========== Глава 1 ==========
Боль — единственное ощущение, к которому невозможно привыкнуть. Можно перестать замечать холод, не обращать внимания на зуд, приноровиться к громкому звуку или яркому свету, но болевые рецепторы не умеют адаптироваться.
Чарльз устало тер ломящие виски. Мигрень была его постоянным спутником последние полгода. Они с ней стали неразлучны, как любовники: вместе работали, вместе ездили в общественном транспорте, вместе спали и встречали утро. Конечно, голова у Чарльза болела не всегда. Он занимался релаксацией, ходил на чудодейственные разрекламированные массажи и рефлексотерапию, пил обезболивающие пачками, следя за новейшими открытиями в фармации, или весь день спал. Бывали просто хорошие дни.
А бывало, что пульсирующий обруч сдавливал его голову с самого утра, не разжимая свои объятья до глубокой ночи. Обычно это происходило, когда с фронта во Вьетнаме приходили очередные плохие вести.
На дворе была середина шестидесятых, и тысячи молодых американцев оказались переброшены через океан, в чужую страну, где большинство из них оставит свои жизни за мифические идеалы своих правителей. Это было слишком больно, слишком невыносимо. Война не шла по улицам Нью-Йорка или Вашингтона, но вся Америка гудела, будто разворошенный пчелиный улей, и для телепатии Чарльза это все было чересчур. Он и в мирные времена уставал от гула чужих мыслей и эмоций в большом городе, что говорить о нынешней ситуации? Как только страх, боль и агрессия хлынули на него потоком со всех сторон, достигая даже отдаленного особняка в Вестчестере, он твердо решил, что с него хватит.
Ментальные блоки не выдерживали, он горел в агонии войны вместе с матерями, потерявшими своих детей, и молодыми искалеченными юношами, оставившими на другом берегу надежды на лучшее.
— Это война, Чарльз. А люди погибают и в мирное время. Ты все принимаешь слишком близко к сердцу, — Рейвен утешительно обнимала его за плечи, и он отвечал на ее поддерживающие объятья.
Но ей никогда не понять какого это: видеть сны тех, кто побывал в том аду…
Хэнк, тихоня и юный гений, конечно же, вызывался помочь. Вместе они разработали сыворотку, подавляющую мутации. Лекарство было несовершенно, нестабильно, чужие мысли то и дело прорывались в голову Чарльза, но все-таки сыворотка работала, и Ксавье впервые спал ночью спокойно, не видя снов. Он пришел на работу отдохнувшим и собранным, прочел лекции по генетике младшим курсам, пофлиртовал с коллегой Мойрой МакТаггерт в обеденный перерыв и смог, наконец, сконцентрироваться на проверке рефератов и лабораторных работ после ужина.
Это выглядело как выход, спасение.
Последствия настигли довольно быстро.
— Сыворотка вызывает зависимость: чем дольше принимаешь, тем больше привыкание и нужна бОльшая доза, — Хэнк мямлил это себе под нос, сидя рядом с бледным до синевы Чарльзом.
Того накрыло внезапно со всех сторон. Именно в этот день пришли вести о разбившемся самолете с полусотней солдат, так и не долетевших до горячей точки. Страна горевала, пока Чарльз Ксавье валялся по полу, воя, не в силах сдержать наплыв чужих страданий и злости. Он не мог выставить блоки, мысли сотен человек захватили его разум, и оставалось лишь хрипеть и молить о смерти.
Вколотая доза не помогла. Вторая… Третья… Пока голоса не начали смолкать, но на их место пришел ужасный озноб, желудок скрутило, колени затряслись так, что встать не было сил, а в груди как-то противно заныло.
Хэнк выручал его. Они долго пытались улучшить формулу, но от побочных эффектов избавиться не удалось.
— Чарльз, ты должен прекратить эти издевательства над собой! Давай уедем куда-нибудь подальше!
— Я не могу просто бросить все и сбежать, поджав хвост, Рейвен! У меня ученики, научная работа. Нельзя сбежать от самого себя.
