— Охраню я тебя, Марьяна.

Опять Марьяна привздохнула, ко княгине бросилась, руками ее поперек тела обхватила, двинуться не дает.

— Беги, Златко! — кричит.

— Вот дурная, — девица змеиная смеется да кольцами ее окружает. — Дай хоть брату твоему воды поднесу да хлеба.

Выползли из кустов змеи, принесли хлеба ломоть да воды чарку. Разломила со мной княгиня хлеб, воду разделила, братом своим назвала. Подуспокоилась Марьяна, накидку мне Лютову вернула, взамен шелка ей змеи приволокли, ягод натащили да меду сама княгиня поднесла. Посмотрел я на них, рукой на прощание махнул да и пошел дальше.

Не бывал я здесь ранее, что там, за болотами, ведать не ведаю, а все вперед идти надобно, нет мне возврата в княжество. Иду я себе, слышу — плачет кто-то впереди. Выглянул из-за кустов, сидит на поляне девица, косой длинной слезы вытирает, а коса та — огня рыжее.

— Ты кто? — спрашиваю.

— Неждана я, шестая в семье дочь, от неба косу свою недобрую получила. Обвинили меня селяне в том, что скотина падает, завели в лес, на косе моей удавить хотели, а отцу с матерью и горя нет, им бы пять сестер моих пристроить, лишний я рот, да соседи шепчутся. Сбежала я, брела долго, да вот без сил упала. А ты кто?

— Златко я, ветер перелетный, — вздыхаю. — Идем со мной, Неждана, хоть на болотах и сгинем, да вместе зато. А то и пройдем их.

Боевая то девица, по всему видно. Такая и кикимору болотную макнет в лужу, коль понадобится. Поднялась Неждана, пошла рядом. Идем, помалкиваем, под ногами вода почавкивает, болотной тиной тянет. По сторонам вороны черные сидят, на нас глядят да каркают недобро.

— На ночь бы остановиться, — тихонько Неждана говорит, от холода дрожит.

Сыскал я насилу место посуше, Неждану в накидку Лютову завернул, сам на земле пристроился. Огня не развести, одежду не просушить, одна надежда, что не околеем за ночь.

— А что ж невесел ты, Златко, все назад оглядываешься, ровно сердце где забыл.

— Забыл, Нежданушка.

— А у меня жених был, — Неждана говорит. — Да только вовремя не поспел.

Погладил я ее по косе рыжей, вздохнул.

Выехал на небо Месяц ясный, на коне серебряном скачет, вниз поглядывает, с Ветром пересмеивается, требует тучи разогнать, звезды раскидать. Только внезапно затмились звезды светлые, зашумели над головой крылья черные, пал на поляну ворон огромный, парнем оборотился.

— Кто такие? — спрашивает.

— Златко я, воин странствующий. Неждана это, сестра моя младшая.

— Отдай мне сестру свою, Златко.

— Перья выдерну! — я в крик пошел. — Сестру названую кликну, княгиню змеиную, на пиру свадебном у сестры моей Марьяны блюдом станешь!

Хохочет ворон.

— Охолони, Златко, неужто не найду, чем улестить? Есть у меня каменья самоцветные, есть мечи стали доброй, есть владенья обширные. Все, чем владею, ничего не жаль.

Молчу я, подступаюсь. Вскочила Неждана, на грудь ворону бросилась, смеется да плачет:

— Грозен ты, братец Златко, да только то жених мой и есть. Не рви перьев черных, лапу ненароком не зашиби.

Подуспокоился я малость, вытащил ворон хлеб, разломил пополам, мне протянул.

— Защитить ты невесту мою хотел, себя не жалел, за то станешь мне братом названым.

Взял я хлеб, отведал. Обернулся парень вороном, Неждану подхватил да в небе скрылся. Поднял я накидку Лютову, завернулся в нее, спать улегся. Хоть во сне да свижусь.

Чую я среди ночи — лежит рядом гора косматая, теплом дышит, ноги мне греть ладится. Подкатился я поближе, ровно и сон не сон, к медведю прижался, пробудиться сил нет, только и могу, что в шерсть вцепиться.

— Спи, Златко, — медведь басит голосом знакомым.

— Снишься ли?

— Спи, Златко, — опять Лют ворчит. — Завтра у тебя дорога долгая.

— Куда же идти мне? — спрашиваю.

— Племянницу княжескую возвращать. Вернешь девку в терем — свидимся. А как свидимся — не расстанемся.

— Куда уж расставаться, ладо, так в горнице княжеской меня по приказу и удавишь.

