С 1935 года немцы начинают догонять, а затем и опережать нас в разработках ЖРД и, главным образом, на компонентах кислород — спирт.
В трагические 1937-1938 годы НИИ-3 был обезглавлен.
Клейменов и Лангемак в 1937 году были арестованы и в январе 1938 года расстреляны. Начальником был назначен вернувшийся из Испании военный инженер Борис Слонимер. Костиков был назначен главным инженером — заместителем начальника.
В 1938 году был арестован Глушко, а вслед за ним Королев. В конце 1939 года сняли с работы Слонимера. Главный инженер Костиков стал единоначальным руководителем НИИ-3. Он получил свободу деятельности по всем тематическим направлениям: научно-технический совет больше не руководил институтом. Репрессии в отношении руководителей создали в институте тяжелую психологическую обстановку, подавлявшую инициативу и смелый творческий поиск.
И все же удивительно, сколь велик был интеллектуальный потенциал коллектива РНИИ! Люди нашли в себе силы от подавленного настроения перейти снова к лихорадочно напряженной работе. Сколько подобных драм разыгрывалось в те годы!
Реактивные снаряды были приняты на вооружение в авиации, было организовано их серийное производство, оружие получило высокую оценку ВВС. Это направление требовало внимания и укрепления руководства. Костиков поручил контроль за этими работами Победоносцеву. Надо отдать должное Юрию Александровичу. В это трудное время он оценил перспективность PC и много сделал для того, чтобы после гибели Лангемака дать второе дыхание этой тематике. Победоносцев, как мог, поддерживал также работы по ЖРД, поручив их Леониду Душкину. Тихонравову Костиков поручил тематику Королева по самолету с реактивным двигателем, продолжение работ по кислородно-керосиновым ЖРД и жидкостным ракетам.
Однако, несмотря на успехи в авиации, создание наземных пусковых установок для сухопутных сил затягивалось.
Большую роль в отработке и конечном принятии на вооружение пусковых установок для сухопутных войск сыграл старший военпред ГАУ при РНИИ Василий Аборенков.
Масштабы этих работ под сильным нажимом Аборенкова существенно расширились. К работам по снарядам подключались военные инженеры Шварц, Соркин, а по самоходным пусковым установкам — Гвай, Павленко, Галковский, Попов. В 1939 году были изготовлены первые самоходные пусковые установки на базе автомобиля ЗИС-6.
В 1940 году НИИ-3 был передан в Наркомат боеприпасов, которым руководил Борис Ванников.
Ведомственная принадлежность определяла приоритет тематики ракетных снарядов над ЖРД, жидкостными ракетами и ракетными самолетами. Идеолог жидкостных ракет Тихонравов доказать их актуальность как оружия в то время не имел возможности. Работы над кислородными ЖРД, которые пытался развернуть Тихонравов, должной поддержки не получили. Следует оговориться, что никакой информацией о размахе работ по жидкостным двигателям и ракетам в Германии наша разведка не располагала.
А в Германии разворачивалось строительство грандиозного по тем временам ракетного центра в Пенемюнде. Главной задачей этого центра являлось создание управляемых жидкостных ракет дальнего действия.
Параметры ЖРД, разрабатывавшихся в период 1935-1940 годов в НИИ-3, не шли ни в какое сравнение с тем, на что немцы замахнулись в это же время в Пенемюнде. Перед войной мы уступили приоритет в разработках жидкостных управляемых ракет.
В то же время в области малых пороховых реактивных снарядов мы были далеко впереди немцев. Однако этот инженерный задел был доведен до массового производства и боевого использования только в процессе войны.
Высокое военное руководство: заместители наркома обороны, быстро меняющиеся начальники Генерального штаба Б.М. Шапошников, К.А. Мерецков, а затем и Г.К. Жуков, нарком обороны С.К. Тимошенко не представляли себе тактических возможностей этого нового оружия и никаких планов его использования в будущей войне не предусматривали.
