– Да, с этим у тебя проблемы.

Кирилл посмотрел на меня обиженно.

– Ну, я имею в виду, нет, ты прекрасно поешь, ну, просто иногда… иногда ты… Нет, ну, в большинстве случаев ты попадаешь в ноты, но…

«Просим всех актеров вернуться на репетицию. Репетиция начнется через пять минут. Повторяю, репетиция начнется через пять минут», – раздался голос Алисы по громкой связи.

– Извините, мне пора, – сказал Кирилл, и я поняла, что он обиделся.

– Ты сказала ему, что он не умеет петь?! – спросил Никита. – Артисты любят, когда их хвалят, ими восхищаются, их боготворят. Я, кстати, тоже это люблю, запомни.

– Да отстань ты, мне и так плохо. Я просто поддерживала разговор.

– Отличный способ, – злорадствовал Никита.

– Зачем я, в самом деле, сказала ему об этом?

Солнце скрылось за горизонтом, когда рабочий день закончился, и мы наконец вышли на свободу. На репетиции Кирилл пел даже хуже, чем обычно, главный режиссер постоянно его останавливал и просил больше заниматься. Я старалась не смотреть на сцену и чувствовала свою вину.

– Да он и без тебя знал, что у него проблемы со слухом. Зачем ему дали главную роль, если он не может петь, ему надо в массовке плясать. Я удивляюсь, – бубнил Никита.

– Да может он петь, может, просто ему нужно больше времени, чем другим актерам с вокальными данными.

– Ты знаешь, что я думаю? Не можешь петь, иди на улицу, подметай, и не надо занимать чужое место. Может быть, даже мое, – сказал Никита.

Я громко свистнула от удивления, как мне нравились его амбиции, уверенность в себе, манера говорить, нравилось, как он жестикулирует руками, его мимика, словом, все приводило меня в восторг. Незаметно для себя я влюблялась с каждым днем все сильнее, и остановить это нарастающее чувство было уже невозможно.

– Она и здесь меня выследила, – занервничал Никита и указал в сторону девушки, обмотанной черными безразмерными тряпками. Она стояла неподвижно и смотрела в нашу сторону, облокотившись на костыль в правой руке. Ее голова была побрита, из-за чего она выглядела устрашающе, и люди обходили ее стороной. На ногах была только одна шлепка, вторая почему-то лежала на дороге недалеко от нее.

– Кто это? – спросила я.

– Вита. Я сказал ей, что работаю недалеко от этого метро. Вполне возможно, что она ждет меня весь день.

– Ничего себе, какая преданность.

– Это моя подруга детства, мы ходили в один детский сад, потом в школу.

– И что случилось потом?

– Потом после школы я поступил в институт, а она попала в сумасшедший дом.

– Что с ней? Она действительно похожа на человека… с большими проблемами.

– С проблемами, – повторил Никита. – Да сумасшедшая она.

– Она всегда была такой?

– В детстве она была абсолютно нормальной. Но у нее сумасшедшая мать, которая превратила ее в психически ненормального человека.

Никита прошел мимо Виты, даже не поздоровавшись, она проводила нас взглядом и двинулась в нашу сторону.

– Ну, что тебе надо от меня? Почему ты меня постоянно преследуешь? – Никита схватился за голову от бессилия что-либо изменить.

Она стояла, недвижимая, опершись на костыль. – Что случилось с твоей ногой? – поинтересовалась я.

– Меня сбила машина пару дней назад, – ответила она, и я заметила, что у нее нет передних зубов, из-за чего речь была неразборчива.

– Что ты врешь? Ты сама ходишь и под машины бросаешься. Я сколько раз тебя предупреждал: не надо меня преследовать, не надо за мной ходить. Поняла?! – Никита перешел на крик и стал привлекать внимание окружающих. – Ты мне жизнь искалечила, сволочь, ненавижу тебя.

Впервые за все время нашего знакомства я увидела искаженное яростью лицо Никиты, он топал ногами и брызгал слюной, но она продолжала стоять, сохраняя полное спокойствие. Казалось, что все происходящее было не раз и что его крики никак не задевали ее внутреннего самочувствия. Наконец он успокоился и присел на забор, тяжело дыша.

– Иди купи нам пива, если пришла, – сказал он, и та послушно потащилась к ближайшему пивному ларьку, хромая на правую ногу, – и сигарет не забудь, – добавил он.

Она, как послушная собачка, терпела унижения своего хозяина и продолжала исполнять приказы, несмотря ни на что.

