слышался вызов.

Похороны были как сцена из фильма. Все в черном. Прада. Такун. Поппи Делевинь.

Прически у всех идеальны, даже в холодной сырости кладбища. Никто не дрожал или не

держал руки в карманах. Кроме Лоры, конечно. Она не закончила свой макияж и волосы

в машине Тинто и чувствовала себя, как пятно от варенья на белой блузе на светском

рауте.

Гроб парил над травой, как космический корабль. По форме он напоминал

викторианский особняк, а блеск посеребренных деревянных ручек делал его похожим на

спорт-кар. Какой–нибудь архитектор или дизайнер обязательно должен был

запатентовать этот «шедевр», но нигде не было видно ни лейбла, ни дизайнерского

клейма.

Дэвид остановился на стороне Шелдона в группе скорбящих. Шелдон вел себя так, как и

полагается обезумевшему от горя мужу. Она подумала подойти к нему, но потому

передумал. Все–таки они были не близко знакомы. Он её лица до убийства никогда не

видел, так что навряд ли ему были нужны её соболезнования.

Лора встала рядом с Кармеллой в надежде, что её недостатки скрасятся грациозностью

итальянки. Прибывало все больше и больше машин. И больше всего девушка хотела

оказаться сейчас дома, в своей съемной квартире с «адской» кухней.

Кармелла знала людей, о которых Лора читала только в газетах, и вмешивалась в их

шепот и сплетни, как капля шоколада в смесь для мраморного торта. Кармелла так

быстро влилась в окружающую их обстановку, что вскоре Лора обнаружила, что стоит

одна, пряча озябшие руки в карманы, разгадывая загадку шелковых отрезов, времени

убийства и размышляя, возникло ли у полиции столько же вопросов, сколько и у неё.

Поэтому, когда к ней подошел мужчина, она вздрогнула от неожиданности. Он

засмеялся, показывая свои запломбированные зубы. Она даже не сразу признала в нем

Пьера Севье. С их последней встречи он слегка полысел и на висках прибавилось седины.

Одет он был в черный шерстяной костюм на четырех кнопках с укороченными рукавами,

который буквально месяц назад мелькал на парижских подиумах.

– Простите, – сказал он. – Мне показалось, что я вас знаю.

– Вы были наставником моей сестры Руби в Парсоне. У нас похожий цвет волос.–

Полнейшая ложь. Волосы Лоры были прямыми как палки, независимо от погоды, а у

Руби всегда ложились блестящими завитками, независимо от того, укладывалась ли она

утром или нет. Однако у обеих они были пшеничного цвета, который не нуждался

подкрашивании. – У нас разница в десять месяцев. Поэтому мы оказались в одном классе.

– она протянула руку для рукопожатия. – Лора Карнеги, никаких отношений с парнями

из клубов.

– Очень приятно. Сейчас я тебя начинаю припоминать. Своеобразное платье–оригами

твоих рук дело? – он припомнил её четвертый год обучения и её проект толи платья, толи

рубашки, толи пончо из накрахмаленной марли и ниток. Это сооружение без подробной

инструкции и одеть–то было сложно, и которое чуть не лишило её зачета.

– Жаль, что встречаемся с вами при столь печальных обстоятельствах, – сказал Севье.

– Да. Мы будем скучать по ней, – солгала Лора. Увидев подозрительный взгляд Пьера,

она добавила. – Я работаю в Джереми Сент–Джеймс. Я модельер.

– Я слышал, что Сент–Джеймс болен.

И она тут же, как мать–медведица, кинулась на защиту.

– Я видела его сегодня утром, и он выглядел здоровым.

– Я спрашиваю, потому что, я уверен, вы слышали, Шелдон Померанц берет

контрольный пакет акций компании.

– Он не может этого сделать!

– Если Джереми болен, может. Это прописано в контракте.

«Снова этот проклятый контракт», – подумала мисс Карнеги.

– Ну, я знаю все из первых рук. У Джереми все в порядке. Он будет на показе в пятницу.

– О, тогда там его и увижу. – Севье улыбнулся так, как будто ему только что вручили

приглашение.

