Малфой аккуратно поставил колдографию на тумбочку, прислонив к какой-то коробке. Отец был холоден не только с женой. Люциус всегда искал в нем одобрение, поддержку, ждал похвалы и скупой ласки. Но была только муштра и вдалбливание кодекса Малфоев. А еще — постоянное повторение постулатов Лорда, в которые отец истово верил.
А сам Люциус верил отцу, ведь нужно было кому-то верить и на кого-то равняться. Прав ли он был, выбрав сторону отца? Впрочем, тогда это казалось верным выбором. Если этот выбор вообще у него был. Сопротивляться отцу — чревато неприятностями, это он усвоил очень быстро, после первого же наказания. Не физического, но довольно обидного и неприятного.
Не было ли подсознательной защитой отторжение матери? Вполне возможно, ведь Люциус усвоил правило приспосабливаемости к обстоятельствам в первую очередь.
Дверь распахнулась, вынудив Люциуса вздрогнуть. В комнату вошла Гермиона, левитирующая впереди себя большую коробку.
— Здесь мои учебники, конспекты, некоторые подборки газет и Новая История Хогвартса.
— Спасибо, — Люциус решил проявить вежливость.
— Просвещайся, — Гермиона с удобством устроилась в кресле и развернула какую-то книгу.
— Ты останешься? — удивился Малфой.
— Мне нужно дождаться Гарри. Он иногда приходит… не в лучшем состоянии, — не поднимая головы от книги, ответила девушка.
— Почему вы все с ним так носитесь? Такое ощущение, что весь мир вертится вокруг Гарри Поттера, — Люциус прекратил выкладывать на кровать кипы тетрадей и книг.
Гермиона громко захлопнула свой талмуд и подняла на Люциуса внимательный взгляд:
— Я могу рассказать тебе вкратце, потом почитаешь более детально.
Люциус сделал заинтересованное (в меру) лицо, хотя внутренне умирал от любопытства. Но не признаваться же в этом грязнокровке!
— Родителями Гарри были Джеймс и Лили Поттеры, которые активно участвовали в противостоянии Волдеморту и Пожирателям, когда те вышли из тени и начали активную деятельность. Сначала это была политическая борьба, потом в ход пошли грязные методы с помощью непростительных. Волдеморт пытался захватить власть, запугивая, уничтожая, подчиняя. Не знаю, возможно, изначально он хотел решить все миром, но потом обстоятельства изменились. Я не могу тебе о них рассказывать, скажу лишь одно — Волдеморт задействовал самую черную и страшную магию, которая сделала его бесчеловечным и совершенно сумасшедшим. Полилась кровь. Сначала маггловская, потом и магическая. Несогласных просто-напросто уничтожали… Никому нельзя было доверять, а черный знак над домом означал гибель всех его жителей. Это было страшное время, когда даже самый близкий человек мог предать, подчиняясь чужой воле, — Гермиона перевела дыхание. — Ты на тот момент уже исчез, поэтому не видел всего… Дамблдор создал Орден Феникса, который вполне успешно боролся с Пожирателями, но их силы таяли с каждым месяцем. Но однажды Волдеморту сказали, что должен родиться ребенок, который уничтожит его, прервет путь к власти. Ребенок, который родится на исходе седьмого месяца. Гарри родился 31 июля, а 31 октября следующего года друг семьи, которому доверили быть Хранителем Тайны, переметнулся к Волдеморту и выдал тайное убежище. Лили и Джеймс погибли от Авады, а от Гарри она отрикошетила в самого Лорда. Он исчез на долгие четырнадцать лет, пока не возродился в таком вот виде и еще более сумасшедший и кровожадный. Когда он исчез, весь магический мир вздохнул с облегчением, включая его соратников, которым не всегда нравились методы Лорда. Гарри еще в младенчестве получил небывалую славу, но его крестный долгое время ограждал его от нее, боясь, что это испортит крестнику жизнь. Волшебники считают Гарри символом надежды и борьбы. Одно только его существование дает многим желание и силу сражаться. Но это только вершина айсберга. Я не вправе рассказывать тебе более детально.
— Как он мог выжить после Авады? — Люциус заслушался Гермиону, как бывало в детстве — мамины сказки.
— Дамблдор сказал, что сработала материнская защита, ведь Лили отдала за Гарри свою жизнь, но так ли оно на самом деле — никто не знает, — Гермиона умолкла, задумчиво глядя в окно.
— Никто и никогда не выживал после Авады.
