© Сергеева В., перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Мой учитель рисования твердит, что настоящий художник отдаст всю кровь ради своего дела, но он никогда не говорил, что кровь может стать рабочим материалом, обрести собственную жизнь и повлиять на чье-либо искусство самым неприятным и мрачным образом.

Я откидываю волосы за плечо, колю указательный палец стерильной английской булавкой, которую ношу в кармане, кладу на место последнюю стеклянную бусину и жду.

Прижимая прозрачную бусину к влажному белому гипсу, я вздрагиваю от постепенно охватывающего меня ощущения. К кончику пальца, которым я прикасаюсь к стеклу, словно присосалась пиявка – она втягивает мою кровь и выпускает ее под бусину, так что образуется ярко-алая лужица. И на этом дело не заканчивается.

Кровь танцует… движется от бусины к бусине, обводя их снизу пунцовой линией и создавая рисунок. Затаив дыхание, я жду, когда линии соединятся… мне интересно, какой результат получится на сей раз. Надеюсь, это не будет опять она.

Звенит звонок с последнего урока, и я накрываю мозаику защитной пленкой, боясь, что кто-то может увидеть процесс преображения.

Это – еще одно напоминание о том, что история Страны Чудес реальна, что я потомок Алисы Лидделл, а значит, непохожа на других людей. Как бы я ни отнекивалась, я навечно связана со странными и зловещими волшебными существами, которые называются подземцы.

Мои одноклассники собирают рюкзаки и учебники и выходят из класса, награждая друг друга тычками и обсуждая на ходу планы на День памяти [1]. Я сосу палец, хотя кровь больше не идет, а потом, перегнувшись через стол, выглядываю на улицу. Облачно, и окна покрыты каплями измороси.

Утром у моего «Гремлина» спустило колесо. Поскольку мама водить не умеет, папа подвез меня по пути на работу. Я сказала, что обратно доберусь сама.

В лежащем на полу рюкзаке гудит мобильник. Из-под сетчатых перчаток я вытаскиваю телефон и читаю сообщение от Джеба: «Спортсменка… я на парковке жду не дождусь. Мейсону привет».

У меня перехватывает дух. Мы с Джебом встречаемся уже почти год, а до того шесть лет были лучшими друзьями, но в последний месяц в основном общались эсэмэсками и редкими звонками. Мне не терпится снова увидеть его вживую, но, как ни странно, я нервничаю. Боязно, что теперь, когда Джеб живет жизнью, в которой я не принимаю участия, между нами всё будет по-другому.

Взглянув на мистера Мейсона, который с кем-то разговаривает в коридоре про рисовальные принадлежности, я набираю ответ: «Ага, страшно соскучилась. Пять сек, кое-что закончу».

Я кладу телефон в рюкзак и приподнимаю пленку, чтобы взглянуть на мозаику. Сердце уходит в пятки. Даже знакомый запах краски, меловой пыли и гипса не в силах меня успокоить, когда я вижу, как рисунок обретает форму: Червонная Королева буйствует в безрадостной, гибнущей Стране Чудес.

Совсем как в моих недавних снах…

Я расправляю пленку, не желая признавать, что это может значить. Гораздо проще спрятаться.

– Алисса…

Ко мне подходит мистер Мейсон. Его яркие ботинки на фоне белого линолеума напоминают расплавленную радугу.

– Я хотел спросить… ты согласна ехать в Миддлтон-колледж?

Я киваю, подавив волнение. «Если папа позволит мне отправиться в Лондон с Джебом».

– Очень хорошо. – Мистер Мейсон широко улыбается, обнажая расщелину между передними зубами. – Талантливый человек должен хвататься за любую возможность. А теперь давай посмотрим, что у тебя получилось…

Прежде чем я успеваю его остановить, он стягивает пленку и прищуривается. Из-за розоватых очков мешки под глазами учителя кажутся больше. Я облегченно вздыхаю, убедившись, что превращение завершилось.