К ним подошла женщина с длинными прямыми белыми волосами и, коснувшись его

плеча, прервала их диалог, что–то быстро заговорив на французском. Их маленький

разговор растянулся на вечно, и Лора все больше и больше стала ощущать себя идиотом,

который не хотел отпускать неожиданную компанию Пьера Севьена. Она хотела

расспросить его об ужине, о плачущей Ноэ, о Кармелле, превратившийся в злобную

акулу, но боялась, что она не найдет способа перевести разговор в нужное русло.

Женщина с прямыми волосами выглядела странно знакомой. Лора не могла ее

вспомнить, но она была уверена, что раньше видела ее. Чтобы перестать пристально

пялиться, Лора огляделась в поисках знакомых с кем можно было бы перекинуться парой

слов. Но все были либо заняты, либо далеко.Шелдон, которого она избегала, получал

соболезнования от Кармеллы. Невысокая женщина с прической аля «Средний Запад» и

идеально сидящим на ее фигуре костюмом, обнимала адвоката. Кармелла улыбнулась ей,

и все трое перекинулись несколькими словами, прежде чем миссис «Средний Запад»

отправилась прогуливаться под руку с дизайнершей.

В тот момент, когда Лора уже собиралась сказать вежливое «Извините», к ней

повернулся Севье.

– Кто это? – спросила она, указывая на миссис «Средний Запад». Тыкать в людей

пальцами, конечно не очень красиво, но любопытство брало верх.

– Она – владелица магазина в Бруклине. Дизайнерский аут лет ... – Он щелкнул

пальцами и у Лоры сразу же возникло имя, сорвавшись с языка как выдрессированный

щенок.

– «Centennial». – сказала женщина с белыми волосами сильным восточно–европейским

акцентом. – Это ШондаГровниц. Лора поняла, что холм тихо уходит из–под ног. Даме со

странной прической было не больше сорока с небольшим. «Неплохо сохранилась», –

мелькнуло в голове.

И хоть Лора никогда не слышала имя Шонды Гровниц, зато все слышали о «Centennial»,

большом дизайнерском магазине в Бруклине. Люди, которые посещали «Centennial», не

нуждались в необычном обслуживании или превосходном шоппинге. Им нужна была

только одежда. Красивая одежда. Одежду они могли показать своим друзьям. Одежда,

которую они не могли себе позволить, но очень хотели убедить окружающих в обратном.

«Centennial» скупал излишки, незначительный брак, коллекции прошлых сезонов и

выпускных классов дизайнерских училища и перепродавал их старшеклассникам,

работающим матерям и старым дамам, которые хвастались о приобретении раньше или

одновременно с лейблом.

Шонда поправила свой баснословно дорогой кашемировый шарф работы Гермеза. Он

был коричневым и абсолютно не сочетающегося оттенка с военно–морским пальто.

– Это моя жена, – Севье представил женщину с прямые белые волосы, – Гортензия.

Гортензия не особо дружелюбно посмотрела на Лоры, которая ответила тем же, хотя и

мучилась вопросом, где они могли пересекаться сдруг другом, Севье продолжал: – Я рад,

что Джереми здоров.

– Полностью. Он дал мне две страницы заметок на пятничное шоу, а затем поговорил со

своим адвокатом о слушании и выходе под залог или что–то вроде того. На самом деле

его никто не мог заткнуть. Он будет на шоу, если они его отпустят, а если нет, все равно

это будет потрясающе. Её речь перешла в бессвязное бормотание, поэтому она была

благодарна, когда Севье её тактично прервал.

– Вы сдержаны и верны. Мне это нравится в дизайнере.

– Я модельер.

– Было очень приятно встретиться с вами, мисс Карнеги. Он протянул ей руку. Она

восхищалась его прелестью и изяществом и понимала, почему он был Пьером Севьеном, а

она была просто Лорой с причудливой фамилией. Прежде чем уходить, он протянул ей

визитку, и присоединился к толпе, собравшейся вокруг гроба. Лора посмотрела на

кусочек картона. На нем было только его имя, имя его компании, должность и номер

телефона в апельсине на фоне зеленого яблока. Она не знала, будет ли надобность её