Молчит медведь. Меня и пуще того сон морит.

Пробудился я по холоду утреннему, под накидкой из медвежьей шкуры ровно кот свернувшись, сон вспомнил, чуть в голос не завыл. Куда я пойду без оружия, как племянницу княжескую верну, коль не ведаю, где замок Кощеев?

— Что ты, Златко, так невесел? — змейка маленькая под ногами вертится.

— Замок Кощеев искать мне надобно.

— Помогла бы, коль ведала.

— Кррра-кррра, червячишка мелкая, — мне на плечо ворон старый упал, одним глазом смотрит, перья седые топорщит. — Никакой пользы с тебя нет.

— Послала меня княгиня Златко через болота провести, так хоть пособлю. А от тебя, орлиная закуска, и той помощи не будет.

— Знаю я зато, как в замок Кощеев попасть.

Подхватился я с места, за змейкой маленькой пошел, вьется змейка, от топей отводит, землю твердую под ногами указывает. Сидит ворон на плече, помалкивает. Выбрел я из топей, свернулась змейка колечком, хвостиком по земле стукнула да пропала.

— Веди, — я ворона с плеча стряхнул.

Каркнул старый раз, каркнул другой, поднялся ввысь, вперед полетел. Иду я за ним, не спотыкаюсь, о Люте думаю, накидку глажу. И на душе постепенно тепло становится. Чай, Кощей не Змей Горыныч, договориться можно.

Долго ли коротко ли, сбил я ноги, а замка все не видать, только лес кругом все выше становится.

— Погоди, ворон, — прошу я. — Дай на камень присесть, дай воды из ручья глотнуть.

Сложил ворон крылья, сел ворон на дерево, голову под крыло сунул, дремлет. Наклонился я к ручью, воды в ладони набрал, напился да умылся. Повеселел. Гляжу, на другом берегу ручья старушка стоит сухонькая, от ветра шатается. По камням я проскакал, к ней подошел, гляжу: белы глаза у нее.

— Кто ты? — слепая спрашивает.

— Златко, ветер перелетный.

— Помоги мне, Златко. Трудно мне идти, выломай мне ветку крепкую.

Подхватился я, отыскал на поляне ветку упавшую, да все еще крепкую, узловатую, принес старушке.

— Доброе у тебя сердце, Златко. А перенеси меня на тот берег, боюсь я в воду упасть.

Посадил я старушку слепую на спину, вброд пошел — не поскачешь по камням с такой-то ношей. А на середине ручья вниз глянул да обомлел: сидит у меня на спине не старушка, парень молодой, волосы ночи темнее, кожа молока белее, зубы скалит.

— Что ж ты встал-то, Златко? — спрашивает меня голосом старушечьим.

Осерчал я, стряхнул ношу в воду. Сидит парень посреди ручья, смехом заливается.

— Правду мне Ворон сказал — добрый ты, Златко.

— А ты кто еще?

— А угадай, — и пуще того хохочет.

— Некогда мне с тобой шутки шутить.

— А куда ж ты торопишься-то так, Златко? Никак с Кощеем биться собрался?

Молчу я, на него не гляжу, накидку пуще глажу.

— Не зря он Бессмертным прозывается. Только за сердце твое доброе подскажу я, где смерть Кощеева хранится.

— Ни к чему мне знание это. Не убивать я пришел, договориться хотел.

— О чем договориться? — парень аж хохотать перестал, присмирел, из воды поднялся.

— Чтоб племянницу князя на волю отпустил. Не даст за нее князь выкупа, только клич кинул, мол, отдаст в жены тому, кто назад вернет, да только нет героев, кто пойдет замок Кощея искать, голову складывать. Была б ворожея какая в подмогу, может, и сладилось бы дело. Только на костер князь колдунов потащил, кто сгорел, а кто и сбежал, носа не кажет.

— А ты, Златко, стало быть, тот герой?

Отворачиваюсь я, не гляжу на парня.

— Не герой я, податься мне некуда. А княжну молодую возверну — в терем попаду. А в терем княжеский попаду, в последний раз на свет свой гляну.

— А ну как я тебе предложу твою невесту умыкнуть да здесь в царстве Кощеевом поселиться? Есть у меня конь быстрый, вмиг обернусь, привезу тебе девицу.

Теперь мне время потешаться пришло, хохочу-заливаюсь, еле ноги держат.

— Невестушку мою умыкнуть разве что Змей и сможет. Всем она у меня хороша — и бородой окладистой и кулаками пудовыми, а пуще того, мечом булатным. А уж характером медовым так и на все княжество славна, не зря Лютом прозвали.