Он разворачивается, чтобы уйти, и гладит на ходу крылья трости.

Я пытаюсь отлепить волшебный шелк от лица и рук, но он липнет к потной коже. Я прижимаю ладони к бокам и сосредотачиваюсь на своей одежде. Может быть, если я отчетливо представлю, что на мне надето под комбинезоном, это отменит действие магии, которая делает меня невидимой.

– Морфей, подожди!

Мой голос звучит слабо, не громче шепота. Но Морфей останавливается.

Тишина… Он делает резкий вдох. Пепел сыплется у него из-под ног, когда он разворачивается. Я протягиваю к нему руку – прозрачную, чуть различимую.

– Кто здесь? – прищурившись, спрашивает Морфей.

Кто-то сзади хватает меня за плечо. Я его чувствую, но не вижу.

– Элли, – доносится папин шепот. – Не показывайся.

Я стискиваю руку папы в ответ, радуясь, что он цел. Прежде чем я успеваю что-нибудь сказать, мир вокруг дрожит и рассыпается, как фрагменты головоломки. В мгновение ока земля сдвигается и трескается. Из трещин ручейками течет вода. Бьют крошечные гейзеры размером с питьевой фонтанчик.

Деревья, холм, Морфей, мы с папой – всё оказывается на отдельных маленьких островах.

– Черт, – бормочет Морфей, низко опустив раскинутые крылья, чтобы удержать равновесие на клочке земли под ногами.

Он поднимает лицо к небу, которое темнеет и делается серым.

– Что, правда? – кричит он в никуда. – Гейзеры? Это вы так шутите?

Я придвигаюсь к папе, балансируя на нашем собственном островке, и пытаюсь понять смысл слов Морфея. Вдруг над головой раздается механическое жужжание, и появляется стая гигантских птиц. Вместо крыльев у них кружевные зонтики с ярким цветочным узором. Они вращаются, удерживая птиц в воздухе. Эти существа похожи на чудовищных Мэри Поппинс в полете. Зонтики, снижаясь, складываются, и птицы плюхаются в воду. Обжигающе горячие брызги проникают сквозь мой волшебный комбинезон и одежду.

Большинство птиц бросают зонтики и хватаются клювами за землю, чтобы выволочь из воды свои дымящиеся, покрытые перьями тела. Некоторые тащат зонтики с собой.

Одни напоминают уток, другие орлят и морских ястребов, но все они чудовищно искажены: тела у них, как у горилл, с четырьмя мохнатыми руками и двумя парами крыльев. Спины изогнуты и скрючены, так что на ходу они хромают.

Папа притягивает меня к себе. Наш плавучий островок колеблется, когда мимо ковыляют три птицы на длинных, как у страуса, ногах. От запаха мокрых ошпаренных перьев мне становится дурно. Что-то подсказывает, что птицы не заметили бы нас, даже если бы мы были видимы, потому что их взгляды устремлены на Морфея.

Он не двигается с места, когда семь птиц преодолевают рвы с водой и окружают его, щелкая бритвенно-острыми клювами. Еще пять карабкаются на холм, где прячутся каменные омары.

– Ох, ох, – говорит Морфей и сладко улыбается. – Кого я вижу. Тупая дюжина. Вот это было явление. Вижу, вы изо всех сил пытаетесь бороться с искажениями. Но, боюсь, ущерб слишком серьезный. Я очень надеюсь, что вы пришли не за советами по части моды. Никакая мода не скроет такое уродство.

– Заткнись, – каркает птица, похожая на зимородка. – Ты перестанешь нахальничать, когда узнаешь, что Манти нашел твое слабое место.

– Да. Слабое место, – тварь, похожая на орла, щелкает клювом рядом с ухом Морфея, оставив кровавую царапину на мочке.

Морфей вздрагивает, но не двигается с места. Раньше он использовал магию. Почему он не бежит, не пробует спастись? Я пытаюсь вырваться из папиной хватки, но он держит крепче.

– Это не твоя битва, – шепчет он едва различимо сквозь шелест мокрых перьев и бульканье гейзеров.

Я подавляю рык.

– Игра кончена, красавчик, – говорит скопа, мокрой обезьяньей лапой дергая Морфея за лацкан.

Тот роняет трость.

– Манти следил за тобой. Он знает, что после применения магии ты всегда куда-то исчезаешь, чтобы подзарядиться. Он хочет знать, как именно ты это делаешь – и как пользуешься магией, не испытывая побочных эффектов.

