Червонная Королева отказалась от самых страшных воспоминаний, чтобы не поколебаться в своем стремлении к мести. Только так она могла броситься в безжалостную схватку, не испытывая раскаяния.

Я чувствую сострадание, но тут же отгоняю его. Жалости нет места во время битвы… магической или любой другой.

Если я сумею удержать в себе отвергнутые Королевой воспоминания достаточно долго, чтобы воссоединить их с ней, они восстанут против бывшей хозяйки и наполнят ее раскаянием. Тогда она сделается уязвимой, и я обрушусь на нее. Стране Чудес больше никогда не придется опасаться гнева Червонной Королевы.

Охваченная темными чувствами, я встаю и расправляю складки на своем больничном халате. Я в двух шагах от двери, когда она вдруг распахивается. Передо мной стоит папа. В его темных глазах горит яростный огонь.

– Элли, я вспомнил… всё.

Папа говорит, что его настоящее имя – Дэвид Скеффингтон.

– Интересно, – говорю я, когда мы шагаем по проходу. – А я думала, что мы в конце концов окажемся родственниками Мартина Гарднера.

Папа хмурится.

– Это кто?

– Один тип, который выпустил комментарий к «Алисе». Математический гений… – я жму плечами. – Сразу видно, насколько мамины мысли были поглощены Страной Чудес. Она не смогла узнать твое настоящее имя и взамен дала тебе такое, которое было связано с творчеством Льюиса Кэрролла.

– Она понятия не имела, что я и так с ним связан, – говорит папа.

– Как? Кто такие Скеффингтоны?

Заметив кондуктора, висящего на стенке, папа замолкает.

Я помогаю ему освободить барахтающегося жука.

– Он не желал мне помогать, – объясняю я, выпутывая пленника из цепей и проволоки.

– Есть и другие способы убеждения, – говорит папа строго, опуская растрепанного кондуктора на пол. – Менее жестокие.

Из уважения я прикусываю язык, хотя очень хочу сказать папе, что он просто не помнит, как надо обращаться с подземцами.

После извинений, за которыми следуют осторожный, но почтительный поклон кондуктора и два дополнительных пакетика орешков, папа берет меня за руку, и мы вместе выходим на платформу. Дверь вагона захлопывается за нами с громким скрежетом.

Я зеваю и вдыхаю запах пыли и камня в прохладном, тускло освещенном тоннеле. Шепот сотен насекомых сливается, приятно отвлекая и успокаивая. Воспоминания Червонной Королевы продолжают меня будоражить. В моем сознании то и дело возникают пугающие алые пятна – раскрасневшееся лицо девочки, пытающейся удержать дух умершей матери, рубиновый блеск волос Гренадины во время мучительного урока игры, когда отец отдалялся от старшей дочери, кровавый цвет шепчущих ленточек, которые возвещали о самой страшной ошибке Червонной Королевы…

Нельзя сочувствовать. Я должна быть сильной.

Я хватаюсь за живот. Мне дурно, я теряю опору. Я понятия не имела, что эффект будет таким сильным. Нужно как-то обуздать эти воспоминания.

Папа замечает, как я тру живот, и протягивает пакетик арахиса.

– Тебе надо поесть.

Я сую несколько орешков в рот. Соленые и хрустящие, они умеряют голод, однако алые всплески продолжаются.

– Скажи мне, где мама, – отрывисто говорит папа.

Я давлюсь.

– Скажи, что она не в зазеркальном мире.

Проглотив орехи, я отвечаю:

– Она в Стране Чудес.

Папа облегченно вздыхает.

– Хорошо. В Гдетотам есть существа, которые совершенно не похожи на людей… – он вдруг замолкает, словно вспомнив, что мама, мягко говоря, не человек. – Она – одна из них. Как и тот крылатый мальчик, который пронес меня через портал. Она подземец.

– Отчасти, – шепотом отвечаю я.

На языке вертится невысказанное: «Как и я».

– Она сильнее, чем я мог вообразить, – вполголоса продолжает папа. – Она защитит Джеба. Они будут помогать друг другу…

Отчасти он прав. Мама сильная, и я напоминаю себе, что она выживет в Стране Чудес. Если бы Джеб был с ней! Тогда и он находился бы в чуть большей безопасности. Но я пока не говорила папе, что они не вместе. Сначала ему надо переварить то, что он узнал.

