Хэ Тянь с усталым вздохом замечает, что на них косятся двое одноклассников, тоже обедающих на школьном дворе. Один из них замер, так и не донеся ролл, осыпающийся рисом, до рта.

Хэ Тянь улыбается им краем губ и с хрустом открывает баночку газировки.

— Это могло бы стать тусовкой века…

Безусловно. Несомненно. Кола из этого автомата просто божественна.

— Но я приму любое твоё решение, ведь наша дружба — это не то, чем я готов пожертвовать из-за дурацкой тусовки. Даже если это легендарная тусовка МАЙКА ФОРДА…

Боже.

Йонг будет припоминать ему эту вечеринку до конца осени, если они не придут хотя бы на половину вечера. Три часа попсы и пива или три месяца обиженных взглядов и «да я не хотел туда идти, не парься, даже учитывая, что это МАЙК ФОРД, вовсе нет, не бери в голову».

Так легко всей душой полюбить тактичность Йонга, но иногда он умеет конкретно выносить мозг. Вот этим убитым тоном и выражением лица, будто ты только что ударил лакающего из блюдца котёнка. Съездил ему кулаком по морде.

— Ну хорошо, — сдаётся Хэ Тянь. — Хорошо.

Разбитое сердце Йонга моментально — и очень предсказуемо — склеивается воедино. Он резко вздёргивает голову вверх, ослепляет фейерверком из глаз и даёт в Хэ Тяня захлёбывающийся залп:

— Самые классные девчонки со всей школы! Музыка, бассейн с подогретой водой и пивная бочка! Прямо как у них полагается! Ништяки, приколы! Это будет идеально. Легендарно. Тебе понравится. А потом Бумер достанет свою электрогитару и можно будет устроить целый…

Хэ Тянь жестом заставляет его притормозить. Переспрашивает:

— Бумер?

Йонг подвисает, потом говорит недоумённо:

— Ну, Майк Форд. Бумер. Он же из Оклахомы.

— И что?

— Чувак. Оклахому называют «Раем Бумеров». Поэтому его называют Бумер. Это тоже крутая американская фишка. — Он ловит многозначительный взгляд Хэ Тяня и стонет:

— Ну что с тобой, а? Не становись занудным. Мы оторвёмся на год вперёд!

Хэ Тянь отставляет открытую колу и широко потягивается, чтобы скрыть (не заметить, проигнорировать, максимально замаскировать) ёкнувшее сердце, потому что видит спускающегося по школьным ступенькам Рыжего. Говорит, не отрывая от него глаз:

— Да нет, я просто подумал, что если ты переедешь в Америку, а тебя там начнут называть Великий Канал — будет неловко выходить на улицу.

— Это не одно и то же, — ворчит Йонг, но в голосе слишком много предвкушающего восторга, чтобы это звучало убедительно.

Судя по пусто-туманному взгляду, его уже здесь нет, он на вечеринке Майка Бумера Форда. Пляшет под модную электронику и вешается на девчонок, и стоит на голове, и пиво льётся из бочки ему в пасть. В его стиле. Идеальная вечеринка Лю Йонга — когда на следующий день свой идиотизм можно оправдать наличием пивной бочки.

Рыжий на ходу закидывает рюкзак на плечо, суёт мобильный в карман и коротко машет куда-то в сторону. На выходе со школьного двора его ждёт Ли — гора из сломанных ушных хрящей, рваных сухожилий и не шибко одарённых разумом мускулов, затянутых в серую футболку.

Он привлекает к себе внимание, но упорно игнорирует его. В этом отношении они с Рыжим будто вылезли из одного инкубатора — даже если купидон сядет им на плечо, они прихлопнут его ладонью и смахнут на пол, как комара.

На несколько секунд у Хэ Тяня сжимаются челюсти — он терпеть Ли не может. Каждый раз, когда этот шкаф встречает Рыжего с занятий, значит, что они едут в Клетку. Каждый раз значит, что вечером у Рыжего будет разукрашено лицо. Плечи. Всё тело.

Но вспышка раздражения очень быстро гаснет (гаснет, в принципе, всё), потому что Рыжий неожиданно скользит взглядом по школьному двору и находит их с Йонгом стол. Практически сразу.

Пару месяцев назад эта дворняжка молча пробежала бы мимо. Да ему в голову даже не пришла бы мысль о том, что где-то здесь может находиться Хэ Тянь.

Но что-то изменилось. Что-то продолжало меняться.

