– Ну хватит! Почему ты такая трусиха?!

Угловатая когтистая тень отодвинулась чуть подальше, вытянулась вдвое, но уже перестала быть страшной.

– Я не трусиха, – тихо отозвалась Мила.

Теперь, когда Анна со свечой подошла почти вплотную, ей стало стыдно за свои дурацкие охи. Откуда вообще здесь мог взяться вампир? Ведь всем известно, что мертвецы не могут зайти в дом без приглашения – а кому бы хватило глупости позвать его сюда? Может, старый Конрад и не так здорово соображает, как раньше, но уж точно не выжил из ума.

– Прекрати сейчас же! – проворчала Анна. – Ты же знаешь, какая наша Принцесса впечатлительная.

Мила вздохнула. Любой девушке из Верховин польстило бы подобное прозвище. Конечно – они ведь понятия не имели, каково это на самом деле – обладать нежной и белой кожей, которая через полчаса на солнце может покрыться волдырями. Или крохотными руками.

– Да ладно, чего такого? – ухмыльнулась Марта и снова скрючила пальцы. – У-у-у, я злой и страшный вампир, пришел за малышкой Милой.

Тень на стене повторила движение – когтистые лапы снова потянулись вперед, будто собираясь схватить Милу. Вот у Марты руки, кстати, что надо – загорелые, сильные, с крепкими мозолистыми ладонями. А как она отжимала одежду после стирки – до капли, можно даже на веревку не вывешивать! И Анна, хоть и была чуть ли не вдвое меньше подруги, немногим ей уступала. А сама Мила… одно расстройство. Непонятно, что парни вообще в ней находили. Как здорово было две зимы назад, без этого внимания! А теперь все изменилось. Даже подруги – за Анной вовсю ухлестывал племянник старосты Конрада, а толстушка Марта только и говорила, что парнях и мужчинах. Вот и сейчас…

– Он и правда ужасно симпатичный, – снова прошептала она. – Высокий, сильный, да и одет неплохо.

Мила не слишком хорошо представляла себе, как может выглядеть «ужасно симпатичный» мужчина, но на всякий случай понимающе закивала.

– Давайте, вот сюда. – Анна задула свечу. – Только тихо. Если попадемся – Сыч с нас шкуру спустит.

Старый Конрад Вавра, староста Верховин, действительно напоминал сердитую лесную птицу – на его блестящей макушке почти не осталось волос, зато по бокам они росли так же густо, как в молодости, и за месяц-два без стрижки начинали походить на уши седого сыча. А уж когда он надевал свои круглые очки с мутными стеклами… впрочем, смеяться над ним в открытую не осмеливалась даже бесстрашная Марта. Если кто-то заметит, что они подглядывают, с Конрада запросто станется приказать выпороть всех троих. Но соблазн был слишком велик – в Верховины чужаки заглядывали нечасто. И уж тем более мало кто из них оказывался «ужасно симпатичным».

Мила опустилась на четвереньки и проползла вперед. На нижней части двери в щели пробивалось чуть больше света – значит, и видно оттуда будет лучше.

– Что там, Принцесса? – прошипела Марта. – Видишь кого-нибудь?

Пока Мила могла разглядеть только стол с несколькими зажженными свечами и силуэты. Без лиц. Впрочем, она почти сразу узнала мельника Томаша – отца Анны, похожего на косматого медведя Дани-лесоруба и, разумеется, самого Конрада. Но четвертого мужчину Мила уж точно видела впервые – в Верховинах никто не носил кожаный ремень с пряжкой наискосок через грудь. Под ремнем была надета свободная светлая рубаха с закатанными рукавами и распущенной на вороте тесьмой. Печь в доме старосты к ночи уже успела остыть, но незнакомец, похоже, совершенно не боялся холода.

– За последний месяц пропали четверо, – вздохнул мельник. – Всего полторы дюжины. Мы уже и сами пробовали в лес, милостивый сударь…

– Ничего себе! – Марта толкнула Милу локтем в бок. – Этот, оказывается, еще и из благородных…

– И, разумеется, ничего там не нашли, – отозвался незнакомец. – Неудивительно. Укусы, рваные раны на шее – вампира в первую очередь следует искать на кладбище.

Ох и странный же у него оказался голос… Спокойный, мягкий – но Миле вдруг почему-то стало не по себе. Даже Конрад заворочался на стуле перед тем, как заговорить.