– С ними всё в порядке. С обоими.

Папе достаточно воспоминания о крылатом существе, которое помогло маме вызволить его из сада душ. Ему незачем знать, что Морфей – одна из целей нашей теперешней спасательной экспедиции. Но потом мне придется объяснить ту огромную роль, которую Морфей играл в моей жизни с самого детства. Хотя я никогда не смогу признаться, какую роль он должен сыграть в грядущем. Потому что я поклялась жизненной магией не говорить ни слова. Я даже не имею права рассказать Морфею, что тоже видела наше будущее.

– Проблема в том, – говорю я, – что кроличья нора засыпана. Все порталы связаны друг с другом. Поэтому, если вход не работает, не работают и выходы.

– Вот почему ты привезла меня сюда за воспоминаниями, – произносит папа, проследив ход моих мыслей. – Чтобы найти другой путь в Страну Чудес.

Мне страшно говорить ему, в каком состоянии Страна Чудес. Хуже всего, что виновата я. Эта трагедия произошла из-за моей некомпетентности, из-за того, что я пустила в ход силу, которой долго пренебрегала и не научилась пользоваться. И, чтобы исправить ошибку, я должна столкнуться со своим главным страхом.

Нам нужно многое обсудить, прежде чем я рискну добавить в этот коктейль еще и Червонную Королеву.

– Кстати, что случилось с кондуктором? – Папа, к моему большому облегчению, меняет тему. – Почему ты так с ним обошлась?

Я бросаю орешек в рот и отвечаю, жуя:

– Он назвал меня никчемной полукровкой. По-моему, я проявила творческий подход.

Мой голос заглушен шумом машин и голосами людей, которые доносятся сверху через вентиляционные отверстия.

Папа смахивает крошки с футболки с логотипом «Спорттовары Тома».

– Да-да. То вранье, которое я слышал от тебя и твоей матери, тоже можно было назвать творческим подходом.

Ох. Я бросаю в рот еще пригоршню орешков. Хотелось бы мне, чтоб наши отношения стали такими, как раньше. Как странно – их основой незаметно сделалась ложь. Без нее они ненадежны… сомнительны.

Я мучительно хочу обнять папу, но пропасть между нами слишком велика.

– Если мы желаем помочь маме и Джебу, – продолжает папа, – я хочу услышать от тебя честные ответы. Всю правду. Никаких больше приукрашиваний.

Я рассматриваю свои босые ноги и морщусь, когда наступаю на гальку и щебень. Не только мои ступни кажутся необыкновенно нежными и уязвимыми.

– Понятия не имею, с чего начать, пап.

Он хмурится.

– Я не жду правдивого рассказа сию секунду. Сначала надо найти «Таверну Шелти».

– Шелти?

Единственный Шелти, которого я знаю, – яйцеобразное существо из Страны Чудес. Тот, кого в книжке Льюиса Кэрролла зовут Шалтай-Болтай.

– Что это вообще такое?

– Единственная подсказка насчет местонахождения моей семьи. Там был мой дом.

– Там – в смысле, в Лондоне?

– Там – в смысле, в мире людей. «Таверна Шелти» – нечто вроде остановки на полпути между двумя королевствами, волшебным и человеческим. Она скрыта под землей.

Когда папа открыто признаёт существование волшебного иномирья, у меня кружится голова. Может быть, я ошиблась, когда решила, что он забыл, как следует обращаться с подземцами. Может быть, я догадывалась, что ему это известно. Но тем не менее трудно признать, как глубоко Страна Чудес вошла в мою кровь – по обеим линиям.

При этой мысли меня опять охватывают воспоминания Червонной Королевы. Я пошатываюсь.

Папа помогает мне устоять.

– Ты в порядке?

– Просто голова болит, – отвечаю я, чувствуя, как головокружение отступает.

Придется постоянно делать над собой усилие, чтобы не думать о своей прапрапрабабушке, пока я не пойму, как избавиться от этих приступов.

– Ты начал говорить про таверну.

– Да. Она находится где-то в Оксфорде.

– Серьезно? Это там, где выросла Алиса Лидделл. И где она познакомилась с Кэрроллом.