– Она периодически лежит в психоневрологических диспансерах. Я помню ее в лучшие времена, когда она была совершенно нормальным человеком. Мы вместе играли, ходили друг к другу в гости, но потом что-то произошло, и все сломалось. Вита начала преследовать меня повсюду.

– Она была твоей первой любовью? – спросила я, на что получила совершенно неадекватную реакцию. Он начал истерически хохотать.

– Первая любовь! Эта, что ли? – Он указал в ее сторону, девушка медленно приближалась к нам с пивом в одной руке и костылем – в другой.

– А что, она вполне симпатичная, – сказала я.

– Давай сюда пиво и проваливай. – Он выхватил бутылку и оттолкнул ее в сторону так, что она еле удержалась на ногах. Никита схватил меня под руку и потащил в сторону метро. – Проваливай, я тебе говорю! – Никита в очередной раз топнул на нее ногой.

Мы пошли быстрее и вскоре потеряли ее из вида в разношерстной толпе метро. На станции мы долго наблюдали за проезжающими мимо поездами, за женщинами с тяжелыми сумками в руках, спешащих с работы к детям и мужьям. Никита допивал свое пиво, посматривая в манящую глубь тоннеля. Кто знает, какими мы будем через год? Такими, как Вита, или превратимся в заезженных жизнью людей, которые мелькали перед нами. Я смотрела на толпу и понимала, что не хочу быть такой, как они. Я хотела быть чуточку выше и немного свободнее, ведь тогда могла бы увидеть нечто прекрасное и не погибнуть под тяжестью глупых проблем, какими так обеспокоены люди.

– Ну, до завтра, – сказала я.

– Ты знаешь, сегодня я хочу взять тебя с собой. – Куда? – обрадовалась я, и мои глаза заблестели от любопытства.

– Не задавай лишних вопросов, я обещаю, тебе понравится. Я познакомлю тебя с друзьями.

– Такими как Вита?

– Намного хуже, – признался он. – Мне кажется, что у нас у всех, включая тебя, давно поехала крыша, просто у одних людей есть справки из психоневрологического диспансера, у других – нет, вот и вся разница.

– Согласна, но сегодня я хотела бы поехать домой, – в последнюю секунду я испугалась, потому что никогда не проводила ночь вне дома. – В следующий раз.

– Когда, если не сегодня?! Надо сегодня и в следующий раз тоже. – Он крепко схватил меня за руку. В тоннеле метро показался стремительно приближающийся поезд. Я напряглась.

– Я надеюсь, ты не собираешься тащить меня в вагон поезда насильно.

Он ничего не ответил и продолжал сильно сжимать мои руки. Поезд начал тормозить.

– Отпусти меня, я сказала. Отпусти, мне в другую сторону. Отпусти. Я не буду с тобой больше разговаривать, – я почти плакала от испуга, но мои слова не действовали на него.

– Да перестань ты воспринимать все так серьезно. Съездим, повеселимся, а потом иди куда хочешь.

Поезд со скрежетом тормозил, через секунду двери полупустого вагона распахнулись перед нами, как-бы приглашая внутрь.

– Нет, я сказала, нет, – я кричала, но никто из присутствующих на платформе людей даже не попытался помочь мне.

– Веселье, веселье, – напевал Никита и продолжал тащить меня внутрь. Наконец мне удалось высвободить правую руку, на запястье остались красные следы. Я попыталась ударить его по лицу, но Никита ловко отстранился и сделал шаг назад. Двери вагона стремительно захлопнулись перед нашими лицами, и мы оказались по разные стороны вагона. Я взглянула ему в глаза, он улыбался, когда поезд тронулся и медленно увез его в глубь черного тоннеля, навсегда оставив в моей памяти эти ужасные мгновения.

– Мне кажется, что в психиатрической лечебнице ты лежал вместе с Витой, да? Там вы и познакомились! – сказала я, но никто меня уже не слышал.

Я приехала в театр намного раньше и хотела скорее увидеть Кирилла, чтобы объясниться. Что он мне скажет при встрече? Что я ему скажу? Вчерашний эпизод казался мне двусмысленным, я заметно нервничала. Нет, так больше нельзя, надо найти Кирилла и извиниться. Мое прошлое высказывание тоже терзало душу. Я чувствовала глубокую вину перед ним и представляла, насколько неприятно, особенно для актера, услышать, что он в чем-то не талантлив. «Помещение для хранения музыкальных инструментов», – прочитала я и решительно постучала в дверь.