Скопа смотрит на пиджак Морфея, в том месте, где сжатая ею ткань порвалась, оставив прореху с неровными краями.

– Ого, – насмешливо говорит Морфей. – Кажется, моя одежда не вынесла прикосновения твоих грязных лап и предпочла избежать его любой ценой.

Я вся дрожу от невольного смешка. Папа вновь предостерегающе стискивает мое плечо.

Скопа наклоняется ближе к лицу Морфея.

– Лучше бросай свои шуточки. У Манти, в отличие от нас, нет чувства юмора.

Морфей цокает языком.

– Ну, тогда, может быть, отложим до следующего раза? Сегодня у меня слишком игривое настроение. А теперь, если ты отойдешь в сторонку, я возьму трость и…

– Ни за что, – вмешивается чудовищный зимородок. – Мы послали каменных омаров, чтобы ты истратил на них магию. В уплату мы вернули им яйца. А ты исчерпал себя. Значит, у тебя нет другого выбора, кроме как пойти с нами и поговорить с Манти.

Морфей смотрит на вершину холма, где пять птиц передают каменным омарам что-то вроде нитей жемчуга размером с бейсбольные мячи. Пальцами затянутой в перчатку руки он барабанит по бедру.

– Маленькие ракообразные предатели. Надо было догадаться, что они затеяли какую-то подлость.

Морфей поворачивается к птицам.

– Значит, ваш босс хочет ссоры, так?

– Это ты первым начал раскачивать лодку и предложил создать королевскую диктатуру. Мы все знаем, что корона принадлежит Манти. Он служил королеве еще до того, как их изгнали сюда. Несколько веков назад. Ты правда думал, что сможешь стать королем и никакого другого кандидата не найдется?

Чудовище пинает трость, так что покрывающие ее перья трепещут.

– Нет. Послезавтра Черная Королева устраивает Священный праздник. Там состоится предвыборная гонка за место официального короля. Кто выиграет гонку, будет править вместе с королевой. А кто проиграет – лишится сердца.

– Енто правила, – с усмешкой говорит утконос, тыча зонтиком чуть ли не в лицо Морфею. – Их составила королева самолично.

– «Енто правила»? – негромко хихикнув, повторяет Морфей. – Этак ты никого не напугаешь, утенок. Неуклюжая птица, которая держит кружевной зонтик и говорит с грамматическими ошибками… знаешь, получается не тот эффект, на который ты рассчитываешь.

Семь птиц бросаются на него и валят наземь.

Я борюсь с папой, но он не пускает.

– Не ешьте его! – кричит утконос. – Так сказал шеф!

– Он прав, – отвечает скопа. – Манти приказал привести его живым. Но без конкретики. Как насчет «еле живым», ребята?

Они все клекочут в знак согласия и набрасываются на распростертое тело Морфея. Одни бьют его зонтиками, другие своими многочисленными кулаками.

Не в силах вырваться, я кричу, пока мое горло не оживает. Услышав меня, птицы озираются. Я сбрасываю комбинезон-невидимку, и тут же из-под кучи перьев появляется рука Морфея. Он щелкает пальцами, и крылья на трости распахиваются.

Она превращается в живого грифона. У него голова и крылья орла, покрытое золотистой шерстью тело и огромные львиные лапы. Грифон с громким рыком летит к груде тел и набрасывается на птиц.

Морфей выкатывается из куча-мала и встает на ноги. На его пиджаке прибавилось дыр, и на рубашке тоже появились прорехи, сквозь которые виднеется гладкая грудь. Даже штанины покрыты дырками, как будто их поела моль. Морфей подбирает шляпу и отряхивает ее. Он пристально смотрит на меня. Когда Морфей вытирает перепачканное лицо платком, мои щеки так и вспыхивают.

Семь птиц замирают на месте. Предостерегающе зарычав, сказочное существо взмывает в небо и гонится за остальными пятью птицами и за каменными омарами, пока они все не скрываются по ту сторону холма.

Пока папа выпутывается из волшебного комбинезона, Морфей не сводит с нас взгляда. Он убирает платок. На его лице – нечто среднее между восхищением и гордостью. Трудно определить, что именно, потому что драгоценные камни переливаются бесчисленным множеством цветов.

– Моя королева, – наконец произносит он, и его обычно сильный голос слегка дрожит.