Джереми положил ножницы и разгладил рукав.

– Как насчет того, чтобы поговорить о том, о чем мы начали говорить в больнице?

– Ты думаешь, я убежала из–за этого? – Она укоротила переднюю часть куртки, вставив

булавки, проверяя точность. Удовлетворенно оглядев сделанную работы, Лора с такой же

ловкостью выровняла спинку куртки.

– Я понятия не имею, почему кто–то что–то делает, так почему бы тебе просто не

объяснить.

Они вновь молча занялись работой, выравнивая рукав–реглан, придающий изюминку

модели, сохраняя пропорции, откалывая и прикалывая постиранное букле. Им не нужны

были слова. Они знали, о чем каждый из них думают.

Затем Лора отошла на несколько шагов и придирчиво оглядела работу.

– Этот манекен не сможет даже такси вызвать, не порвав рукава.

– Ткань – просто дерьмо.

– Это рушит всю линию. А между тем, матовый джерси на ноле, персонал разбежался, а

вы можете продать свой пятничный показ Заку Позену.

– Я лучше вилку в глаз воткну.

– Это окажется на первой полосе всех модных изданий.

– Это лучше, чем вылететь из бизнеса, и это произойдет, если у нас не будет показа.

Они замолчали, затем Джереми спросил.

– Почему ты ушла?

– Я не хочу об этом говорить. Я не готова. – Это был самый честный ответ, который она

могла придумать. Не честность уровня Стью, но где–то близко.

– Как только вопрос о смерти Грейси разрешится, нам придется поговорить. – Он

вытащил разобранную куртку с плеч манекена.

Она посмотрела на него, держащего куртку одним пальцем за воротник, пристально

глядящего на нее, словно хотел сказать, что нужно говорить сейчас, а не потом. Она была

с ним согласно. Говорить нужно было сейчас. Но то, что остановило ее, было призраком

его бывшего партнера и по совместительству любовницы.

Он продолжил:

– Я хочу, чтобы ты знала, что я не убийца.

– Я знаю, что это не ты.

– Нет, не знаешь.

Он был прав. Она не позволяла себе думать об этом, но в ее голове всегда возникала

мысль, что возможно он мог бы это сделать. Она гнала её, надеясь, то ошибается или, что

полиция ошибается.

– Ему сойдет это с рук, – сказала Лора. – И это, действительно, жжет мне задницу.

– Я все время думаю об том Т.О.П.–е, Лора. Том, который ты получила от Йони. С ним

все было хорошо, верно? – Она кивнула. – Тот, который доставили, я исправил и

положил на стол Йони, чтобы онаотослала его обратно. Я думаю, что тот, кто стоит за

всем этим еще здесь.

– Ну, все в прошлом. Вы уверены, что не вернули его на 40–ю улицу?

Он кивнул и повернулся к куртке.

– Это уже не имеет значение. Мы должны воскресить линию из матового трикотажа, или

это будет трехминутныйпоказ.

Пришел Андре и позвал Джереми. Бывший босс Лоры вколол булавки и извинился,

уходя в отдел по продажам. Лора неловко схватила своего лежащего на столе

игрушечного кролика и металлических лекала, опрокидывая их со стола.

Звук привлек внимание Джереми, и он обернулся.

– Ты нужна нам.

– Я не подпишу контракт.

– Тебе не обязательно.

– Я не буду работать для Шелдона.

– Работай со мной на почасовой основе, пока не решим это вопрос. Назови свою цену.

– Я дорого стою.

Он развернулся и вышел с Андре.

Лора осталась. Появилась Тиффани, а сразу за ней и Чили. Стали подтягиваться и

остальные швеи и раскройщики. Она подготовила образец, оставила его на раскроечном

столе с биркой времени начала и конца работы и решила, что отправляется на обед.

Девушка на западную сторону, по пути размышляя, должна ли она рассказать Джереми,

что она чувствовала, когда он сделал такое заманчивое предложение. Он был прямо

перед ней, спрашивая. Легче от этого не стало.

Метель прекратилась, и она решила пройтись за буррито. Она заслужила это за то, что

она вернулась к своей работе или, может быть, потому, у неё был надломан зуб.

