На обратном пути, за Арджелюджей, Анна сняла рубашку и постолы, осталась в одних мужских гачах. Шли вверх против течения Прута. Время от времени спускались к реке попить воды. Река была такой маленькой, что Анна упиралась руками прямо в дно и так наклонялась к воде, погружаясь в нее лицом. Соски, хоть и приближались к неспокойной глади, но оставались сухими. Только тяжелый латунный крест с примитивным намеком на распятие постукивал о камни. В такие моменты Франц сажал Анне на спину зозульку – божью коровку, – жучок обегал капельки пота, щекотал кожу, а Анна даже не могла пошевельнуть рукой.

После купания они целовались до тех пор, пока губы полностью не высыхали. Потому что все мокрое высыхает. Кожа пахла холодными водорослями в теплых реках между теплыми камнями под теплыми ветрами из-за заснеженной Говерлы. Если бы им удалось запомнить это телесное ощущение так, чтобы в любое время суметь его точно припомнить, то чувство счастья было бы постоянным.

Тогда они еще много и охотно говорили. Франц думал – как меняется все, на что стоит смотреть, когда это можно кому-нибудь показать.

Конек нес только грушевый ящик с фотоаппаратом и яворовый бочонок, наполненный яливцовкою, и ни разу не зашел в воду напиться.

4. Когда Франциск в декабре 1893 возвратился со скал один, то перед кормлением ребенка случайно наткнулся в поисках алкоголя на тот самый бочонок. Яливцовки оставалось около половины литра, и он разом выпил недопитое вдвоем. Затем достал засунутую среди ларуссов фотографию, вставил ее между двумя прямоугольниками стекла, выкинув какой-то рисунок, и навсегда поставил на свое рабочее место.

5. Растолок в ступке горсть сушеных черничных ягод, залил их теплой водой с медом и принялся кормить Стефанию. А утром пошел к священнику и попросил записать дочь в церковных книгах Анной.

Себастьян решил, что будет правильно положить фотографию Францу в гроб (он не смог понять, что в мире уже есть кто-то, кому ее потом всегда будет недоставать). Так что она, очевидно, не сохранилась.

1. Маленькой Анне Непростые подарили миниатюрную фигурку святого Антония. Антоний в полный рост, в монашеской сутане, в одной руке держит лилии на длинном стебле, на второй – ребенка. Несмотря на размер, Антоний выглядел, как настоящая статуя, когда Анна ложилась головой на пол, а фигурку ставила чуть дальше, или – опять же с пола – Антоний стоял на самом краю стола. Особенно поражали его безупречно переданные черты лица.

Непростые говорили, что Антоний вылеплен из расплавленного свинца, который до того был пулей. Фигурка жила в металлическом цилиндре, в каких солдаты держат записочки со своим именем и адресом семьи. Анна носила этот патрон на длинноватой проволочной цепочке на шее. От постоянного трения меди с кожи никогда не сходили зеленые пятна. Франциск считал, что это не вредит. Когда была особенно хорошая погода, Анна выводила Антония на прогулку. Она извлекала его из капсулы и проветривала где-нибудь в траве. Когда же закрывала снова, то вкладывала внутрь еще и небольшой цветок: фиалку, маргаритку, лепестки сливы или липовый цвет, чтобы Антонию было что вдыхать.

2. Она сама очень хорошо пахла. Больше всего Франц любил, когда Анна засыпала у него на столе. Он еще немного работал, больше поглядывая на спящую спеленутую дочь, а потом залезал на стол, клал под голову книгу, обнимал Анну и долго дышал выдыхаемым ею воздухом. Он гладил ее головенку, и иногда утром Анна просыпалась с густыми тонкими и короткими царапинами на личике – местами огрубевшая кожа на Францисковых пальцах царапала ее тельце.

