Триптих 1. Я видел сон – угрюмая страна, Не здесь, но где-то на чужой земле, В какие-то другие времена… На башне било час. Восток светлел. Рожок походный протрубил «отбой». Над площадью – повешенный в петле. Чу! – смолк рожок. Солдаты стали в строй И, шаг чеканя, двинулись вперед, И каждый, несомненно, был герой. Оставшийся, истерзанный народ Повешенного вынул из петли, Не глядя на раскрытый, страшный рот. Потом ушли и близких унесли… Вдали пылал и плавился Восток — Кровавый шар в космической пыли. Там, в небесах, скорбел распятый Бог. 2. …А если сон продлится – что тогда? От смутных грез воспрянут города, И род людской, прервав свои труды, Увидит свет сгорающей звезды, Увидит, как сквозь темный небосвод Какой то странный образ снизойдет, И радостно склонится перед ним, Назвав его Спасителем святым. И примет власть надменный имярек, И кровью обратятся воды рек. Отравленный, в полях засохнет злак, Как бы учуяв некий верный знак. И властью облеченные пройдут По всей земле, творя неправый суд. И, воплотив предсказанное встарь, Своих коней пригонят на алтарь. И зацарят средь выжженных пустынь, Глумясь над прахом попранных святынь… – Все тот же сон горящая звезда. О, Рок, куда влечешь ты нас, куда?! 3. – Что происходит со мной? Даже забыться невмочь! – Не беспокойся, сынок, Просто ненастная ночь… – Нет, ты послушай, отец: Нынче на черном коне Странный, тревожный гонец В полночь являлся ко мне! – Полно, послушай отца: Это последний гонец Бродит в преддверье конца, Только не скоро конец… – Папа, он мне рассказал О разоренной земле! Страшно смотрели глаза, Страшен был знак на челе! – Это прошедшие дни, Отзвуки давних тревог. Перекрестись и усни, С нами всевидящий Бог… – Боже, но как мне забыть Страшные эти глаза?! Может, он нашей судьбы Тайный итог предсказал! – Встанет земля из руин, Пепел развеют ветра… Все это будет, мой сын, Все это было не раз. «…И золотые будут времена…»
…И золотые будут времена, И прорастут иные семена Побегом мощным, что не удержать. И будет добрым этот урожай, Питающий размеренную жизнь. И ржавчиной покроются ножи, Что лили человеческую кровь За деньги и надменную любовь. И тех, немногих, воплотив мечту, Народы мира припадут к Кресту. И попранный безумцами Закон, Подняв из праха, возведут на трон. И прогремят другие имена, И золотые будут времена… А нам – смотреть из темноты веков На торжество осмеянных стихов, На правду книг, растоптанных толпой, В своем тщеславье злобной и тупой, Вотще свою оплакивать судьбу, Мучительно ворочаясь в гробу. «Сегодня странно тусклы зеркала…» Сегодня странно тусклы зеркала, Насмешливо глядят со стен портреты, И будто больше пыли на предметах, И тяжелее за окошком мгла. И неуют домашнего тепла Мне также странен – захлебнувшись в звоне, Молчат часы. Свеча, сгорая, тонет В своих слезах на краешке стола. И пустота из каждого угла Глядит в глаза с какой-то странной болью, Вползает в дом, парализует волю, Толкает на ужасные дела… Заря холодной кровью истекла Над миром из бетона и стекла. «Дом помнит все – метели, холода…» Дом помнит все – метели, холода, Любовь и смерть, лихие перемены, Разлуки боль… Все помнят эти стены, И я не первый, кто пришел сюда. Порой услышу ночью тихий стон, Невидимого ветра дуновенье, Неведомой руки прикосновенье Ко лбу во тьме почувствую сквозь сон, И думаю: когда-нибудь и я Приду сюда едва заметной тенью Бродить в потемках прежнего жилья По вечерам. И скажет мать, шутя: «Тех, кто не спит, уносит привиденье!» И перекрестит перед сном дитя. «Вечер. Шкаф платяной…» Вечер. Шкаф платяной Треснули зеркала. Детский смех за стеной. Пыль на краю стола. Лампа. Унылый свет Вырвет картины клок: Стены, сухой паркет, В трещинах потолок. Книги. Такая муть! Крест. Охраняет дом… И ледяная жуть За ледяным окном. Слышишь – с больных небес Стоны сквозь дождь и снег? Это бездомный бес Ищет себе ночлег. |
