реакции. Каким–то образом она почувствовала, что повела себя именно так как он и

хотел.

Он снисходительно ухмыльнулся, как будто смотрел прямо внутрь её, с микроскопом, и

нашел то, что хотел. Он вышел, и она осталась одна. С черными синяками на глазах,

разбитыми зубами и опухшими щеками. И, пожалуй, поврежденной губой.

Потенциально, с большим мясистым синяком на лбу. Ей хотелось узнать, как выглядело

ее лицо, но лучше подумать о худшем, зная, что это будет, не так плохо, как она могла бы

представить это в своей голове, где она была чудовищем.

Лора, так и просидела, уставившись на стену перед собой, пока в окно комнаты не начал

пробиваться утренний свет. Над ней висел телевизор с плоским экраном, а под ним

табличка с её именем, номером палаты, диагнозом и предписаниями. Несмываемым

маркером был написан номер лечащей сестры «Малелль, 5492». На верху таблички было

напечатано «Медицинский центр Нью–Йоркского Университета». Зазвонил телефон.

Следовало бы поднять трубку, вдруг что важное, но Лора его проигнорировала. Когда она

вновь начала проваливаться в себя, раздался еще один звонок, как хор колоколов, она

полностью очнулась.

Она позвонила Малелль, стройной черной женщине, которая могла с легкостью

подсказать Лоре, как найти в больнице другого пациента.

– Наберите ноль и спросите, – сказала медсестра, проверяя ее давление на мониторе

компьютера.

Лора набрала телефон.

– Да, – ответил оператор, – сегодня его выписывают. – Она сказала номер палаты,

который Лора тут же записала на клочке бумаги. Повесив трубку, девушка повернулась к

медсестре.

– Я сильно плохо выгляжу? – спросила она.

– Согласно твоей диаграмме – все пройдет.

– У меня здесь есть зеркало?

– Вы не лежачий больной, – усмехнулась Малелль.

Как же она сразу не догадалась. Но когда она встала и направилась к ванной, вся

решимость смотреть на себя в зеркало испарилась. Какой в этом смысл? У нее нет ни

косметики, ни грима, чтобы скрыть весь этот кошмар на лице. Нужно ли делать себя еще

более не уверенной.

Когда Малелль ушла, Лора скользнула в коридор в своем больничном халате и тапочках.

Его комната находилась в другом крыле, но она без труда нашла её. После того, как она

прошла по холодным коридорам и лифтам, уверенность в том, что необходимо его

увидеть пропала, уступив место сомнению.

Но все–таки она постучала, тихонько, надеясь, что её не услышат.

– Войдите, – донеслось из–за дверей и Лора поборола желание сбежать. Она вошла

внутрь.

Джереми в палате не было. Просто смятая кровать с высокой спинкой и инструменты

повсюду. Она остановилась у прозрачного пластикового цилиндра с желтой гармошкой

внутри. Раздался хрип, похожий на смех, но он исходил не от аппарата, а из ванной.

– Джереми? – позвала она.

– Одну минуту.

Она запаниковала. Она все еще не знала, как она выглядит. У нее была секунда, чтобы

уйти, прежде чем он увидит ее. Но нет, она уже зашла слишком далеко, и закрытая дверь

между ними была скорее удобством, чем помехой, если быть оптимистом.

– Это я, Лора, – сказала она, и хрип за дверь затих. Дверная ручка повернулась. – Нет,

просто оставайся там, хорошо?

Тишина.

– Я не хочу тебя волновать, – сказала она.

–Ты бы здесь осталась?

– Только не выходи.

– Прекрасною

– Джереми, я ... – она замялась. – Я пыталась. Но я не смог тебя понять. Я думал, что это

Кармелла, и я думаю, что это может быть Шелдон, но я не мог понять, кто это сделал.

Прости. Я все испортила.

– Я не просил тебя расследовать убийство, Лора. Я попросил держать офис вместе.

– Да, вначале все так и было, но Шелдон решил продать компанию, и меня избили за то,

что задавала слишком много вопросов.

