Как в любом комплексном проекте, новые идеи вызвали массу вопросов и критических замечаний. Это был отнюдь не дипломный проект. Коллектив Бабакина состоял из вполне компетентных специалистов.

Бабакин мне сразу понравился. Когда я послушал содоклады и ответы на всякого рода вопросы его сотрудников, то тут же созрела идея. Бабакина со всем коллективом надо забирать в НИИ-88. Он способен снять с отдела «У» бремя долгов по управлению ЗУРами и, как знать, может быть, вообще возглавить это направление.

Первый зондаж Бабакина оказался неудачным: он боялся потерять самостоятельность. Зная нашу структуру, категорически отказался быть под Тритко и тем более под Синильщиковым.

Тогда я приступил к обработке Победоносцева, Гонора и Ветошкина. В конце концов после долгих согласований в министерстве и Госкомитете № 2 появилось постановление, коим в декабре 1949 года Бабакин был переведен со своим коллективом в НИИ-88. Здесь он возглавил отдел управления зенитных ракет, сняв таким образом значительный груз с отдела «У».

Центр по ракетам ПВО под руководством Третьего Главного Управления к 1950 году по мощности, идеям, кадрам и производству был вне конкуренции. Бабакину тягаться с этой компанией было бессмысленно. В то же время Лавочкин, которому была поручена задача создания собственно ракеты, понял наконец, что без хороших управленцев ему не обойтись.

Деятельность Синильщикова по «Вассерфалю» в НИИ-88 теряла смысл. Вскоре в НИИ-88 работы по зенитным ракетам постановили вообще прикрыть. Одновременно их прикрыли и в НИИ-885.

Бабакин, проработав у нас всего полтора года, в 1950 году перешел со всем своим коллективом к Лавочкину.

В 1960 году буквально у него на руках на полигоне в районе Балхаша умирает Лавочкин. После смерти Семена Алексеевича Лавочкина Бабакин возглавил его организацию, ставшую ведущей в стране по автоматическим межпланетным космическим аппаратам. Здесь его талант развернулся в полную силу. В 1970 году Бабакина избирают в члены-корреспонденты Академии наук. А 3 августа 1971 года так же внезапно, как и Лавочкин, Бабакин в возрасте 57 лет умирает от инфаркта.

С 30 марта по 3 апреля 1992 года в Москве проходила научная конференция, посвященная Международному году космоса. Инициатива проведения этой конференции принадлежала Отделению проблем машиностроения, механики и процессов управления Российской Академии наук, многим академическим институтам, Гагаринскому комитету, Совету «Интеркосмос», Центру подготовки космонавтов имени Гагарина, Центральному НИИ машиностроения (бывший НИИ-88), нашему НПО «Энергия» и еще ряду общественных и научных организаций.

Сопредседателями оргкомитета этой весьма представительной конференции по решению президиума Академии наук были назначены академики B.C. Авдуевский и Б.В. Раушенбах. Многоопытный в таких делах Борис Викторович назначил меня и недавнего директора ЦНИИМаш Юрия Александровича Мозжорина заместителями сопредседателей оргкомитета.

Основные организационные хлопоты по проведению пятидневной конференции, как обычно, легли на службы Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН. Несмотря на бедственное экономическое положение этого академического института, его немногочисленный научный аппарат справился с тяжелой работой, включая самую трудную — обслуживание иностранных гостей при минимальных затратах валюты, недостатке автомобилей и бензина.

Для меня эта конференция поначалу представлялась неизбежной потерей времени, отрывающей от работы и писания этих мемуаров. Но по мере разработки программы стало очевидным, что она будет необычной.

В программу двух пленарных заседаний и секции «История ракетно-космической техники» были заявлены доклады, содержание которых показалось бы совершено немыслимым еще два-три года назад. Сенсационность докладов, в частности, представленных на исторической секции, состояла в том, что содержание некоторых из них до последних лет имело гриф «совершенно секретно», и любой из них, конечно же, не мог быть доложен аудитории, в которой присутствовали американские ученые и корреспонденты зарубежной прессы.

