Роясь в своих шифрах и кодах, госпожа Хомич, наконец, наткнулась на запись, которая взволновала её, подарив надежду на помощь. «Ад. Рай. Сам. Хам.» Что несомненно означало – «Адвокат Райский Самуил Хамалович».

Телефон Райского ответил голосом женщины: «Вы позвонили Самуилу Хамаловичу. К сожалению, он не может сейчас вам ответить. Оставьте сообщение после сигнала».

Алла Степановна затарахтела в трубку, едва сдерживая слёзы: «Это я! Помните дело о наследстве в Одессе… ну, с бри… ой, с камнями? Мне нужна срочно ваша консультация!» Ожидание было не долгим. Даниил Львович ходил взад вперёд по комнате, периодически открывая сейф и заглядывая внутрь. Сейф всегда оставался пустым.

– Сядь! Что ты ходишь и заглядываешь? Что там прилетит откуда-то и ляжет? Вспомни лучше – кто знал за ключи? – Алла Степановна обмахивалась большим носовым, белоснежным платком и, потирая то и дело виски, посматривала на молчащий телефон.

– Помилуй! Кто мог, кроме нас, знать?

– Я, не знаю… но, может, ты кому-то говорил? Ты же у меня такой дурак… хоть и профессор… ой, боже ж, боже ж мой! Там же этих чёртовых бумаг на мильйон почти. А «брыллианты» мои! А деньги! Ведь только ж поменяли на эти чёртовы евро! Скоко всего? Да не молчи ты, изверг! Скоко всего получается? – Алла Степановна смотрела на мужа, а тот теребил редкие волосы и махал руками на все её причитания.

– Я спрашиваю: сколько? Нам же людям что-то говорить надо. Скажи, умоляю, Даник! А то щас тресну по дурной твоей башке. Я ж говорила – в банк! А ты!

– Банки закрывают один за другим. В нашем бардаке не то что деньги, грязное бельё не сохранишь!.. Миллион сто пятнадцать тысяч… если с бумагами и акциями! Ну и твои… эти… – он показал рукой почему-то на свою шею.

– Боже, хоть бы ты не называл такую сумму, – Алла Степановна хотела закатить глаза, но тут раздался звонок её мобильного телефона. Она передумала умирать и, придав голосу трагичность, но стойкость сильной женщины, ответила:

– Ало.

– Райский говорит. Здравствуйте.

Алла Степановна Хомич оживилась, поднялась с кресла, стала поправлять сбившееся на груди платье, как будто её мог видеть адвокат.

– Самуил Хамович, миленький…

– Хамалович…

– Что, не вы?

– Продолжайте, только отчество моё Ха-ма-ло-вич. Продолжайте, – голос говорившего был бархатно-приторный и не позволял собеседнику ни перечить, ни иметь своего мнения.

– Это я, Алла Хомич. Ну, помните? Ну, та, что… Хомич…

– Помню. Говорите коротко и по существу. Я сейчас в Америке. Буду послезавтра.

– Самуил Хаммалович, у меня горе, – она всхлипнула и высморкалась в платок, зажатый до этого в ладони. – Пропало всё наше наличное сбережение… всё до копейки…

– Так. В полицию, насколько я могу понимать, обращаться не корректно.

– Ой, как не корректно. Так не корректно, аж подташнивает от страха. А вдруг подумают… да нет – нельзя… помогите, а?

– Ждите. Вам позвонит от меня Александр. Представится – Саша Полковник. Расскажите ему суть вопроса. Он начнёт какие-то действия до моего приезда. Гарантий никаких, но помочь постараюсь. Ждите, – и отключил связь.

– Алла, – Даниил Хомич стоял перед женой с видом человека, идущего под танк со связкой гранат. На его глазах застыли слёзы решимости и отваги:

– Я иду в полицию!

Алла Степановна молча закивала головой и, пожав плечами, выдохнула:

– Иди, конечно. Там хоть с голоду не помрёшь. В тюрьмах кормят… говорят, три раза на день. А я останусь помирать от нищеты. Иди, иди Данник, – она затрясла подбородком и на вдохе, с шипящим свистом, запричитала:

– Господи, сколько лет я удерживаю этого идиёта. Да тебя же там, в твоей полиции, и выпотрошат до последнего. Останешься не только без денег, но и без штанов. Отнимут и квартиру, и дачу, и дом в Ницце, и твою любимую баню в деревне. Куда он пойдёт, люди добрые? Ты, правда, веришь им? Так вон, – она указала на лоджию, – иди к соседу. Тут рядом. Он – полковник этой самой милиции, или полиции, чёрт её разберёт. У него как раз новая жена. Он ей ещё «Мерседес» не купил, а так все при всём. Старой-то, Люське, с детьми – оставил дом в Переделкино. Откупился. Ему как раз сейчас придурков не хватает. Развести и посадить. Поможет! Видать, профессионал, раз такие деньги ему там платят… Где ты живёшь? Сам же только что сказал – бельё… да ну тебя! Идиёт ты у меня.

