— Маша…
— Что вам угодно, сударь?! — надменно обронила она свою реплику, сдерживая смешинку.
— К-кар-рета подана… — растерянно пробормотал Павел, столбенея от еще одной волнующе новой женщины, которая сидела сейчас перед ним, закинув ногу на ногу.
— Садись, садись… — зашептала эта незнакомка Машиным милым голоском, глазами переключая его внимание на открытое окно парикмахерской. В раздвинутых занавесках Павел заметил плечо парикмахера и трубку сотового телефона, прижатую к его уху.
— Да… ты их одних оставь… им все равно встречаться негде. Ага… медовый месяц! Они уже третий месяц балдеют… оставь им ключ… ага… я… эта… Таньке такую прическу оттопырил, Вагит каждый день цветы у Соломовны скупает, а что, и тебе сделаю… если хочешь, недаром конечно… гы-гы-гы-ыыы… возьми два «Доширака»… ага… я жду…
Супруги многозначительно переглянулись. Павел восхищенно посмотрел на жену:
— Машка, это негуманно… Я опять травмирован. Что ты со мной делаешь?
Преображенная красавица посмотрела на него влюбленным взглядом.
В это время из переулка напротив выскочила девчушка, прижимая к груди две упаковки китайского супа и блестящую баночку. Подрагивая завитым локоном, она миновала парадный вход в святилище красоты и столкнулась с мастером, выскочившим ей навстречу с черного хода, расположенного совсем близко от скамейки, на которой приходили в себя супруги — каждый по-своему.
— Леш… — попыталась что-то сказать девчушка, но попала в объятия парня и была награждена горячим поцелуем, затем нетерпеливые руки втащили ее внутрь, дверь захлопнулась. Табличка «Открыто», дернувшись, застыла. Из суматошно закрываемого окна донеслось:…
— …ты с ума сошел, Лешенька… четвертый раз за день… меня с работы…
— Ну пойдем, что ли… — покраснела Маша и посмотрела на Павла, подрагивая ресницами, и первая поднялась, потянув мужа за локоть.
По дороге назад Маша приняла сообщение по сотовому телефону.
— Смотри-ка, Паш, работает.
— Ага, наверное, в зону приема попали.
— Вот тут нам сообщают, какие фильмы можно купить в магазине DVD.
— Зачитывай… — Павел зорко следил за дистанцией и позволял Маше немного отвлекаться от обязанностей навигатора.
— Ой как забавно! Буква «Н» не печатается. Все названия фильмов изменились, попробуй догадайся!
— «Жадарм и жадармейки»?
— Фильм о любителях халявы, брать все «жадарма»
— «ХИЩИК»?
— Это, наверное, про застойные времена. О суровых буднях ОБХСС.
— «Америкаский идзя», часть I?
— Ну-у… жил-был старый еврей дядя Идзя, но однажды поехал он на экскурсию в Америку, да там и потерялся…
— «Америкаский идзя», часть 2? — забрасывала его Маша названиями.
— …и до сих пор не нашелся.
— «Человек полуочи»?
— А это фильм о мучениях человека, так и не попавшего в клинику Федорова…
— «Опасый человек без гроша и адежда»?
— М-мм-м… Фильм о московских нищих в метро!!!
— «Человек-лиза»?
— Фантастический боевик, в котором создатели пытаются доказать, что женщина — тоже человек. Снято по мотивам повести «Бедная Лиза».
Показалась знакомая поляна. На ней было явно заметное оживление. Пробежала Светлана, за ней, треща ветками, как лесной лось, пронесся Сергей. Он махнул рукой супругам и исчез за деревьями. Павел вышел к костру, поискал глазами котелок и обнаружил его вымытым и пустым. Огонь почти потух, но хвороста было еще предостаточно, и он принялся подкладывать в костер тонкие веточки. Маша переобулась в кроссовки и, грациозно согнувшись, начала старательно раздувать огонь.