– Прежде всего, Шелдон ничего не продаст. Он просто создает видимость. Он пытается

выжать больше денег. И он пытается посеять панику, раскидав мой персонал и испортив

каждую сделку, которую я заключил до смерти Грейси. Просто злоба. Во–вторых, что ты

имеешь в виду под «меня избили»?

– Нанесение телесных повреждений с применением грубой силы

– Могу ли я выйти?

Лора проскользнула за занавеску, которая отделила кровать от зала от общего

помещения, когда он вышел. Он сделал паузу и сказал: «Ты не возможна».

– Почему ты здесь? Ты выглядел больным в Райкере, а теперь ты в больнице?

– Не меняй тему.

– Вчера вечером мое лицо встретилось с кулаками двух парней, и я не хочу, чтобы ты

меня видел. Это все. А теперь скажи мне, почему ты в больнице с грудным кашлем.

Джереми одернул занавеску. Лора закрыла лицо руками.

– Лора. – Он сказал, как нетерпеливый родитель.

– Джереми. – Она ответила, как взрослый ребенок, который не хотел, чтобы его

допрашивали.

Он схватил ее запястья, и она почувствовала что, как и в первый день, их знакомства, её

засасывает в морскую пучину. Она чувствовала это каждый день и никогда не уставала от

этого.

Его руки потянули её запястья вниз, но она не позволила ему убрать их.

– Ответь мне, – сказала она.

Его пальцы перестали так сильно сжимать ее запястья.

– У меня проблемы, – сказал он.

– Это неудовлетворительный ответ. – Она почувствовала, как повлажнели её ладони от

частого дыхания.

– У меня проблемы с дыханием с рождения. Это генетический дефект.

– А…

– И никто не знает. Ни одна душа, кроме моего врача и адвоката.

– И твоей матери, – вмешалась она.

– И медсестры.

– И, вероятно, какой–нибудь тети или дяди?

– И Грейси знала, – сказал он, немного раскаявшись.

– И ты запнулся.

– У меня кистозный фиброз.

Она подняла руки.

– Ты же не умрешь от этого?

– Это был грязный трюк, Лора. – Он отступил. Краем глаза она заметила, что он был

переодет в уличную одежду: бледно–голубую оксфордскую рубашку и чинос. На работе

его привычно было видеть в костюме.

– Какой трюк? – она посмотрела на свое отражение на темном мониторе компьютера. Ее

лицо выглядело нормальным, не опухшим, не разбитым и не покалеченным. Она

развернулась, чтобы посмотреть на себя в зеркало в ванной, которое было видно с того

места, где она стояла, и увидела, что синяк красуется только на одной щеке. Не то, что она

хотела выглядеть, чтобы мать родная не узнала, но скрывать свое лицо и правда не

стоило. – Они били меня так, что я подумала, что у меня везде будут синяки.

Джереми ничего не сказал, но взгляд на его лице сказал ей, что то, что она сказала, было

для него ударом. Она хотела расспросить его по подробнее, но он снова согнулся в

приступе глухого кашля. Покрасневшее искаженное болью лицо давало понять, что эти

приступы нет так уж и просты.

Он осел на кровать и схватил край.

– Закрой дверь. – Он замолчал на несколько секунд, чтобы отдышаться, пока Лора

закрывала дверь.

Девушка подошла к занавеске.

– Прости.

– Если бы все знали, – сказал он. – Я бы потерял инвесторов, и моя линия стала бы

называться «преодолевая невзгоды». Расширение прав и возможностей. Есть и плюсы.

Гарантировано появился бы на шоу у Опры, рассказывая о своем нелегком детстве. Это

сделает меня слабым. Напишу книгу за десять центов, а мою одежду скупят в ожидании

моей смерти. И не смей меня жалеть. Жалость хуже Опры.

– Я не буду тебя жалеть из–за болезни, если ты не будешь жалеть меня из–за избиения.

Его спина еще больше ссутулилась. Это был еще один новый Джереми. Он из её

наставника стал её боссом, а сейчас из просто больного человека превратился полностью

сломленного. Она не думала, что может выдержать ещё одну перемену в нем. Да и

смотреть на него в таком состоянии было просто больно. Она плюхнулась рядом с ним на