– Восхитительно переданы цвет и движение. Как всегда.

Он нагибается над столом, потирая острую бородку.

– И, как всегда, тревожно.

От этих слов мне становится не по себе.

Год назад, когда я составляла мозаики из насекомых и сухих цветов, мои работы оставались оптимистичными и красивыми, несмотря на зловещий материал. А теперь, когда я стала пользоваться иными средствами, всё, что я делаю, выглядит мрачно и жестоко. Больше я, кажется, не в состоянии изображать свет и надежду. И я даже перестала бороться. Просто уступаю крови.

Хотела бы я вообще разучиться делать мозаики. Но это желание, которому невозможно противостоять… и что-то подсказывает, что здесь и кроется основная причина. Причина, которая не позволяет мне уничтожить все шесть мозаик, разбить гипс на тысячу кусков.

– Купить еще красных стеклышек «под мрамор»? – спрашивает мистер Мейсон. – Вот только совершенно не помню, где их взял. Я поискал в сети и ничего похожего не нашел.

Он не знает, что стеклышки изначально были прозрачными, что последние две недели я пользуюсь только бесцветными бусинами и что образы, которые, по его мнению, я создаю, педантично подбирая цветные прожилки в стекле, возникают сами собой.

– Все нормально, – отвечаю я. – Это из моих персональных запасов.

В буквальном смысле.

Мистер Мейсон несколько секунд внимательно смотрит на меня.

– Ну ладно. Но в моем шкафу уже не хватает места. Может быть, заберешь что-нибудь домой?

При этой мысли я вздрагиваю. Если я буду держать мозаики дома, кошмары не прекратятся. Не говоря о том, что станет с мамой. Она и так провела изрядную часть жизни взаперти из-за своих фобий, связанных со Страной Чудес.

До конца занятий надо что-то придумать. Мистер Мейсон не захочет держать мои работы у себя все лето, тем более что я учусь в выпускном классе. Но сегодня у меня другие заботы.

– Может быть, еще одна туда влезет? – спрашиваю я. – Джеб приехал за мной на мотоцикле. Я всё заберу на следующей неделе.

Мистер Мейсон кивает и переносит мозаику на свой стол.

Я наклоняюсь, чтобы убрать вещи в рюкзак, и вытираю потные ладони о свои полосатые лосины. Юбка длиной до коленей кажется такой непривычной. Без подъюбника, который ее приподнимал, она длиннее, чем я привыкла. С тех пор как мама вернулась домой из лечебницы, мы постоянно спорим насчет моей одежды и макияжа. Мама говорит, что мои юбки слишком коротки и что она хочет, чтобы я носила джинсы и платья, «как нормальные девочки». Она думает, я выгляжу совсем дико. А я сказала, что именно поэтому надеваю лосины или чулки – из скромности. Но мама не желает и слушать. Она как будто хочет компенсировать одиннадцать лет своего отсутствия, с головой уйдя во всё, что касается меня.

Сегодня утром мама одержала верх, но только потому, что я проспала и торопилась. Не так легко встать вовремя, если всю ночь ты боролась со сном, боясь кошмаров.

Я надеваю рюкзак на плечи и киваю, прощаясь с мистером Мейсоном. Мои туфли на платформе стучат по выложенному плиткой безлюдному коридору. Отдельные листки из альбомов и тетрадей валяются на полу, напоминая камни в пруду. Несколько шкафчиков распахнуты, как будто кто-то не пожелал потратить лишнюю секунду и запереть их, прежде чем разойтись на выходные.

Запах сотни разных духов, одеколонов и пота еще витает в школе, смешиваясь со слабым ароматом выпечки из столовой. «Пахнет, как от юной феи». Я качаю головой и улыбаюсь.

К слову, о феях, школьный совет трудился не покладая рук, чтобы развесить на всех углах напоминания о выпускном бале. В этом году он состоится в пятницу, накануне церемонии вручения аттестатов. Через неделю.