– Вы немало знаете о Нечистых, – произнес он. – А мы, между тем, еще даже не слышали вашего имени, милостивый сударь.

– Потому что я его не называл, – невозмутимо ответил незнакомец. – Я в последний раз повторяю свои условия: пятнадцать золотом – и люди перестанут пропадать.

– Пусти, дай посмотреть, – пропыхтела Марта над ухом у Милы. – Я тоже хочу!

– Тихо! – огрызнулась Анна. – Ты уже видела.

– Ну и что, я еще хочу! – Марта навалилась на плечи Миле всем своим немаленьким весом. – Пусти, кому говорят!

– Милостивый сударь, вы должны понять, – снова заговорил Конрад за дверью, – это слишком много для нашей маленькой деревушки. Если бы вы согласились…

Мила так и не услышала, что староста собирался предложить незнакомцу. В темноте сверху тихо охнула Марта, дверь затрещала, а потом кто-то зацепил ручку и они втроем с оглушительным грохотом ввалились в комнату. Прямо к столу, за которым сидели мужчины.

Мила не сразу набралась храбрости открыть отвыкшие от света глаза. Марта сидела на полу справа, судорожно поправляя юбки. Анна уже успела подняться и жалась к стене под суровым взглядом отца. Глаза Конрада недобро поблескивали за стеклами очков. Сыч явно выбирал, кого же клюнуть первой. Дани-лесоруб недоумевающе крутил головой, словно пытаясь понять – а что вообще случилось? Всеотец щедро наделил его силой, но, по-видимому, забыл дать ума – Дани всегда соображал туго.

И только незнакомец в рубахе даже не вздрогнул – все так же сидел, сложив руки на груди. И только когда Мила отважилась пошевелиться, подался вперед.

– Как интересно, – произнес он. – И часто в ваших краях можно встретить… что-то подобное?

Внешность у него оказалась под стать голосу. Марта не врала – чужак действительно оказался хорош собой. Рослый, статный – не такая громадина, как Дани-лесоруб, но на целую голову выше и Конрада, и мельника. В отличие от остальных мужчин, он был гладко выбрит, зато носил длинные – почти до самых плеч – волосы. Слегка вьющиеся, темные – ни одного седого, но Мила так и не смогла понять, сколько чужаку на самом деле лет. Приятное лицо выглядело совсем молодым. Но глаза… глаза были какие-то другие. Как угольки в погасшем костре – обманчиво безжизненные, черные, но готовые от малейшего дуновения ветерка вспыхнуть алым пламенем. И от этого скрытого огня Миле почему-то становилось страшно.

– Простите глупых девок, милостивый сударь, – подал голос Конрад. – Я прикажу их высечь. Да так, что неделю сидеть не смогут.

– Не думаю, что это обязательно. Любопытство – вполне естественная человеческая черта… А знаете, Конрад, я даже соглашусь слегка изменить условия. Возьму восемь золотом. – Чужак широко улыбнулся. – Восемь золотом и вот эту, зеленоглазую.

Мила не сразу поняла, на кого именно он указал рукой. Но зеленые глаза во всех Верховинах были только у одной девушки.

* * *

В лучах заходящего солнца, пробивавшихся сквозь вековые деревья, древнее кладбище в полудюжине миль от Верховин выглядело спокойно. Почти уютно, умиротворяюще. Полуистлевшие деревянные столбики, заросшие мхом каменные надгробья, на которых уже давным-давно невозможно было прочитать имен – ничего необычного. И все-таки вечерняя тишина оказалась обманчивой. Ричард натянул поводья и принюхался. Нет, никакой ошибки. Он прибыл на место.

В воздухе висел запах смерти. Не сыроватые гробовые доски, не павшая лошадь или корова и даже не подсохшая кровь – кое-что совсем другое. Так пахнет то, что давно должно было упокоиться, но не смирилось с естественным порядком вещей. И не упокоилось.

– Работа, Келпи. – Ричард потрепал по холке черного жеребца. – Новые сапоги. И овес.

Келпи коротко заржал и стукнул по земле огромным копытом. Вряд ли он хорошо понимал, что такое работа и новые сапоги. Но слово «овес» определенно не оставило его равнодушным. Через половину ярда Ричард спешился и сбросил на землю тяжелые седельные сумки. Ему показалось, что одна из них легонько вздрогнула. Ричард покачал головой. Нет. Во всяком случае – не сейчас. С работенкой вроде обычного вампира лучше справляться своими силами.