Подгоняемая чувством голода, она направилась к мексиканской забегаловке.

Которая была закрыта из–за погоды.

Она огляделась и вернулась тем же путем на 39–ю, просматривая, где бы перекусить и на

левой и на правой стороне улицы, где она обычно не ходила. Ускоряя шаг, она вновь

задалась вопросом, как Джереми потерял этот плохо выполненный T.O.П. и не вспоминал

об этом до недавнего времени.

Потому что, когда вы теряете что–то важное, вы обычно не забываете об этом?

Ноги, незаметно для неё самой, привели её к ресторану японской кухни, на углу 39–ой и

8–ой. Они были открыты, но она совсем забыла, на сколько, дорогой была здесь еда. Она

подошла на 10–ю. Обед начал превращается в эпическую прогулку, но здесь Лора

наткнуласьна другой мексиканскийресторанчик. Она решила не ходить в него, отдав

предпочтение индийцам на пересечении 39–ой и 11–ой.

Все это заняло около сорока минут, и, в конце концов, она купила мешок с арахисом из

корейской бакалеи и отправилась туда, куда она хотела пойти в первую очередь –

последний производственный цех в Нью–Йорке, на углу 40–й улицы и 11–ой авеню.

Заводский цех был больше, чем просто цех. Это было пять этажей и хранилище в

подвале, арендованное пятьдесят лет назад, когда казалось, что швейная

промышленность будет навсегда оставаться центром финансовой жизни Нью–Йорка.

Демонстрационные залы и офисы занимали другие этажи, подальше от раздражающего

некоторых, звука швейных машин.

Лора увидела крошечныекомочки пыли в каждом углу, оплетенные разноцветными

нитками, которые так же торчали из–под стола и цеплялись за кресла. Грязь в дверных

канавках и изношенную часть медных кнопок, где руки пассажиров лифта день за днем

тщательно стирали металл. Как ребенок с муковисцидозом переживал свои

послеобеденные дни здесь?! Где каждый угол забит древней шерстью и шелком!

Заводский пол причинял ему боль, но он все равно возвращался домой из школы, изучал

узоры, шил, из–за чего ему становилось хуже. Так продолжалось до тех пор, пока он,

наконец, не достиг верха мира моды.

По крайней мере, она позволила себе думать, когда она подошла к стеклянной двери.

Приемная на третьем этаже была немного больше, чем передняя комната с пустым

металлическим столом. Возможно, кто–то сидел там, когда Сент–Джеймс управлял их

бизнесом исключительно с фабрики, но, сейчас, когда Лора заглянула туда, все

выглядело не больше, чем путь к швейным цехам. Она позвонила в колокольчик и

подождала хорошие три минуты, прежде чем Эфраим открыл её, извиняясь. Ему было лет

пятьдесят, он с гордостью сидел за машинами при этом всем своим видом показывал, что

он устал от жизни под флуоресцентными лампами.

– Прости. Я был на другой стороне. – Он коснулся своего лица, в области её ушибленной

щеки, и спросил: – Что случилось?

– Пришлось уложить Майка Тайсона на лопатки, но он все–таки меня задел. – Она

закатила глаза. Эфраим уклончиво улыбнулся. – Джереми прислал меня за застежками–

молниями с эмблемой, которые мы использовали в октябре прошлого года. Может у тебя

что–нибудь осталось?

– Пойдем за мной. – Он полностью открыл дверь. – Я не знаю, перенесли ли они их на

четвертый. – Он имел в виду четвертый этаж, который был исключительно для хранения

и недоступен без кода и ключа. – Но проверь здесь.

Он направил ее через ряды зеленых промышленных машин, прижимных

приспособлений, утюгов, столов для отделки, уставленных ящиками с предметами

одежды, сетями из нитей и другой фурнитурой к маленькой комнатушке, отгороженной

от остального холла стеклянной перегородкой.

Внутри все выглядело как свалка, как каменный дом третьего мира из обломков и

забытого мусора. Этот вечный цех работал, днем и ночью, через полтора–два часа, остров