– Но что делать?

– Ждать звонка от человека адвоката, – и Алла Степановна указала пальцем на трубку. Даниил Львович, вытянув вперёд шею, внимательно посмотрел на аппарат, словно ожидая от него чудесного спасения, и, кивнув с заговорщицким видом головой, согласился, почему-то шёпотом:

– Хорошо… раз ты считаешь… хорошо, – и вышел на цыпочках из комнаты.

Звонков ещё в этот день было два. Первый раз позвонили из сервиса автомобилей, где недавно проходил обслуживание автомобиль Аллы Степановны, интересовались качеством обслуживания, а второй из страховой компании, по поводу продления страховки всё того же автомобиля. Саша Полковник не позвонил. Хомичи не ели и не пили. Сон их был тревожным и кратким. Они постоянно просыпались и глядели на часы. Время остановилось. Когда в девять тридцать раздался звонок – они как раз собирались звонить адвокату.

– Да-да, – госпожа Хомич была бледнее простыни, голос осип и хрипел, словно с перепоя.

– Кто это? – удивились на том конце. – Мне нужна Алла Степановна. Молодой человек, не могли бы пригласить её?

– Это я, – стараясь говорить своим обычным тембром, пропищала Алла Степановна.

– Я от Райского.

– Ах, да, конечно… Мы очень ждём вас. Оч-ч-ень, – обокраденная женщина даже приложила руку к сердцу и сделала брови домиком, подчёркивая драматизм ситуации.

– Адрес?

– Через час с небольшим в квартиру Хомичей вошёл мужчина. Он тихо поздоровался и так же тихо представился:

– Саша Полковник. Я от Райского.

Алла Степановна завертелась перед красивым незнакомцем. Она предлагала: то – сесть, то – чаю, а попутно рассказывала, довольно сбивчиво, о пропаже денег из сейфа.

– Вы даже представить себе не можете, уважаемый господин Саша Полковник, сколько я пережила за эту ночь. Что вы! Такого кошмара я не помню давно. Мне хотелось кричать и плакать, но я только икала и стонала. Потому шо соседи это же не люди, а натуральные сволочи. Они, наверное, и навели. Я же думала, а вдруг эти изверги придут ночью и добьют меня с Даником. Начнут пытать, а у нас слабое сердце, – при этом она кивком указала на суетившегося рядом мужа. И больные нервы, – здесь она ткнула себя в грудь пальцем… Но когда появились вы! Мне стало спокойнее. Правда… Я же верю и надеюсь. Вы же поможете?

Полковник отставил в сторону предложенный чай, покивал медленно головой и без преамбул сказал:

– Буду разговаривать с каждым из присутствующих в доме, по одному. Ещё кто-то есть?

– Кому тут быть, – махнул рукой хозяин.

– Тогда начнём с вас, уважаемый, как, простите, ваше имя-отчество?

– Даниил Львович, – склонив голову набок и откинув потом слегка её назад, представился профессор, не без гордости.

– Замечательно. Вы Алла, э…

– Степановна, – подсказала супруга профессора.

– …Степановна. Идите в другую комнату и не вздумайте подслушивать. Вот.

Алла Степановна недовольно, но покорно вышла и прикрыла за собой дверь, бормоча про культурных людей и дворянские корни, не позволяющие ей подслушивать. Но, всё же, сидя на кухне, она прислушивалась к тому, что происходит за стенкой, приставив к ней пустой стакан.

Профессор стоял в позе побитого петуха и являл собой жалкое зрелище. Он был в рубахе, застёгнутой криво, и спортивных брюках, видать ещё тех времён, когда границы были на замке.

Вы Алла Степановна, идите в другую комнату, и не вздумайте подслушивать

– Ну, что ж, господин профессор, – Полковник предложил собеседнику жестом сесть. – Я не верю в чудеса. Деньги с ногами не бывают. В теорию заговоров и тайных сообществ, охотящихся на умы нашего общества, даже такие светлые, как ваш, – тоже не верю. Отсюда простой вопрос: