Слишком много недостатков мы обнаружили в процессе подготовки и проведения пусков. Каждый из этих недостатков, каждое замечание и аварию при пусках следовало тщательно проанализировать и принять решение, какие доработки необходимы при создании своей отечественной ракеты Р-1.

Испытания принесли и другие безусловно положительные результаты.

Во— первых, объединение в единый коллектив всех служб на полигоне в процессе проведения летных испытаний позволило практически «притереться» друг к другу и людям, и организациям. Организационный опыт осуществления столь сложных мероприятий иногда оказывается столь же ценным, как и научно-технические достижения.

Во— вторых, участие в Государственной комиссии высоких военных начальников и руководителей ряда министерств определенным образом повлияло на их «ракетное мировоззрение». Теперь уже не только главные конструкторы и все их соратники, но и те, от кого мы непосредственно зависели, поняли, что ракета -это не просто управляемый снаряд. Ракетный комплекс — это большая и сложная система, требующая нового системного подхода на всех этапах своего жизненного цикла: при проектировании, разработке, изготовлении, испытаниях. При таком подходе не должно быть главных и мелких задач, в системе все должно быть подчинено интересам достижения единой конечной цели.

В этой связи вспоминаю такой ставший впоследствии поучительным анекдотом эпизод из заседаний Государственной комиссии.

При разборе очередного неудачного пуска было установлено, что наиболее вероятной причиной является отказ одного из многоконтактных реле, находящихся в бортовом главном распределителе.

Устинов, на правах головного министра и заместителя председателя Госкомиссии, обратился к заместителю министра Воронцову, ведавшему ракетной техникой в МПСС:

— Как твои люди не доглядели и не проверили каждый контакт?

Воронцов обиделся и возразил:

— На борту девяносто реле и на земле двадцать три, за всеми не углядишь. Да и велика ли беда, подумаешь, одно реле отказало!

Какой тут поднялся шум! Это было хорошее возмущение, свидетельствующее о постепенном проникновении в сознание нового системного мышления.

В— третьих, на полигоне вместе работали и жили руководители и специалисты разных уровней. Им предстояло в будущем осуществлять общегосударственные программы огромных масштабов. Здесь не только складывалось понимание трудностей друг друга, но и укреплялись товарищеские отношения, а часто возникала и настоящая мужская дружба независимо от ведомственной принадлежности. В работе, которая нам предстояла впереди на много лет, это имело огромное значение.

Наконец, в-четвертых, в процессе первых полигонных испытаний организационно окреп неформальный орган — Совет главных конструкторов во главе с Сергеем Павловичем Королевым. Авторитет этого Совета как межведомственного, не административного, а научно-технического руководства для всей последующей нашей деятельности имел решающее значение.

Всего в НИИ-88 из Германии прибыло более 150 немецких специалистов. С семьями это составило почти 500 человек.

В составе прибывших были и высококвалифицированные ученые, и инженеры, которые сотрудничали с нами в институтах «Рабе» и «Нордхаузен». Так, в немецком коллективе оказалось 13 профессоров, 32 доктора-инженера, 85 дипломированных инженеров и 21 инженер-практик.

Организация немецких специалистов, размещенная на острове Городомля, получила статус филиала № 1 НИИ-88. Таким образом, формально весь состав подчинялся директору НИИ-88 Гонору. Директором филиала вначале был назначен Ф.Г. Сухомлинов, работавший ранее в аппарате Министерства вооружения, но вскоре его заменил П.И. Малолетов, бывший директором завода № 88.

Руководителем с немецкой стороны был назначен профессор Вольдемар Вольф, бывший руководитель отдела баллистики фирмы «Крупп», а его заместителем — инженер-конструктор Бласс. В состав немецкого коллектива вошли видные ученые, труды которых были хорошо известны в Германии: Пейзе — термодинамик; Франц Ланге — специалист по радиолокации; Вернер Альбринг — аэродинамик, ученик Прандтля; Курт Магнус — физик и видный теоретик-гироскопист; Ганс Хох — теоретик, специалист по автоматическому управлению; Блазиг — специалист фирмы «Аскания» по рулевым машинам.

