– Ну вот, а говорите – свободных вакансий нет. А вдруг этот приглашенный ей не понравится, не брать же на работу первого попавшегося жулика, только чтобы вакансию закрыть. Скажите, как найти Алису Михайловну? Кажется, так вы ее назвали?

– Она сегодня сильно опаздывает, ой и достанется же ей от Жука. Вы посмотрите в костюмерной, может, уже пришла, пока мы с вами здесь разговаривали.

– Спасибо, ну, я пойду, – заторопилась я.

– Да, и если там кто-то есть в гардеробной, скажите, чтобы повесили одежду самостоятельно, у меня здесь скопилось много дел.

Да-а, сумасшествие можно найти во всем, но в этом театре оно просто витало в воздухе.

– Скажите, Нинель Матвеевна, – женское любопытство взяло верх, – как вам удается усидеть на трех стульях в прямом смысле этого слова?

– Ничего сложного в этом нет, – она посмотрела на меня поверх очков, – сиди кукуй.

«Сиди кукуй». Понятно. Наверное, это прописано во всех должностных инструкциях сотрудников этого театра.

Когда я вышла из кабинета, за дверью никого не было, я выбежала на улицу – пусто, заглянула за поворот – никого. Я быстро смахнула испарину, выступившую у меня на лбу то ли от бега, то ли от ужаса, то ли от того, что я потеряла то, что никогда не было моим. Я вернулась в театр и не останавливаясь ворвалась в приоткрытую дверь. Прямо за ней я увидела его спину, слезы счастья подступили к глазам и уже готовы были вылиться наружу, но невероятное усилие воли заставило их дождаться следующего удобного случая.

– Я ищу Алису Михайловну, ты, кажется, тоже ее ждешь? – спросила я.

– Это я, – послышалось за нашими спинами.

Я увидела женщину лет сорока с темными кругами под глазами, наспех замазанными светлым тональным кремом. Седые волосы предательски проглядывали через черные крашеные волосы, что прибавляло ей лет десять. В нос ударил резкий запах духов, перемешанный с «ароматами» общественного транспорта. Она поставила огромные китайские сумки на пол, из которых торчали пластиковые вешалки, и спросила: «Ты Никита?»

– Никита Лунный – это я, – подтвердил молодой человек.

– А вы? – спросила она, разматывая длинный шарф.

– Ольга. Ольга Карпова. В отделе кадров мне сказали, что вы проводите собеседования на должность помощника режиссера.

– Это ошибка. У меня только один кандидат, Никита, мы с ним договаривались вчера по телефону.

– Мы договаривались, – подтвердил тот и вновь сложил руки на груди крест-накрест.

– Что еще тебе там сказали?

– Что вам обязательно достанется от Жука.

– Тихо, это наш главный режиссер. Желтков Устин Климович. Кстати, именно он принимает решения о приеме сотрудников. Ждите меня здесь, узнаю, готов ли он принять вас прямо сейчас, что маловероятно, он вечно занят. Ситуация усугубляется еще и тем, что вас двое, – сказала Алиса Михайловна и скрылась в толпе суетящихся театральных работников.

Никита посмотрел на меня сверху вниз, как смотрят на вступительных экзаменах в театральных вузах. Судя по его взгляду, на второй тур он бы меня точно не принял.

– Ну вот, видишь, ты пришла и усугубила ситуацию, – сказал он.

Я обиделась, накатившие минуту назад слезы вновь готовы были пролиться по моим щекам. Я отвернулась. Он подошел ближе.

– Часы-то на стене и вправду без стрелок, – сказал он, и мы расхохотались.

– В отделе кадров мне сказали по секрету, что работать здесь совсем не сложно. «Сиди кукуй» Лунный, странная у тебя фамилия.

– Странная фамилия, лошадиная, – ответил он. – Овсов фамилия обыкновенная, а вот Лунный…

– Это фамилия моего отца, – сказал Никита. – Я никогда его не любил.

Через пятнадцать минут вернулась Алиса с ворохом костюмов в руках.

– Ну, идите за мной, немного покажу вам театр. Устин Климович сможет принять вас примерно через полчаса. Настя, – окликнула она девушку небольшого роста, – вот, возьми, – и взвалила на нее кучу костюмов, под тяжестью которых Настя пошатнулась, но устояла. – Отнеси их в костюмерную, они только что из чистки, я тут немного занята.