Первый доклад на исторической секции принадлежал трем соавторам: И.М. Лисовичу, академику А.Ю.Ишлинскому и мне. Доклад содержал историю создания и описание первых систем астронавигации, испытанных в СССР на межконтинентальных крылатых ракетах «Буря». Всему миру было известно, что в СССР еще в 1957 году появилась первая межконтинентальная баллистическая ракета — королевская Р-7. Эта ракета стала первым фактором реальной ядерной угрозы для США. Р-7 после ряда модификаций стала известна миру как носитель космических аппаратов. С 1957 по 1969 годы, т.е. до высадки американских астронавтов на Луну, Р-7 оставалась по многим показателям самой надежной в мире ракетой для пилотируемых полетов.

Именно эта еще находившаяся в 1962 году на вооружении наша единственная межконтинентальная ракета чуть было не полетела на США во время Карибского кризиса. Об этом стоит вспомнить особо, я был тому невольным свидетелем. Ракета Р-7, оказавшаяся чемпионом по числу официально зарегистрированных мировых космических рекордов, оказалась и рекордсменом по долголетию. 37 лет эксплуатации в различных модификациях! По прогнозам, ей работать еще лет десять. В наш век технических революций это безусловно выдающийся рекорд.

Однако не только за рубежом, но даже среди наших, допущенных к совершенно секретным работам ракетных специалистов очень узкий круг знает о том, что у знаменитой «семерки» был сильный конкурент по доставке ядерного заряда — составная крылатая межконтинентальная ракета «Буря». Летные испытания «Бури» начались раньше, чем полетела Р-7, но были прекращены в 1959 году.

Почти никто из наших ракетно-космических специалистов не знает и того, что у современного, всем известного крылатого корабля «Буран» был совершенно секретный, тоже крылатый тезка. Он, не успев сделать и одного полета, был остановлен в производстве после первого успешного полета баллистической «семерки».

В биографиях знаменитых ныне создателей авиационной и ракетной техники Королева, Келдыша, Лавочкина и Мясищева нет упоминаний о «Буре» и «Буране». Представляется, что в какой-то мере необходимо восполнить этот пробел.

Если сообщение о «Буре» и «Буране» есть «неизвестное о неизвестном», то рассказы о сериях спутников «Космос» следует озаглавить «неизвестное об известном».

Назначение космических аппаратов знаменитой серии «Космос» до самого последнего времени оставалось для широкой общественности далеко не ясным. То есть в принципе каждый, кто интересовался космической техникой, понимал, что существуют средства всяческой космической разведки. Мы клеймили американцев, объявляя, что они («ах, какие нехорошие!») запустили очередной «спутник-шпион» для наблюдения за территорией Советского Союза, стран Варшавского договора, наблюдения за «горячими» точками.

О своих спутниках аналогичного назначения мы молчали. Ну не так, чтобы совсем: начиная с 1962 года регулярно появлялись сообщения ТАСС, что запущен ИСЗ «Космос №…». Так, например, если взять на выбор 1986 год, по официальным сообщениям, запущены спутники серии «Космос» с № 1715 по № 1810! 95 спутников, которые, согласно сообщениям ТАСС, за некоторыми исключениями, предназначены «для продолжения исследования космического пространства». А всего мы к марту 1992 года довели число таинственных «Космосов» до 2182!

В докладах на конференции со значительной части «Космосов» было снято плотное покрывало секретности. Часть «Космосов», в особенности относившиеся к первой тысяче, имели самое непосредственное отношение к деятельности нашего коллектива.

Мне представляется необходимым попытаться показать читателям, какая же огромная работа проводилась ракетно-космической отраслью и пресловутым военно-промышленным комплексом в целом. Она была невидима и неизвестна.

В одной из песен полигонного фольклора есть такие слова: «Ракета улетела, налей еще стакан, и пусть теперь охрипнет товарищ Левитан…». Имелся в виду самый знаменитый диктор московского радио времен войны и двух послевоенных десятилетий. Ему ни разу не грозила хрипота по поводу запуска очередного спутника серии «Космос». О них сообщалось межу прочим, петитом, в газетах.