3. Франциск был убежден, что не может быть полезнее занятия, чем созерцание дочери. Ежедневно он видел тысячи безупречных кадров, но почему-то не решался использовать камеру. Поэтому запоминал их с таким усилием, что иногда ловил себя на мысли – так дальше жить нельзя. И часто бывало так, что вечером он не мог вспомнить, что еще было в сегодняшнем дне, кроме этих воображаемых фотографий (но когда Анна подросла, он часами мог ей рассказывать, какой она была в любой день детства).

4. Анне было шесть лет, когда она рассказала папе о том, что помнит, как спала когда-то в большом сундуке, поставленном на длинной телеге с восемью колесами, под деревом, с которого свисало гнездо с отверстием снизу. Отверстие было открыто, и из гнезда вглядывался в нее гранатовый глаз какой-то птицы. Потом отовсюду слетелись тучи белых маленьких сов, которые расселись вокруг того дерева концентрическими кругами на земле, стогах сена, кустах шиповника, колодце и обороге[5]. А еще – на проводах, натянутых от столба к столбу.

5. Франциск решил, что такие видения являются последствием морфинизма, и позвал Непростых. Те немного поговорили с Анной, и наконец провидица сказала, что девочке все приснилось. Она предупредила Франца, что малышка теперь все чаще будет рассказывать всевозможные диковинки, будет выспрашивать, было ли с ней когда-нибудь то или другое. Что в некоторых случаях она до смерти будет сомневаться – что происходило, а что снилось, потому что для нее не будет настоящего и вымышленного – лишь разные образы настоящего. Но сны не имеют ничего общего с вещунством. Они рассказывают, как может быть.

6. Франц решил, что дочь хоть что-то на свете должна знать в совершенстве и без сомнений. Они стали ходить за Менчил Квасивский до Кевелова, который стекал в Черную Тису, и Анна изучала все камни на его берегу – как какой выглядит и возле какого лежит.

А тем временем Непростые все вместе притащились горами к Яливцу и пробыли в городе с перерывами вплоть до 1951 года, когда специальный отдел чекистов, переодетых воинами УПА, сжег огнеметами дом для умалишенных, где выслеженных и отловленных Непростых заперли в 1947. Им надо было приблизиться к Анне.

7. За несколько лет перед 1900 годом Франц закончил очень важный анимационный фильм.

Жить – это развязывать и завязывать узлы руками и всем остальным, – учил его когда-то Непростый-гадер и дал целую связку шкурок ужей. Франциск должен был отделить шкурку от шкурки, сплести свое плетение. Логика живет в пальцах, ее категории предусматривают лишь то, что удается пальцам. Как четками, вращал он клубком днями и ночами. Наконец, развязал все узлы, но когда пришлось связывать по-своему, то оказалось, что его пальцам очень трудно идти вслед за уже существующей основой. Зато Анна напутала таких узлов, что тот самый гадер привел Франца на мост, где поселились Непростые.

8. Когда-то этот виадук хотели перебросить от одного к другому выступу хребта, между которыми разместился Яливец. Сначала построить середину, а потом достроить в обе стороны до верхов. Франциск представлял себе, что когда-то такой путь превратит всю дорогу от Шешула к Петросу на прогулочную аллею. Однако этот проект оказался единственной невоплощенной идеей Яливца. Три объединенные между собой, но не соединенные с твердью арки – гораздо выше железнодорожных мостов в Ворохте и Делятине – нависали над городом по диагонали, начинаясь и обрываясь в чистом небе. Наверху остался фрагмент широкой дороги. Там обосновались Непростые.

Франц очень долго лез на мост по висящей лестнице, которая еще больше раскачивалась из-за того, что гадер лез впереди. Наверху казалось, что мост узковат, что достаточно пошатнуться, и полетишь вниз: на маленькие крыши, короткие улочки, узкие каналы, пену деревьев. Но вокруг лежала такая красота, как в чьей-то другой жизни. Все было выбеленным, других цветов не существовало даже на далеком солнце.

Заснеженные Непростые курили трубки-файки и смотрели на Фархауль в Марамароских Альпах за долиной Белой Тисы. Разговор был простым – когда Анна станет женщиной, то пусть будет Непростой. А пока они всегда будут поблизости.