— Что именно ты считаешь глупым? — Агейр поднял взгляд от монографии, заложил в книгу закладку и аккуратно закрыл. Если Хименес изволил явиться и заговорить — это надолго. По той или иной причине. — Мне казалось я достаточно неплохо справляюсь с обязанностями преподавателя.

— Справляешься.

Спокойствие на лице и в голосе. И все равно остается ощущение того, что над ним издеваются. Неявно, очень-очень тонко, но издеваются. Привычная манера. И ведь издевается из лучших побуждений. Как всегда. Как тогда, когда в университете лекции читал. Либо увидишь и осознаешь ошибку, либо провалишься и гореть тебе на пересдаче хуже чем в аду.

Защитного цвета футболка, цвета хаки штаны, подходящие больше солдату контрактной службы где-то в пустынях Израиля, чем преподавателю и члену Совета, тяжелые армейского же образца ботинки. Пояс.

— Зачем ты здесь? — Гейр откинулся на спинку стула. Захотелось по привычке завернуться в шарф или натянуть до кончиков пальцев рукава блейзера. Слишком пронизывающим был изучающий взгляд.

— Чтобы ты справлялся лучше? — Хименес отлип от двери и прошел по аудитории. Казалось, он больше не смотрит на собеседника и все его внимание приковано к столам студентов, к оставленному кем-то учебнику, к окнам-бойницам.

— Снова твой перфекционизм, — вздохнул Агейр.

— Отнюдь, — возразил гость. — Перфекционизм здесь ни при чем. Скорее мне интересно зачем ты снова закапываешься. Мне казалось, что эту историю мы с тобой разобрали.

Агейр со вздохом выбрался из-за стола, обошел его и бедрами оперся о монументальную столешницу. Закрываться не стал. Бесполезно это. Хименес способен любого вскрыть как консервную банку.

— Я не закапываюсь, — он покачал головой, отметая обвинение.

— М-да? — выгнул бровь Хименес. — Я вот не был бы так в этом уверен. Ты спрятался в Швейцарии, в чертовых горах, в замке ко всему прочему. Ты почти не общаешься с коллегами, ты перестал выходить на связь с одногруппниками.

— Скажи еще что я игнорирую тебя.

— Ты игнорируешь меня, — тонкие губы дрогнули, складываясь в подобие улыбки. — Но если честно, я и не думал что ты станешь поддерживать со мной видимость отношений.

— Мне казалось…

— Тебе казалось. Одного письма в полгода, знаешь ли, немного недостаточно.

— Я всего лишь следовал твоим рекомендациям. Перестать грузиться…

-…по поводу потери оператора, — закончили фразу они вместе. — Ты принял предложение Швейцарского филиала вместо Мадрида, ты сбежал, ничего и никому не сказав, ты даже вещи свои распродал через «E-bay».

— Вещи привязывают.

— Как и отношения, — Хименес повернулся к нему лицом. Расстояние между ними — пара шагов. Можно, как давным-давно, преодолеть их, и позволить себе утонуть в обсидианово-черной патоке глаз испанца. Разрешить себе ненадолго снова согреться. — Тебе пора перестать грузиться, Гейр. Ты знаешь как тебя здесь называют? Вот уже год как ты — Айсберг. А я знаю тебя совсем другим.

— Знаю, наслышан, — дернул уголком губ Гейр.

— Ты другой, Агейр Линдстрем. Совсем другой. И я хочу чтобы Викинг однажды вернулся.

Между ними повисла пауза. Молчание, в котором говорили только взгляды. Слишком хорошо Гектор Хименес знал своего бывшего ученика. Слишком хорошо изучил любовника. Достаточно чтоб не обижаться. Достаточно чтоб беспокоиться.

— Шрайвер уходит с поста. Я думал рекомендовать сюда Микеле. Но я ведь не увезу тебя отсюда, не так ли?

Агейр медленно покачал головой.

— Что ж… в таком случае полагаю, что назначение тебя на должность ректора, по меньшей мере, поспособствует тому, что я наконец стану получать от тебя корреспонденцию чаще чем раз в полгода, — снова улыбка и на сей раз — неприкрытая ирония в глазах.

Нельзя злить Гектора Хименеса. Это чревато. Так или иначе.

