Я улыбаюсь, прочитав последнюю строчку. Моя лучшая подруга Дженара подписала ее зеленым маркером в конце каждого объявления. Она потратила на это целый час во вторник и вынуждена была три дня отсиживать после уроков.

Но оно того стоило – видели бы вы выражение лица Таэлор Тремонт. Таэлор – бывшая девушка Джеба, звезда школьной теннисной сборной и председатель школьного совета. А еще – именно она в пятом классе разболтала наш фамильный секрет, связанный с Лидделлами. Мягко говоря, у нас натянутые отношения.

Я провожу ладонью по одному из объявлений, которое отклеилось с угла и висит на стене, как длинный белый язык. Оно напоминает мне о змееобразных языках брандашмыга, с которым я столкнулась прошлым летом. Я содрогаюсь и касаюсь двумя пальцами, большим и указательным, ярко-рыжей пряди в своих светлых волосах. Это – знак на память, как и бугорки над лопатками. Там дремлют мои крылья. Как бы я ни старалась отдалиться от воспоминаний о Стране Чудес, они всегда рядом и отказываются уходить.

Отказывается уходить и еще кое-кто.

Горло сжимается при мысли о черных крыльях, бездонных глазах, украшенных татуировками, и лондонском акценте. Морфей уже завладел моими ночами. Я не позволю ему захватить и дни.

Открыв дверь, я выхожу на парковку, и меня охватывает порыв холодного сырого воздуха. Лицо покрывает мелкая изморось. На парковке стоят несколько машин, ребята болтают, собравшись кучками. Одни, скорчившись, натягивают на лицо капюшоны, другие как будто не обращают внимания на холодную не по сезону погоду. Дождь в этом мае идет часто. Метеорологи говорят, что нынешней весной в городе Плезанс, штат Техас, выпало самое большое за последние сто лет количество осадков.

Мои уши машинально прислушиваются к голосам насекомых и растений на раскисшем футбольном поле неподалеку. Их шепот смешивается, превращаясь в сплошной гул и потрескивание, наподобие радиопомех. Но, если постараться, можно разобрать отдельные фразы, адресованные мне.

«Привет, Алисса».

«Отличный денек для прогулки под дождем».

«Ветерок в самый раз для полета».

Было время, когда я ненавидела эти невнятные приветствия – настолько, что ловила насекомых и убивала их. А теперь белый шум успокаивает. Насекомые и цветы стали не врагами, а союзниками, приятными напоминаниями о скрытой стороне моей натуры.

О той стороне, о которой не знает даже мой парень.

Я вижу его в другом конце парковки. Он стоит, облокотившись на свою винтажную «Хонду СТ70», и болтает с Корбином, начинающим полузащитником и новой пассией Дженары. Джен и Корбин представляют собой странную пару. У сестры Джеба розовые волосы и облик стимпанковой принцессы – полная противоположность простому и незатейливому техасскому парню. Но мать Корбина – дизайнер по интерьерам, известная своим эксцентричным стилем, поэтому он привык к неординарным творческим личностям. В начале года эти двое оказались за одним лабораторным столом на уроке биологии. Они сошлись – и с тех пор неразлучны.

Джеб смотрит в мою сторону и выпрямляется, заметив меня. Его жесты недвусмысленны. Даже издалека огонь зеленых, как трава, глаз обжигает мое тело под кружевной блузкой и клетчатым корсажем.

Джеб прощается с Корбином, который отводит с глаз прядь рыжеватых волос и машет мне, а потом присоединяется к компании футболистов и чирлидеров.

По пути Джеб сбрасывает куртку, обнажив мускулистые руки. Его черные армейские ботинки стучат по мокрому асфальту, оливковая кожа блестит от дождя. На нем темно-синяя футболка и потертые джинсы. На груди – фотография группы My Chemical Romance, диагонально перечеркнутая резкой алой линией. Я вспоминаю свое кровавое творчество и вздрагиваю.

– Ты замерзла? – спрашивает Джеб, набрасывая на меня куртку, еще хранящую тепло тела.

Я чувствую запах его одеколона – смесь шоколада и мускуса.

– Просто радуюсь, что ты вернулся, – отвечаю я, положив ладони ему на грудь и наслаждаясь его силой и надежностью.