— Гарри вообще уникальный человек, — улыбнулась Гермиона. — Ты увидишь это, когда узнаешь его получше. У него и учителя-воспитатели были уникальные. Сириус Блэк забрал его к себе в дом и с раннего детства начал развивать его боевую магию. Представляешь, ребенок еще ни читать, ни писать не умеет, а уже вовсю машет палочкой. Сириус такой параноик, — девушка улыбнулась еще шире. — К ним в дом было невозможно войти, пока не пройдешь полосу препятствий и ловушек. В девять лет Гарри уже и читал, и писал, но был полным неучем в других вопросах. Однажды… Северус так и не сказал, зачем… Однажды Снейп пробрался в дом Блэка, миновав все ловушки и отбившись от всех проклятий. Они с Сириусом едва не разнесли дом, доказывая друг другу свою правоту. В общем, у Гарри вдруг появился еще один бешеный папаша. Нет, у Северуса с Сириусом ничего нет и не было — они на дух друг друга не переносят. Но Гарри стал точкой их пересечения. И если Блэк занимался с Гарри практикой боевой магии, трансфигурации и чар, то Северус напирал на зельеварение, арифмантику и нумерологию. Он вообще пытался приучить Гарри читать, но это не пошло на пользу, — Гермиона расхохоталась. — Гарри увлекся ментальной магией, нахватался обрывочных знаний, а потом попытался применить их к Северусу для проверки знаний. Снейп его тогда чуть не прикончил. Гарри жаловался, что синяки на заднице не сходили неделю. Но потом мы поняли, что наука все же дала результаты — на теперешний момент Гарри освоил и легиллименцию, и окклюменцию. И ему лучше не врать — он это чувствует. Он вообще странно чувствует людей. Иногда даже не поймешь, в чем причина его симпатии или антипатии.
Гермиона с намеком посмотрела на Люциуса, но тот сидел с отрешенным видом, пытаясь осмыслить услышанное. Неудивительно, что Поттер ненормальный — при такой-то жизни. Люциус сразу же попытался укротить собственное неуместное любопытство, зная за собой свойство увлекаться. В этом они с Поттером были похожи.
— А кот? Он еще и анимаг?
— Это Сириус его еще до Хогвартса научил. Дамблдор когда увидел, что за чудо пришло к нему в школу вместо ожидаемого кроткого ребенка, то поседел еще больше, — Гермиона нежно улыбнулась. — Я рада, что подружилась с Гарри на первом курсе — он втравил нас с Роном и Невиллом в такое множество приключений… Несколько раз мы едва не погибли. Ты еще услышишь эти истории, только не верь всему, что говорят или пишут. Лучше расспроси Гарри, он любит похвастаться своими подвигами, но никогда не привирает. Да не все и в правдивую историю верят, вот в чем прикол!
Люциус посмотрел на свою собеседницу и не удержался от вопроса:
— Почему ты мне все это так подробно рассказываешь? Ты уверена, что я не переметнусь в противоположный лагерь?
— Во-первых, я не рассказала тебе ничего из того, что не знает множество других людей. Об этом даже писали в «Пророке». Во-вторых, обет не даст тебе открыть рот. А в-третьих… ты почему-то понравился Гарри. Он тебе поверил.
Девушка умолкла, посчитав свои объяснения достаточными, и уткнулась в книгу.
Люциус вернулся к разбору своих бумаг, сортируя конспекты и учебники по курсам. Потом он зацепился за подшивку «Ежедневного Пророка», явно магически уменьшенную, потому что первая газета датировалась 1980 годом, а последняя — недельной давности. Впрочем, пресса была не за каждый день, а выборочно, что все же не сильно уменьшало общую кипу.
Люциус принялся читать с самого начала и быстро наткнулся на сообщение о рождении наследника Поттеров — Гарри Джеймса. Но рядом с таким радостным для Поттеров известием начиналась статья об очередных зверствах Пожирателей Смерти. И пусть даже журналисты во многом приврали, реальность вырисовывалась не самая оптимистичная.
Люциус дошел до срочного выпуска «Пророка» за 1 ноября 1981 года и даже мельком просмотрел захлебывающиеся восторгом статьи, возносящие Гарри Поттера до небес за то, что Лорд Волдеморт прекратил свое существование. Тут же была большая фотография Сириуса Блэка, сверкающего больными от горя глазами, который бережно прижимал к себе маленького мальчика с кровоточащим шрамом на лбу. Ребенок уже не плакал, но в его испуганные глаза было страшно смотреть.
