Кое-как соорудив из веток и листьев маленький шалашик и обложив его по кругу камнями, я взял огниво и попытался высечь кинжалом искру. Это заняло очень много времени, поскольку я не видел, куда летят искры и летят ли вообще, зажегся хоть один листик или нет. Периодически я осторожно подносил руку к веткам, чтобы проверить, не загорелось ли что-нибудь. В какой-то момент я даже готов был в отчаянии бросить это занятие. Пытаться разжечь костер слепым - смешно же!

Через час пустых усилий мне все же удалось поджечь один из листочков - это я почувствовал, когда поднес к нему руку. Я постарался максимально аккуратно поместить этот листок прямо в центр сооруженного костра. И вот уже через несколько минут я ощутил жар разгоревшегося огня.

Я снял одежду и начал ощупывать тело на наличие открытых ранений. Поначалу я пытался ориентироваться на боль, но болело вообще все, а потому пользы это не принесло. В итоге ничего серьезного я не обнаружил - только ушибы, синяки и царапины. Самой серьезной проблемой оставались глаза, но я уже придумал, как ее решить.

Я достал кинжал и поднес лезвие к костру. Единственный доступный мне способ сейчас остановить кровотечение и предотвратить инфекцию - прижечь. По-хорошему, стоило бы очистить глазницы, вырезав остатки, но, боюсь, на такое я все же не способен. Оставалось только надеяться, что я смогу выбраться, и этим займется придворный лекарь.

Я аккуратно коснулся лезвия кончиком пальца. Горячее. Я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, прежде чем приложить раскаленный клинок к тому, что осталось от левого глаза.

Вся глубина значения слова "боль" раскрылась предо мной, будто пасть готового разорвать добычу дикого зверя. Так для святого ощущался бы поцелуй дьявола. Мое бытие сосредоточилось в одной точке пространства и времени, а потом сгорело в адском пламени. Жгучая резь подобно реке текла внутри головы, размывая берега разума и мыслей. Так истошно я не вопил никогда в жизни. Казалось, что не только птицы и звери, но и сами деревья от испуга должны были разбежаться кто куда.

Обычно после болевого пика становится легче, и на месте ранения разливается приятная теплота, но сейчас боль не проходила. Даже когда я убрал кинжал от лица, раскаленные иглы продолжали протыкать глазницу. Боль так сильно мучила меня, что я начал биться головой об землю в надежде вышвырнуть сознание вон, лишиться чувств, отвлечься, забыться - что угодно, лишь бы избавиться от страданий. В какой-то момент я просто лег на спину, раскинул руки в стороны и попытался уйти в себя.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем меня немного отпустило. Пришло облегчение. Боль уже ощущалась не так остро. Поначалу я обрадовался и даже на мгновение почувствовал себя безмерно счастливым, но лишь до той секунды, пока не осознал, что мне нужно прижечь и вторую глазницу.

Сказать, что меня обуял ужас - это не сказать ничего. Даже факты слепоты и потерянности в лесу не так пугали меня, как перспектива вновь испытать эту адскую пытку. Я задрожал. Изо рта вырвался непроизвольный стон. Мысленно я пытался отговорить себя от этой затеи. А может вовсе и не нужно прижигать глаза? Может при этом ранении поступают по-другому? Черт, откуда же мне знать, ведь я не лекарь. Все, что я знаю: раны прижигаются, чтобы остановить кровотечение и не допустить заражения. А в моей ситуации умереть от инфекции было бы крайне обидно и глупо. Я обязан выжить. Ради возлюбленной, ради нашего счастья, ради будущего.

Я встал, взял кинжал и поднес его к огню, а сам внутренне готовился к тому, чтобы вновь познать резко обжигающую сладость страдания. Какой силой воли должен обладать человек, чтобы еще раз добровольно решиться на подобное? Я усмехнулся. Что ж, есть в этом и положительный момент - теперь, если меня поймают и будут пытать враги, я выдержу все, что они для меня приготовят. Я уже познал Боль.

Собравшись с силами, я приложил кинжал к правой глазнице.

Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Меня с головой накрыл безумный болевой экстаз. Из глубины души вырвалось нечто доселе там дремавшее. Восторг и наслаждение мукой, восхищение этой ослепительно яркой вспышкой боли. Мой крик перерос сначала в хрип, а потом в звериный рев.