– Я тоже рад, – отвечает он и смотрит на меня, лаская взглядом, но сдерживаясь.

Он подстригся, пока был в отъезде. Ветер треплет темные пряди, спускающиеся чуть ниже ушей. На темени и затылке волосы еще достаточно длинные, чтобы виться; под мотоциклетным шлемом они спутались. Они непослушные и буйные – именно такие, как я люблю.

Мне хочется броситься к Джебу и обнять его, а еще лучше – поцеловать в мягкие губы. Страстное желание компенсировать потерянное время охватывает меня с такой силой, что я готова завертеться, как волчок, но стыдливость пересиливает. Я смотрю через плечо Джеба, туда, где возле серебристого «РТ Круизера» стоят четыре девушки и следят за каждым моим движением. Мы с ними вместе занимаемся в художественном классе.

Джеб прослеживает мой взгляд, берет меня за руку и целует каждую костяшку. Прикосновение лабрета вызывает приятный зуд, который охватывает всё тело с головы до ног.

– Поехали отсюда.

– Я тоже так думаю.

Джеб ухмыляется, и при виде ямочек у него на щеках в моем животе начинают бешено порхать бабочки.

Мы идем, держась за руки, к мотоциклу. На парковке между тем становится почти безлюдно.

– Ага… похоже, сегодня твоя мама победила, – говорит Джеб, указывая на мою юбку.

Я закатываю глаза.

Улыбнувшись, он помогает мне надеть шлем, поправляет волосы на спине и извлекает из них рыжую прядку. Намотав ее на палец, Джеб спрашивает:

– Ты делала мозаику, когда я прислал эсэмэс?

Я киваю и застегиваю под подбородком ремешок шлема, не желая, чтобы разговор и дальше шел в этом направлении. Не знаю, как сказать Джебу, чту стало происходить с моими мозаиками в его отсутствие.

Джеб поддерживает меня под локоть, когда я забираюсь на мотоцикл, оставив впереди место для него.

– И когда я увижу новую серию твоих работ?

– Когда закончу, – неохотно отвечаю я.

Это значит – когда я буду готова к тому, чтобы позволить ему понаблюдать за процессом.

Джеб не помнит нашего путешествия в Страну Чудес, но он заметил некоторые перемены во мне, в том числе ключик, который я ношу на цепочке, не снимая, и бугорки вдоль лопаток, которые я называю нашей фамильной странностью.

Мягко говоря.

Целый год я пыталась придумать, как рассказать Джебу правду, чтобы в процессе он не счел меня ненормальной. Если что-нибудь и способно убедить его в том, что мы отправились в мир Льюиса Кэрролла, а затем вернулись назад во времени, как будто никуда не пропадали, то это мои мозаики, созданные магией и кровью. Просто нужно набраться смелости и показать их Джебу.

– Когда закончишь, – говорит он, повторяя мой загадочный ответ. – Ну ладно.

А затем качает головой и натягивает шлем.

– Художники… Вечно вы все усложняете.

– На себя посмотри. Кстати, раз уж мы об этом заговорили, есть новости от твоей нынешней поклонницы?

Готическая фея Джеба привлекла массу внимания, с тех пор как он начал выставлять свои работы. Несколько картин он продал – и за одну получил три тысячи долларов. Недавно с ним связалась некая дама-коллекционер из Тосканы, которая увидела работы Джеба в сети.

Джеб роется в кармане и показывает мне номер телефона.

– Вот, смотри. Надо запланировать встречу, чтобы она могла выбрать одну из картин.

Я читаю: «Роза Майя».

– По-моему, это ненастоящее имя, – говорю я, поправляя лямки рюкзака под курткой.

Отчасти мне хочется, чтобы она сама оказалась ненастоящей. Но надеюсь я напрасно. После небольших поисков в интернете выяснилось, что это вполне реальная (и очень красивая) двадцатишестилетняя аристократка. Искушенная жизнью, богатая… как и все женщины, которые в последнее время окружают Джеба. Я возвращаю ему бумажку, пытаясь подавить тревогу, которая угрожает прожечь дыру в моем сердце.

– Неважно, – говорит Джеб. – Пусть имя выдуманное, лишь бы деньги были реальные. В Лондоне я приглядел одну очень милую квартирку. Если она купит картину, сложу эти деньги с теми, которые накопил. И как раз хватит.