...Чем ближе подъезжали они к Карлайлу, тем тяжелее становилось на душе Эдель. Мысли о Дике, о том, как он узнает, что она вышла за норманна, терзали как нескончаемая пытка. В конце концов, она не выдержала и решила поговорить с де Турнелем.

Она долго приглядывалась к нему. Вчерашняя буйная вспышка оставила на нем свои следы: он был чрезвычайно раздражен, мрачен как никогда, ни разу не посмотрел в ее сторону и на ее утреннее приветствие не ответил даже кивком.

Но, каким бы он сегодня ни был, ей придется попросить его кое о чем...

- Вы не в своем уме, мадам, - вот что ответил он на ее просьбу.

- Дик ненавидит норманнов. Они убили его отца, он знает об этом. Мессир, когда он привыкнет к вам, когда узнает вас лучше... тогда я... или вы... или мы вместе... скажем ему, кто вы.

- Чушь. Я не собираюсь лгать никому, даже ребенку. Пусть сразу узнает правду. Правда, мадам, не убивает. Убивает ложь.

- Вы не понимаете. Дик не такой, как все дети...

Он что-то пробурчал про себя, кажется, очередное проклятие.

...- Он очень ранимый. Очень. Это всего на несколько дней. Умоляю вас. Всеми святыми!

Она не выдержала и заплакала. Конечно, на него это совершенно не подействует. Скорее наоборот, разозлит еще сильнее. Но у нее не осталось ни сил, ни мужества.

- К черту! - воскликнул он вдруг. - Перестаньте рыдать, вы, глупая женщина. Ладно. Я согласен изображать из себя сакса. Но мои люди - норманны, и они саксонского не знают, учтите это. Так что с ними я буду говорить на французском. И не забудьте предупредить ваших людей и этого сэра Мэтлока, чтоб не проболтались.

Она забормотала какие-то слова благодарности, но он не стал слушать, хрипло расхохотался: «Сэр Энтони!», пришпорил коня и ускакал далеко вперед...

Дик бросился навстречу прибывшим. Он подпрыгнул, как шаловливый щенок, и Эдель, нагнувшись с седла, подхватила его и посадила перед собою.

- Дикки! Мой Дикки! - повторяла она, покрывая лицо сына поцелуями, но он зафыркал и начал увертываться, пытаясь избежать материнских ласк.

Как ни была она занята сыном, но все же заметила, что де Турнель тяжелым взглядом смотрит на Дика. Было что-то такое напряженное в его глазах, что заставило ее снова вспомнить предупреждение Лайонела...

Но надо было представить все же сыну графа.

- Сынок, у меня есть для тебя новость. - Большие карие глаза мальчика доверчиво смотрели ей в лицо. - В Лондоне я... вышла замуж, - облизнув пересохшие губы, с запинкой вымолвила она. Дик застыл. Глаза его широко распахнулись. - Теперь у меня есть муж... - продолжала она, чувствуя, как он отдаляется от нее с каждым произнесенным словом. - Вот он, на черном коне. Его зовут сэр Энтони.

Дик медленно перевел глаза на де Турнеля; он побледнел, губы зло сжались. Несколько мгновений мальчик и мужчина изучали друг друга; затем граф громко отдал приказание своим людям слезать с коней. Услышав чужую речь, Дик побледнел еще больше. На лице его отразились изумление и гнев. Он обернулся к матери и спросил знаком, который она прекрасно поняла: «Норманны?»

- Да, милый, это норманны, - ответила она тихо.

Он соскользнул с седла и опрометью бросился прочь...

- Ваш сын не глухой.

Эдель возмущенно воскликнула:

- Конечно, нет! Он не говорит, но прекрасно все слышит.

- И он понимает французский?

- Да.

- Странно. Вы учили его? Зачем?

- Он и латынь знает. Зачем? Просто, чем больше человек знает языков, тем легче ему в этой жизни. Рано или поздно, Дик столкнулся бы с норманнами. Лучше знать язык вра... язык тех, кого не любишь, - это может помочь там, где не ждешь.

- Язык врага, - повторил насмешливо граф. - Вы тоже прекрасно говорите по-французски. Как вы научились?

- Моя мать была из Нормандии. Она привезла с собою служанку, которая стала мне и кормилицей, и, затем, няней. Мама умерла, когда я была совсем маленькой. Няня научила меня маминому языку.