========== Оригами ==========

Комментарий к Оригами

Джен. Матей, Фрей

— Черт! — Фрей выругался и отправил в полет до урны испорченный лист бумаги. Вздохнул, успокаиваясь, и взялся за следующий. Стопка бумаги уменьшилась почти на треть с той минуты, как он здесь устроился, а дело едва-едва сдвинулось с мёртвой точки. Пора было признать, что он полный неумеха в составлении оригами, но Фрей был упрям. И подарить Аяну бумажный цветок хотел собственноручно сделанный, а не в исполнении материалиста. Пусть он будет кривой и не особо красивый, зато от души и сердца.

— Красавчик, — наблюдавший за ним последнюю минуту Матей наконец решил дать о себе знать. Смотреть на увлеченного корректора было интересно, но скучно. К тому же он так до конца и не понял, что же хотел сделать в итоге Фрей. Начало похоже на схему цветка, но дальше… Да и пара вопросов к любимому ученику Арестова у него была. — Помощь нужна?

— Нет, — буркнул Фрей, кинув на него взгляд сквозь челку. — Какого тебя сюда принесло?

— Это общая гостиная, пусть о ней и мало кто знает. Так что… — он подошел к дивану и, перемахнув через спинку, устроился на сидении. — Почему здесь?

— Чтобы моего позора никто не видел? — Фрей закусил губу, заламывая бумагу по нужной линии.

— Не всем быть гениями.

— А ты, конечно, гений.

— Ну… — Матей сузил глаза, напрягся, подался вперед и верхний лист в стопке бумаги, лежащей рядом с Фреем, словно сам начал складываться, и через несколько мгновений на столе лежал пусть и простой, но идеально сложенный цветок.

— Круто, но не то. Ты руками это сделай, — Фрей отодвинул его в сторону и вернулся к своей работе. — Ну?

— Что?

— Ты сюда явился явно не для того, чтобы оказывать мне помощь, а по делу. Так что выкладывай.

— Резкий малый, — Матей усмехнулся, даже не пытаясь скрыть от себя, что ему нравится Фрей. Не как объект для близости или чего-то подобного, но он бы не отказался от такого друга определенно. — Ну ладно… Мне вот интересно, когда ты собирался сообщить своим обожаемым друзьям или хотя бы своему любимому… малышу о том, что ты вовсе не такой бродячий и бездомный кот, которого из себя изображаешь.

Фрей замер. Несколько секунд смотрел на нечто невообразимое, получившееся у него в итоге, а потом поднял на Матея спокойный взгляд.

— Я никого из себя не изображаю. Думаю, я могу даже не спрашивать откуда ты это взял.

— Аристократы… Моя обожаемая маман, наверное, до сих пор спит и видит, как бы попасть на один из приемов, которые твой… дядюшка, как я понимаю, так любит устраивать в Ницце. Думаю, она простила бы мне все мое прошлое и будущее, если бы я сказал ей, что имею возможность просто сидеть и смотреть, как один из семейства Блэкберри пытается сделать оригами для своего парня-японца. Впрочем, последнее она бы точно пропустила мимо ушей, запнувшись о твою фамилию. Это остальным все равно кто ты и какое положение занимает твоя семья. Для них ты просто Ягодка, но со мной другая ситуация. Как тебя вообще сюда отпустили?

Фрей хмыкнул и, пожав плечами, взялся за следующий лист, отправив испорченный за его собратьями в мусорную корзину.

— Мой прадед всегда считал, что честь фамилии не в том, умеешь ли ты пользоваться вилкой для рыбы и пьешь ли шампанское на десерт или перед обедом. И даже не в том, где ты учишься и что написано в твоем дипломе. А в твоих поступках. Ты можешь искупаться в фонтане в Версале, но позже изволь ответить за все, что натворил, сам. В твоей способности признавать ошибки, извиниться перед нищим, если вдруг задел его ненароком, не делать никому зла и всегда думать о последствиях для других. Мой дед и отец его мнение полностью разделяют. Я свободен в своем выборе. В том, что мне делать, где учиться и кого любить. Я знаю границы, после которых больше не буду иметь право носить свою фамилию и после которой могу не надеяться на поддержку и помощь. В нашей семье не терпят лентяев, предателей и лжецов. Моя мать работала продавцом в цветочном салоне рядом с университетом, в котором учился отец, и никогда не имела высшего образования. Но ее приняли в семью потому, что отец ее полюбил, а она не отступилась от него, когда его парализовало, еще до замужества. Временно парализовало, но тогда она этого еще не знала. Мой старший брат пошел по ее стопам, он флорист, закончил университет и теперь выращивает новые сорта роз и тюльпанов. Дед невероятно им гордится, хотя семейный бизнес никогда ему не доверит: слишком далеко брат от финансового мира. И я не считаю нужным рассказывать кому-либо о собственном счете в банке.