– Она занята с нами, – пояснил Никита.

Во время экскурсии по театру главный герой задавал много вопросов и казался весьма заинтересованным. Я все больше молчала, разглядывала театр и прислушивалась к их разговору. Во время беседы я узнала, что он учился на втором курсе заочного отделения ВГИКа, называл неизвестные мне фамилии деятелей искусства, а Алиса одобрительно кивала головой…

У каждого театра свой запах и цвет, своя атмосфера и внутреннее наполнение, свой характер и образ жизни. Живой театр смотрел на меня с детским любопытством, мы изучали друг друга. Внутри я не увидела ни одного окна, только искусственное бледное освещение позволяло ориентироваться в пространстве. В фойе театра была выстроена новая сцена, еще пахнущая свежими досками, зрительный зал едва насчитывал тридцать мест. Главная сцена ремонтировалась уже несколько лет подряд без особого энтузиазма. По стенам были развешаны плотные темно-зеленые шторы с ламбрекенами, годами накапливающие пыль, от них веяло неприятным застарелым запахом. Они выполняли важную функцию – прикрывали обшарпанные стены. Как же мне было жаль этот театр, как ему трудно дышать, он нуждался в срочной реанимации. Я немного отстала от своих новых знакомых и попыталась заглянуть внутрь недействующей сцены. Отыскав нужную мне дверь, я обнаружила, что она заколочена двумя деревянными досками крест-накрест.

– Ольга… – прошептала Алиса, поймав меня у заколоченной двери, – пойдем, Жук готов нас принять.

Сердце стукнуло в груди в последний раз: «Пора, пора».

Секретарь бесшумно закрыла за нами дверь, в то время как мы выстроились в линеечку в кабинете режиссера в ожидании дальнейших указаний.

Кабинет оказался неоправданно огромным и, как мне показалось, занимал почти половину театра. Самый главный восседал в кресле из бордовой кожи, курил и стряхивал пепел в черепаший панцирь. Бедная маленькая черепашка была убита ради того, чтобы этот уважаемый человек использовал ее родной домик в качестве пепельницы. «Как жестока жизнь, – подумала я и ущипнула себя за ухо. – О чем ты думаешь, Ольга? Соберись, в конце концов, ты пришла сюда не на похороны черепашки».

Режиссер затушил окурок, затем кивнул в сторону стульев, тем самым приглашая нас присесть.

Его рабочий стол был завален бумагами и прочей ерундой, как это бывает у больших начальников, назовем это творческим беспорядком или маскировкой под занятого человека. Его взгляд проскользил по нашим головам и остановился на мне.

– Представьтесь, пожалуйста, и расскажите немного о себе.

«Почему я?» – пронеслось в моей голове. Три малознакомых мне человека смотрели на меня, и я растерялась. В комнате повисла тишина. На самом деле я была очень стеснительной, не понимаю, почему всю жизнь мечтала об актерской карьере, теряла сознание даже в маршрутке при мысли, что придется громко сказать название своей остановки.

– Меня зовут Ольга, – начала я, – мне двадцать два года. Я окончила Тульский областной колледж в этом году, в июне, по специальности «режиссер театрального коллектива».

– Как интересно, – слукавил главный и достал вторую сигарету.

«Неужели», – подумала я.

– Как долго вы проживаете в Москве?

– Я приехала вчера, и за это время Москва стала для меня вторым домом.

В кабинете повисла пауза, все вопросительно ждали продолжения повествования, и я продолжила, не дожидаясь слов «Спасибо, мы вам позвоним», которые на самом деле означают – «Иди мыть полы на вокзале и не трать время впустую в ожидании нашего звонка».

– Я не помню, в каком возрасте была, когда впервые почувствовала желание работать в театре. Я никогда не мечтала быть актрисой, – соврала я – но сыграть роль повзрослевшей Лолиты я бы не отказалась.

«Боже, что ты несешь, Ольга, соберись с мыслями. Зачем ты сказала, что приехала в Москву только вчера», – мысленно ругала я себя.

Режиссер долго держал зажигалку у сигареты и наконец зажег ее.