти что боги этого мира. Вы можете им управлять.

Дейм облизнул пересохшие губы, хмурясь. Не то, чтобы он об этом совсем не задумывался, но все же…

— Я не понимаю…

— Подумай сам. Откуда взялись изначальные, самые элементарные частицы? Куда они исчезают и откуда появляются новые? Мы привыкли к тому, что одно переходит в другое. Это замкнутый цикл — то, в чем мы живем. Время — единственная движущая сила.

— Но если не будет материи, на что тогда будет взаимодействовать время?

— Ни на что? — Игорь улыбнулся почти ласково. — Материя — не единственное, что есть в этой вселенной.

— Энергия… — Деймос подался вперед. — Но ведь время…

— Влияет и на нее. Вспомни, что такое электричество, для примера. Все, где есть движение, где есть чему меняться — так или иначе подвержено воздействию времени и связано с ним.

— Это не может быть так…

— Просто? — Игорь медленно выдохнул и откинулся назад, глядя на него сквозь ресницы.

— Очень большое преуменьшение, — хмыкнул Деймос, чувствуя, как у него начинает болеть голова.

— Ты прав. Не все так просто. Все совсем не просто. Наш мозг не способен вместить и понять все это. Только мне, в отличие от Силиверстова, повезло меньше. Я ничего не забыл. Но неспособность понять то, что прошло через меня — убивает.

— Можно забыть лица и имена. Знания — вряд ли.

— Думаешь, он просто хорошо играет? — Игорь вскинул бровь.

— Думаю, сюрпризы не закончились.

— Я хотел бы с ним поговорить, — Игорь внезапно подался вперед, к стеклу.

— Ты же понимаешь, что никто никогда не позволит вам встретиться?

Это было негласным табу Совета. Держать Ромку и Игоря как можно дальше друг от друга. До этой минуты Деймос не понимал почему. Теперь до него начало доходить. Два почти потекших крышей технолога такого уровня одновременно в одном помещении… К счастью, сам Роман ни разу не высказывал желания навестить Шафранского, и Деймос надеялся, что так и будет впредь.

— «Никогда» — звучит забавно, — Игорь медленно выдохнул и также медленно отодвинулся. — У Тонкого мира есть и без того чем удивить. Планар обладает своим собственным сознанием и волей, думаю, теперь в этом даже самые упертые скептики не сомневаются. То, что мы не можем его постичь нашим слабым умишком — не значит, что этого нет. И для него тоже еще ничего не закончилось. Впрочем, как и не начиналось.

— Слишком много слов, Игорь.

— Думаешь, они пусты?

— Какая-то их часть — безусловно.

— Возможно. А возможно, ты просто боишься.

— Я просто не хочу сойти с ума, — Деймос помассировал висок и вскинулся, когда за спиной открылась дверь.

— Мистер Амфимиади, ваше время посещения истекло.

Деймос только кивнул, даже не повернувшись к охраннику. Он неловко поднялся, морщась от неприятного ощущения в затекших мышцах. Поймал странный взгляд Игоря и вдруг замер.

— Говори.

— Я не оракул, — с секундной паузой произнес Шафранский, глядя на него неожиданно тяжело. - И я отрезан от планаров почти полностью. Но я чувствую, что он не спокоен.

— Ты устроил нам всем хорошую встряску.

— Прошел почти год. Все должно было давным-давно улечься.

— Круги по воде могут расходиться долго и далеко, тебе ли это не знать.

— Планары — не вода, — Игорь встал следом за ним, вытягиваясь во весь рост и делая шаг. — Мне все еще плевать на мир за этим стеклом. Но там живет моя половинка, мой человек. И пока он там, а не рядом со мной, я буду беспокоиться. И только поэтому я говорю тебе сейчас — будьте осторожней. В этой вселенной слишком много вещей, о которых мы ничего не знаем и даже не догадываемся, что они есть.

Деймос медленно выдохнул, а потом кивнул и отвел взгляд.

— Я учту. Спасибо за разговор, Игорь.

Ответа от Шафранского он ждать не стал, но взгляд в спину чувствовал, кажется, даже через толщу скальной стены.

Задерживаться для того, чтобы попрощаться с Гетцем, он тоже не стал. Пронесся через двор и площадку, слетел с лестницы и в себя более или менее пришел только, когда почувствовал, как соленые капли воды касаются лица.

Он хотел ответы. Он их получил. Только что теперь делать с ними — понятия не имел. Похоже, еще слишком рано. Может, он недостаточно стар, может, не очень умен. Может, все дело в том, что он практик, а тот же Миллер разобрался бы и понял все сразу.

Дейм невесело хмыкнул, раскрыл ладонь и чайка, кружившая над ними, зависла в воздухе. Почти-боги. Игорь назвал хроников почти богами. Дейм сузил глаза, наблюдая за чайкой. В его власти вернуть ее в яйцо или состарить до истлевших костей. И почему-то возникла в голове мысль, что не зря хрониками становятся либо азиаты, либо рожденные там, где никогда никто и никуда не спешит. Такой себе планарный предохранитель. Дейм медленно выдохнул, встряхнул кистью, и ожившая чайка полетела дальше.

Он не хочет быть богом. Пока это единственное, что он знал абсолютно точно.

========== Натан ==========

Тянуло внутри чужим глухим раздражением. Натан медленно выдохнул, абстрагируясь от этого ощущения, и открыл глаза. Опустил взгляд в книгу, но сознание было далеко от ее содержимого. И не то, чтобы книга не интересная, просто…

Просто Александр Эмметт изволил злиться. Так остро, как и не ожидаешь от всегда спокойного и уравновешенного настоящего английского лорда. Ксандр вообще для своего положения довольно эмоционален, правда, тех, кто об этом знает, можно пересчитать по пальцам руки. А сегодня Ксандр напоминает пробуждающийся вулкан с самого утра. Очередное слушание, архив, упертые члены Совета – поводов для раздражения немало. А еще Ксандр устал, контроль ослаб и это чувствуется. Натан чуть сполз по сидению, откинул голову на подголовник кресла, в котором сидел, и заставил себя расслабиться, прикрывая глаза. Провалился на планар, нашел тонкую ниточку, связывающую его с Ксандром, и погладил, окутывая ее золотистым сиянием поддержки, силы, тепла и совсем чуть-чуть нежности.