Законодатель нем. В смысле суда поэм.

Но уж не грезит Дельвиг, если ликует Брейвиг.

Грёзам не чужд лекторий. Кто он, субъект историй?

Ринулись вглубь имущей нашей сословной гущи.

Ведомы – от апорий. Разум обсерваторий!

Гении от политий? Господи, что творите!

Не обойти загвоздки: Пушкин и Маяковский!

Слава голубоглазым! Но и брюнетам – «Хея!»

Истину не развею расовостью экстаза.

И не себя жалею, лишь оттеняю фазу

превозношенья Цоя. Так обязует Гойя!

«Анатомичке снится, что оживают лица».

Гению пригодится на повеленьях жизни.

Море не за ворами. Так возгласили в хоре.

Наше святое «Амен» гимнами лукоморий.

И не распять в надзоре лагерных категорий.

Схимникам на Фаворе – не пребывать в позоре!

Реки, холмы, нагория. Но разнесётся – «Глория!».

Наши поля и впадины. Океаном дадены.

Но и свободомыслие! Робостью не исчислили.

Смелые пали в битвах. Павших почтим в молитвах!

Горестно не тщеславие. Viva, планетославие!

Поэт – привидение миру в семье электрических од.

Когда размещают клавиры, согласные пятятся вбок.

Часов потаённая стрелка. Как будем её величать?

Ах, боже мой, гадко и мелко! На автора криком кричать.

Печальна озябшая груда, когда и Шекспир не манит.

И Пушкина явное чудо давно истуканом стоит.

Страдают укромные строки? Да он никуда не бежит,

как школьник, забросил уроки и броситься в лужу грозит.

Стесняться мгновений? Уроды! Жираф он. Не кенгуру!

Лентяи выходят из моды. Не Бальмонт. Особо к утру.

Не шуми ты, мати-дубравушка, не потопчут

                                                           заботы прежние.

Заметёт полынь-злая травушка. Наши стёжки,

                                                           дороги съезжие.

Когда молоды, крутим бровками, гнём частушечки

                                                          с подковырками.

А вокруг-то нас парни ловкие и сапожечки

                                         да не с дырками.

Заседелися, будто совушки, загляделися —

                                           чудо с трещинкой.

И не замужем наши вдовушки. Загрустим поём:

                                             Петр Лещенко!

А колхоз-то наш не оправился, под второй покос

                                                              и преставился.

Не забудь ты нас, милый, Савушка. Зарастёт быльём

                                                             чудо-травушка.

«Держаться!», товарищ, – «Держаться!» Тебе и себе говорим.

И снова, как некогда: «Братцы!» Мы – в этом же танке горим.

И знаем: ушли и уходим. Удача страны не о нас?

Но каждому по природе. И в нас – похоронные ТАСС.

Такие уж нынче поломки: на этой броне – не жалеть!

Как ржавые плоти – обломки, не брошены в шахтную клеть.

И дерзко на волю выносим святое воскресших – «Зачем?»

В военную, тёмную осень, пропавший, я горестно нем!

Почто не спасти Украину?! И Грузию, как обошли!?

Не ведущим – выстрелом в спину в глуби оскорблённой

                                                                                  Земли!?

Наша деревня себе течёт. Чей ты, ручей?

Ничей!

Шум облаков оттеснил самолёт: новый крылатый змей.

Это весна? Вопросил Берендей. От уверений зол.

В тайну пространств не проник лиходей. Поезд любви ушёл.

Но и когда я к стихам спешу, гласом минувших дней,

повелеваю карандашу мчаться ещё быстрей.

Знает синица: знакомый стяг вывешен у дверей.

Это философ оставил знак зову моих гостей.

Что-то опасное длится и затаилось на дне.

И не желает открыться даже священной Луне.

Тоже забытой Сахаре, там, будто в медленном сне,

станем печальнее, старе, символом в знаковом пне.

Атомы гневно несутся. Пепел. По плечи стою.

Над Архимедом смеются? Времени пульс узнаю.

И просигналят метели хаосом сбившихся дней.

Вихри великой купели. Тайны метафор. Успей!

Ходим, как зверь на охоте, гордо восторг теребя.

То, для чего вы умрёте, даже не стоит рубля!

 Кто вы, коллега, забытый где-то в тридцатом году?

Юношу встречу со свитой. Даль в онемевшем саду.

Наше Разумославие: Мания и Тщеславие?

Были не пуританские. Славы любви христианские.

Души ведут спартанские. Рюриков дом – победие.

Русь и планетоведенье. Наше всекосмианское,

удаль и сечь: казацкое. Антикой – самоткацкое.

Послано в светозарное. Бытие календарное.

Не посрамим улова. Ты всенаучно Слово!

Образно светозвучно. Радостно не докучно.

Нет у Вселенной крова! Вечное подростково.

Так нарекли – Империя! Творчество – жизнезрение.

Не оскорби материю! Слава тебе, поэзия!

Суд стихотворцев – Экклесия.