- А я все думал: почему вас зовут Эдель. Это ведь не саксонское имя. Ричард, кстати, тоже... Странно, что вы назвали так сына.

Эдель совсем не нравился этот разговор. Какое ему дело до имени ее или Дика? С другой стороны, она заметила, что настроение мужа явно улучшилось. В голосе его появились мягкие, почти задушевные, нотки.

Впрочем, чему она удивляется? Они прибыли в Карлайл, спокойно и безо всяких дорожных происшествий; и де Турнель, наконец, увидел, какое богатство приплыло к нему в руки. Плодородный зеленый край и прекрасный, хорошо укрепленный замок. Конечно, он доволен тем, что отныне все это принадлежит ему.

- Мне просто нравится это имя, - коротко ответила она. И добавила, после некоторого колебания: - И Родерику тоже нравилось. Мы хотели назвать так своего первенца.

- Родерик. Я слышал, что он провел с вами после венчания всего одну ночь, и вы понесли?

- Да, - глухо произнесла Эдель. Ей не хотелось говорить об этом. Не хотелось вспоминать...

- Вам повезло.

Она вскинула голову:

- Повезло, мессир? Повезло, что я стала вдовой через несколько часов после того, как вышла замуж? Повезло, что ваши сородичи напали на наш лагерь и всех безжалостно перебили, включая моего любимого мужа?

Де Турнель помрачнел.

- Да, вы правы. И я понимаю, что этот разговор навевает горькие воспоминания и неприятен вам. Но мне бы хотелось знать более подробно, что случилось тогда на той лесной поляне. Вы можете мне рассказать?

Эдель глубоко вздохнула.

- Зачем вам это?

- Я хочу знать.

- Для меня это тяжело. Да и я мало могу рассказать. Я вышла за Родерика вечером, нас обвенчал священник прямо на той поляне... а утром на нас напали норманны...

- Утром? Было очень рано?

- Да. Едва рассвело.

- Как получилось, что вы остались живы, если убили всех?

- Я... - Она в замешательстве замолчала. Лгать в этом было святотатством, но деваться было некуда. - ...Я отошла к ручью умыться. Услышала шум схватки, бросилась назад... - Голос ее задрожал. Она вспомнила то, что так часто снилось ей в кошмарах: крики, хрипы, стоны, лязг мечей, визг насилуемых женщин... Она тихо продолжила: - Было поздно. Норманнов было намного больше, они быстро расправились с отрядом Родерика. Я ничем не могла уже помочь нашим людям. Спряталась и просто смотрела...

Она сглотнула, и ей показалось, что слюна стала соленой. Как тогда, в замке, - то была кровь, которая наполнила ее рот, когда она искусала костяшки пальцев, чтобы не закричать от ужаса и бессилия...

- Значит, вас не заметили. И не тронули.

«Не тронули?? О, нет, мессир!»

- Да. Меня не заметили.

- Кто-нибудь, кроме вас, спасся?

- Лайонел... Сэр Лайонел Мэтлок.

- Его, очевидно, ранили и сочли убитым?

- Да. Его ранили в плечо, когда он пытался защитить Родерика. Он потерял сознание, а, когда очнулся, все было кончено. Родерик был мертв. Как и все остальные.

Перед ней, как наяву, встала увиденная ею тогда на поляне сцена: Лайонел, стоящий на коленях, с искаженным от боли и горя лицом, рыдающий, с кинжалом, приставленным к горлу... И Родерик, распростертый у его ног.

- Вы сказали позавчера, что на Родерика напал отряд рыцаря, носившего знак ворона. Мне бы хотелось знать подробнее, что это был за знак.

Зачем он мучает ее??

- Я не совсем понимаю, мессир... Для чего это нужно.

- Многие рыцари-норманны носили тогда гербы, им не принадлежащие. Придуманные. Некоторые даже прикрывались чужими гербами. Возможно, ваш рассказ поможет восстановить справедливость.

- Справедливость? - с горечью повторила она. - О какой справедливости вы говорите? Родерика подло убили, и тот, кто это сделал, до сих пор, быть может, живет и здравствует, как ни в чем не бывало...

- И все же, - мягко настаивал он, - расскажите. Что это был за ворон? Летящий, сидящий? На каком поле он располагался?

- Это был огромный ворон. - Она закрыла глаза, и медленные тяжелые слезы покатились из них, - слишком свежо было воспоминание. Как будто все это произошло вчера... - Он распростер крылья на весь щит. Поле...