И тьма забвения приняла меня в заботливые объятия.

***

Мне снилась Она. Мы гуляли с ней по чистому полю у лесной опушки, а ее улыбка сияла в лучах солнца. И ее волосы, такие длинные, что волочились следом по земле. Но вот что удивительно - ни грязь, ни пыль, ни трава не оседали на них, словно их защищал какой-то ореол. Будто бы в этих локонах таилось нечто священное. Моя любовь смеялась и танцевала на пару с восточным ветром, а я мог лишь смиренно наблюдать за этим. В ней таилась непостижимая магия света. Я лишь разок посмотрел ей в глаза, но сразу увидел ее душу, такую чистую, что перед ней мог бы исповедаться и святой.

И вдруг меня поразило какое-то щемящее чувство в груди. Я был невероятно счастлив, но в то же время меня одолела странная грусть. Я вдруг подумал, что любая радость сменяется печалью, а любой свет - тьмой. Где же конец этой красоты? Когда настанет день, когда я умоюсь слезами за нынешнюю улыбку?

Мне захотелось обнять ее. Крепко прижать к себе, вдохнуть ее аромат, почувствовать тепло. Забыть о невзгодах и просто раствориться в этом сладком моменте понимания того, что она в моих руках и никуда от меня не денется.

Я сделал шаг ей навстречу. Послышался громкий и отчетливый треск сухих веток. Я взглянул под ноги. Странно, тут под ногами только трава, да и лес достаточно далеко отсюда, так почему я услышал этот звук?

Я протянул руку вперед, и вдруг почувствовал твердость древесного ствола. Мир вокруг меня начал растворяться во тьме. Любимая ушла куда-то вперед, она опередила меня на несколько шагов. Мне хотелось крикнуть ей вслед, но я словно онемел. Вскоре и весь цветущий луг, и лес вдали, и ее саму поглотил непроглядный мрак.

Воспоминания возвращались ко мне. Момент печали наступил быстрее, чем я предполагал. Впрочем, за темной ночью следует рассвет, а значит и для меня не все потеряно. Мне нужно лишь выжить и выбраться из этого леса.

Странно, что я оказался на ногах. Никогда раньше не ходил во сне, но видимо недавние события настолько сильно ударили по моему разуму, что он слегка помутился. Забавно, мне всегда было интересно, видят ли сны слепцы, и теперь я получил ответ на этот вопрос.

Я нащупал ближайшее дерево и оперся на него спиной. Со всех сторон раздавалась оглушительная симфония сверчков. Но за ней - ничего. Сверхъестественная и пугающая тишина, которую изредка прерывал слабый шорох листьев от случайных порывов ветра. Не пели птицы, не слышалось топтанья маленьких звериных лапок. Лес уснул, а вокруг заметно похолодало. Это значит, что наступила ночь.

Только мне уже все равно: ходить под солнцем или под луной. Я быстренько ощупал себя, чтобы понять, что унес с собой, а что оставил. Сумка на месте, все, что в ней было - тоже. Кинжал заткнут за пояс, а вот меч я все-таки потерял. Что ж, это чудо, что в лунатизме я умудрился взять хотя бы кинжал, потому что совсем без оружия я здесь точно не выживу.

Глазницы уже болели не сильно, но в довесок ко всему теперь саднило подушечки пальцев так, будто я их натер. Может там ожоги или царапины - увы, посмотреть я не мог. Оставалось только терпеть этот дискомфорт, а учитывая, что болели они слабо, сомневаюсь, что это что-то серьезное.

Я двинулся вперед. Куда идти и как ориентироваться - понятия не имею. Можно попробовать нащупать мох на деревьях и таким образом определить север, вот только в слепоте я все равно довольно быстро собьюсь с курса. С другой стороны, не блуждать же совсем без всякой цели.

Вскоре я наткнулся на еще одно дерево и начал ощупывать его в поисках мха. Нет, тут ничего. Я перешел к следующему, потом к еще одному и так до тех пор, пока, наконец, не нащупал знакомую травянисто-шершавую мягкость. Итак, теперь я примерно знал в какой стороне север. Глубоко вздохнув в слабой надежде сохранить этот курс, я пошел дальше.