— Тогда прекрати этим заниматься! Ты же себя убиваешь! — сестра ходила туда-сюда по комнате, не в силах остановиться; Чарльз опирался об оконную раму, болезненно потирая лоб. — Неужели это лучше, чем слышать чужие мысли…
— Да! Это лучше!
В голубых глазах брата плескались боль и обида от того, что Рейвен никак не могла понять. Ей оставалось лишь выдохнуть. Гнев испарился, и она просто обняла его за плечи, даря частичку своего тепла.
— Прости… Сам знаешь, мне никогда не понять твоих телепатических проблем.
— Все нормально, — пробормотал Чарльз куда-то ей в плечо, наслаждаясь минутой мирной тишины. — Сейчас меня мучают только мигрени. И голова болит не всегда, только если я долго нахожусь в толпе или рядом с кем-то очень громко думающим…
Девушка фыркнула и отстранилась.
— Рядом с кем-то, вроде меня?
Чарльз улыбнулся ей доброй усталой улыбкой. Он не мог злиться на нее долго, только не на свою любимую сестренку.
— Твои мысли могут взломать любую ментальную стену.
— Ладно, постараюсь думать потише.
Чарльз отшучивался, но на самом деле с нетерпением ждал, когда же закончится эта проклятая война. Сыворотка, таблетки — временный выход из ситуации. Как только все уляжется, он тут же прекратит. Это было твердое решение, о котором он сообщил Хэнку, и тот неуверенно высказал мучащую и самого Чарльза мысль:
— Но ведь… После этой войны может быть что-то еще. Теракты, гражданские волнения, политические распри. Все вызывает в людях отклик, даже если не касается их лично… Это бесконечный круговорот.
И это тоже было проблемой. Спустя почти десять месяцев на сыворотке, Чарльз уже не представлял, как жил без нее. Да, он страдал от мигреней, но зато был один в своей голове и тщательно отталкивал чужие мысли и чувства. Мойра, которая рассчитывала на романтические отношения, была разочарована его поведением. Чарльз юлил, оправдывался, но, в конце концов, отпустил бедную девушку, не желая портить ей нервы. Может, он попытает с ней счастье позже, но не сейчас.
Сегодняшний день был более чем отвратителен. Полковник Страйкер заявился прямо в университет, потеснил преподавателей на их лекциях, чтобы призвать молодых мужчин вступать в ряды армии США и ехать на фронт. Внутри у Чарльза взрывались атомные бомбы от злости, не иначе. Он начал спор, разгорелся конфликт, его обвинили в государственной измене и клевете на правительство США и чуть ли ни взашей выперли из аудитории. Декан был с ним солидарен, но в своем кабинете провел разъяснительную беседу.
— Понимаю ваши чувства, профессор Ксавье. Далеко не все мы разделяем взгляды правительства на сложившуюся ситуацию, но университет — не место для публичных конфронтаций с представителями военных сил США. Впредь постарайтесь держать себя в руках. А ваши студенты уже достаточно взрослые, чтобы самостоятельно принимать решения.
— Они всего лишь дети! В чьи уши вливают патриотическое дерьмо, отправляя на верную смерть.
Декан буравил Чарльза недовольным взглядом из-под прямоугольных очков. Тот был красным и встрепанным, как готовый вот-вот взорваться вулкан.
— Возьмите-ка сегодня отгул, Чарльз. Прогуляйтесь, выпейте кофе, встретьтесь с девушкой. А завтра возвращайтесь на работу со свежей головой. В противном случае в следующий раз полковник Страйкер придет сюда за ней самой.
Чарльз покинул университет в таком гневе, что еще два квартала несся, не разбирая дороги. Голова пульсировала от боли и чужих мыслей, которые ввинчивались прямо в мозг, подобно сотне стоматологических бормашин, пытаясь взломать искусственный барьер, созданный сывороткой. Кажется, кровь готова была вот-вот хлынуть из ушей фонтаном — так сдавливало голову снаружи и так бурлило все внутри. Он чуть не выскочил на красный свет и пришел в себя, только будучи задетым боковым зеркалом автомобиля.
— Жить надоело, идиот?! Вали с проезжей части! — чернокожий водитель махнул на него рукой и уехал прочь, оставляя в воздухе облако вонючего бензина.