В подавляющем большинстве немецкие специалисты, попавшие в НИИ-88, не были ранее сотрудниками фон Брауна в Пенемюнде. К ракетной технике они приобщились в институтах «Рабе» и «Нордхаузен», уже работая с нами вместе.

Вернер фон Браун так отозвался о вывезенных к нам немецких специалистах: «… СССР все же удалось получить главного специалиста по электронике Гельмута Греттрупа… Но он оказался единственным крупным из специалистов Пенемюнде, оказавшихся в их руках».

Немецкие специалисты, вывезенные из Германии, работали не только в НИИ-88 на Селигере. Поэтому стоит остановиться на их правовом и материальном положении в нашей стране. Оно было в различных организациях практически одинаковым, ибо определялось идущими сверху приказами соответствующих министерств.

Все вывезенные в СССР специалисты вместе с членами семей обеспечивались продовольствием по нормам существовавшей у нас до октября 1947 года карточной системы, наравне с советскими гражданами.

Размещение по прибытии в Союз производилось во вполне пригодных для проживания зданиях. От места жительства до работы и обратно, если это было достаточно далеко, специалисты доставлялись на автобусах. На острове Городомля все жилые здания были добротно отремонтированы и жилищные условия были по тем временам вполне приличные. Во всяком случае, семейные специалисты получили отдельные двух — и трехкомнатные квартиры. Я, когда приезжал на остров, мог только завидовать, ибо в Москве жил с семьей в коммунальной четырехкомнатной квартире, занимая две комнаты общей площадью 24 квадратных метра. Многие наши специалисты и рабочие еще жили в бараках, где не было самых элементарных удобств.

В зависимости от квалификации и ученых званий или степеней немецким специалистам устанавливалась довольно высокая зарплата. Так, например, доктора Магнус, Умпфенбах, Шмидт получали по 6 тысяч рублей в месяц, Греттруп и Швардт — по 4,5 тысячи, дипломированные инженеры — в среднем по 4 тысячи рублей.

Для сравнения можно привести тогдашние месячные оклады основных руководящих специалистов НИИ-88 (это в 1947 году): у Королева — главного конструктора и начальника отдела — 6 тысяч рублей, у главного инженера института Победоносцева — 5 тысяч рублей, у заместителя Королева Мишина — 2,5 тысячи рублей. Мой оклад был 3 тысячи рублей.

Наравне со всеми советскими специалистами, работавшими в НИИ-88, немцы поощрялись сверх указанных окладов большими денежными премиями за выполнение в плановые сроки этапов работ.

В выходные и праздничные дни разрешались выезды в районный центр Осташков, Москву, посещение магазинов, рынков, театров и музеев. Поэтому жизнь на острове за колючей проволокой не могла идти ни в какое сравнение с положением военнопленных.

Я уже упоминал о том, каким образом уехала из Бляйхероде и попала на остров Городомля озера Селигер Урзула Шефер. В немецком коллективе, жившем достаточно замкнуто, присутствие красивой одинокой женщины не вызывало никакого восторга у жен немецких специалистов.

Фрау Шефер обратилась к администрации с просьбой разыскать мужа, находящегося в плену на территории Союза. Соответствующие органы действительно отыскали в одном из лагерей для военнопленных ее мужа. Оказалось, что он антифашист и чуть ли не организатор новой немецкой партии среди пленных. Его освободили из лагеря и отправили к жене.

Но к тому времени, пока его оформляли и он добрался до острова, его прелестная супруга резко изменила политическую ориентацию и среди немецкого коллектива оказалась самой ярой сторонницей разгромленного фашистского режима. Уполномоченные госбезопасности на острове были по этому поводу в полном расстройстве. Такая красивая и вдруг настоящая, неприкрытая национал-социалистка. Что с ней делать? Но тут появился муж — почти коммунист. Его попросили воздействовать на разбушевавшуюся жену. Кажется, ему это не удалось, и от греха подальше наши органы безопасности досрочно отправили их обоих в Восточную Германию.