Медленно, как тысячетонный грузовой поезд, берущий разгон в горку. И от этих изменений становилось тепло. От них или от тоскливой мысли: каким мелочам тебя, разбалованную задницу, научил радоваться этот хрен.

— Здоров, — бросает Рыжий, еле разжимая губы. Негромко, коротко, мимоходом.

Хэ Тянь следит за ним взглядом, не отрываясь, чувствуя, как уголок губы выходит из-под контроля: ползёт вверх. Чувствуя, как Рыжий цепляется на этот взгляд, как рыба на крючок: не замедляет шаг, но и не отводит глаз.

Магнитный шарик — пытается оттолкнуться подальше, но возвращается с каждым толчком всё сильнее.

— Привет, — негромко здоровается Хэ Тянь, когда Рыжий проходит так близко, что едва не цепляет рукавом толстовки его плечо: мягко пахнет порошком, который обожает Пейджи. Сладко пахнет выпечкой. А ещё сбитыми костяшками и выебонами.

Тем, без чего рецепторы сходили с ума всю прошлую неделю в Токио.

Хэ Тянь понимает, что голову повело вслед за ним, как будто Рыжий, проходя, прихватил его пальцами за подбородок и попытался свернуть шею.

Он бы мог.

Хэ Тянь бы даже не сопротивлялся.

Хэ Тянь уже давно наплевал на подавление этого ощущения: будто в грудной клетке поселилась худая рыжая псина с глазами, в которых даже солнце тонет. Эта псина то слабо виляет хвостом, позволяя гладить узкую морду, то рычит, скаля белые зубы и агрессивно топорща шерсть на загривке — не подходи. Она непредсказуема, как огонь или море. Хэ Тянь может смотреть на неё столько же, сколько на огонь или на море.

Вот, какое дерьмище у него в голове.

От этого иногда становится жутко.

— …пора на пересдачу по экономике. Дружище, ты со мной? Приём?

Хэ Тянь поворачивается к щёлкнувшему пальцами Йонгу и понимает, что тот какое-то время говорил с ним. Как оказалось. Видимо, недостаточно громко.

— Что?

— Ясно. Понятно. — Йонг морщит лоб. Бросает быстрый взгляд за плечо Хэ Тяня, куда ушёл Рыжий, затем снова возвращается к его лицу. — Я… эм. Если честно, всё ещё не до конца разобрался…

Не удивительно, думает Хэ Тянь. Происходящую поебень не понял бы даже Эйнштейн.

— Не обращай внимания, — говорит он, по привычке закидывая руки на спинку лавочки, — лучше начинай придумывать кричалки к завтрашнему вечеру, раз тебя наконец-то сделали президентом клуба фанаток Майка Форда.

— Ты не пожалеешь, Хэ Тянь. Ты реально не пожалеешь. Это будет реально круто!

— Удачи на экономике, Великий Канал.

Йонг затыкается и шлёт ему сложный взгляд. Хэ Тянь неестественно широко улыбается в ответ.

Последний человек, которому он доверял, отпиздил Рыжего ногами по рёбрам и исчез вместе с его карманными деньгами — так бывает, когда тебе одиннадцать и ты ещё плохо шаришь, кто хороший парень, а кто — полное уёбище.

Полные уёбища в жизненном багаже Рыжего всегда вели счёт и уходили в значительный отрыв. Не очень мотивирующая статистика.

— Это не честно! — плакал одиннадцатилетний он, совсем ещё пиздюк, пока мать обрабатывала его пиздючьи синяки.

Она гладила его по волосам и говорила что-то о: «не все и не всегда бывают честны, милый».

И почему-то ни слова не упомянула о: чтобы найти человека, который тебе никогда не спиздит, не натянет в самый ответственный момент, нужно прожить в этом мире лет семнадцать, набить шишек, хлебнуть дерьмища и сломать пару костей. К этому Рыжий приходит самостоятельно.

Вообще-то, за семнадцать лет такого человека он так и не находит.

Даже Ли, каким бы подходящим он ни казался для Рыжего, иногда просто исчезал. Растворялся в своей семье и своих проблемах. Он умел просто отключать в мозгах тот отдел, который отвечает за дружбу и взаимопомощь. Он бы никогда не украл у Рыжего кошелек с карманными деньгами, но слепо на него полагаться было стрёмно. Вы бы не полагались на облако или на туман. Вы, чёрт возьми, должны понять, ведь у вас тоже есть «человек-идеальный-запасной-вариант», которому вы бы доверили тайну, но не доверили свою жизнь.

Например, Рыжий не доверил бы Хэ Тяню даже подержать свой поднос с обедом.