Обычно Сталину докладывали о всех новинках в области вооружений. Но о сухопутных реактивных снарядах Сталин до 1941 года информации не имел.
Заместителем наркома обороны по артиллерии был маршал артиллерии Кулик. Он отвечал за деятельность Главного артиллерийского управления, за оценку и принятие на вооружение новых минометных средств. Он обязан был лично докладывать, если не Сталину, то наркому Тимошенко. Но он недооценил это новое оружие. Тогда Аборенков, совершенно убежденный в эффективности реактивных снарядов по опыту использования в авиации, через голову своего начальника маршала Кулика сообщил об этой разработке в докладной записке Сталину. Аборенков рисковал если не головой, то карьерой. Надо отдать должное его смелости.
Г.К. Жуков в своих мемуарах вспоминает, что вскоре после назначения его начальником Генерального штаба Сталин спросил, знаком ли он с реактивными минометами. Жуков ответил, что только слышал о них, но не видел.
Сталин сказал: — Ну, тогда с Тимошенко, Куликом и Аборенковым вам надо в ближайшие дни поехать на полигон и посмотреть их стрельбу.
В это время Аборенков был начальником отделения в ГАУ. По чину никак не положено ему было общение со Сталиным. Тем более интересно, что Сталин о нем знал.
Как было выполнено поручение Сталина, я узнал из рассказов и записок непосредственных участников создания и производства «катюш». Одним из знавших дальнейшие события был генерал-майор Павел Трубачев. Он окончил Ленинградский горный институт и затем в 1940 году Артиллерийскую академию. По окончании учебы был направлен в ГАУ и с первых дней службы имел прямое отношение к испытаниям, производству и принятию на вооружение ракетных установок для сухопутных войск. Я с ним познакомился в 1945 году в Германии. В то время он был в звании инженер-полковника. Впоследствии Трубачев был военным районным инженером в НИИ-88, королевском ОКБ-1 и начальником отдела в Главном управлении ракетного вооружения. Во внеслужебной обстановке я общался с вышедшим в отставку Павлом Ефимовичем на Пироговском водохранилище, где мы оба имели садовые участки. Вот что он рассказал по поводу поручения Сталина.
Еще в марте под руководством Аборенкова были успешно проведены полигонные стрельбы. Уверенность в надежности и эффективности реактивных минометов не вызывала сомнения. Однако показ ракетных снарядов высшему командованию откладывался со дня на день. Наконец он состоялся 15 июня 1941 года.
Министр обороны Тимошенко пожелал, чтобы на полигоне была произведена демонстрация всех новейших образцов артиллерийского вооружения. Подготовка такого мероприятия заняла гораздо больше времени, чем предполагалось, потому что на полигон для показа стремились представить в лучшем виде новые пушки и минометы все именитые главные конструкторы. Установки для стрельбы реактивными снарядами были в НИИ-3 смонтированы на базе шасси автомашин ЗИС-6. Среди большого количества артиллерийских экспонатов два грузовика своим внешним видом не внушали особого уважения.
У каждого артиллерийского орудия находился его главный конструктор, иногда вместе с директором завода и военными представителями. Все были готовы доложить наркому обороны не только тактические преимущества нового образца, но и готовность к массовому производству.
Две пусковые установки типа БМ-13 с 24 снарядами каждая скромно стояли в стороне от главных экспонатов. При них не было ни главного конструктора, ни уполномоченного представителя промышленности. Все хлопоты взяли на себя полковник Аборенков, инженеры и мастеровые НИИ-3, готовившие пусковые установки к смотру.
Демонстрация реактивного оружия по расписанию была последней. Эффект ураганного огня с воем летящих 48 снарядов произвел на маршалов и генералов потрясающее впечатление. В районе цели поднялись тучи пыли и бушевало пламя. Ничто живое, казалось, не должно выдержать такой огневой налет.
Тимошенко в резкой форме обратился к Кулику: «Почему о наличии такого оружия молчали и не докладывали?» Кулик оправдался тем, что оружие еще не доработано, не проводились войсковые испытания.