— Паш, водички принеси, — попросила она, надувая щеки.
Павел удовлетворенно отметил появившиеся после Машиных стараний язычки огня, подхватил котелок и отправился за водой. На изгибе тропинки он обернулся: Маша продолжала раздувать огонь. Лица ее не было видно за поднимающимся дымом, однако обтянутые шортами выразительные формы являли собой впечатляющее зрелище. Павел не отказал себе в удовольствии понаблюдать за женой. Попка ритмично двигалась, по мере того как Маша дула в костер, перемещала голову и покачивалась взад-вперед, упираясь в бревно согнутыми наподобие крабика руками. Павел хмыкнул и поспешил к прохладному родничку, что булькал прозрачной струей возле самой береговой линии.
Родник был заботливо выложен камешками. Павел присел, наполняя котелок, и тут вдруг заметил почти у самых своих ног сотовый телефон. Да это же Светланин, она смотрела время на таймере! Она что, где-то здесь? Он поднял изящный белый аппаратик с крышечкой, сунул в карман и огляделся.
Маша пристально глядела, как огонь охватывает веточки со всех сторон и вырывается маленькими протуберанцами из шипящих прутиков. Ну где там Павел с водой? Что-то долго его нет. Вдруг за ее спиной затрещали ветки. Она обернулась. Сергей, раскрасневшийся, выскочил из-за кустов и нетерпеливо поискал кого-то глазами. Ясное дело кого! Маша вскочила и отряхнула колени, смахивая налипшие ошметки хвои.
— A-а… где же ты Свету потерял?
— В эту сторону, кажись, бежала. — Сергей обвел глазами поляну.
— Может, к речке? — Маша показала рукой чуть правее тропинки, туда, где кусты были особенно густыми.
— Ага… — понятливо кивнул Сергей и ломанулся в заданном направлении.
Маша улыбнулась и направилась к машине. Забравшись в салон, она быстро переоделась в юбку, приладила поясок на талии, оглядела подол, не сильно ли помялся, убедилась, что все в порядке, и пошла по тропинке — искать своего водоноса, в голове ее крутились слова зацепившейся в сознании песенки: «Я повторю тебе сно-о-о-ва и сноо-о-о-ва, В шуме листвы и в молчанье снегоо-о-о-в: «Ты без меня, как без музыки сло-о-о-во, я без тебя, словно песня без сло-о-ов…»». Она ускорила шаг и тихонько замурлыкала себе под нос. Тропинка незаметно шла под уклон, и Маша, раззадорившись, почти вприпрыжку выскочила к роднику.
У родничка никого не было, котелок сиротливо стоял на камешках, полный холодной прозрачной воды. Маша растерянно огляделась. Слышно было журчание воды среди камней и больше ничего. Почти настроившись испугаться, Маша вдруг услышала заливистый женский смех. Присмотревшись, она увидела сквозь кустики невдалеке мужа… и Светлану.
Ничуть не прячась, Маша приблизилась к сидящим на бревнышке и мирно беседующим мужчине и женщине. Но они ее вовсе не замечали, увлеченные разговором. Вот так поворот событий! И что же, извольте сказать, она должна теперь делать? Она кашлянула. Звук получился тихий и жалобный и к тому же потонул в слабом шелесте листьев — ветра хоть и не было, но редкие его порывы все же набегали со стороны залива и забирались в ветвистую зелень берез.
— Гм-м-м… кх-е… — покашляла Маша еще раз. Эффект прежний. Она могла бы просто взять и подойти к славно беседующим голубкам, но что-то ее удержало от этого простого, казалось бы, шага. Какая-то непонятная сила. С замиранием сердца она подогнула колени и уселась прямо в траву, разложив вокруг себя широкий подол юбки, и как ни в чем не бывало стала смотреть в небо — ведь имеет она, право сидеть тут и любоваться природой? Но уши ее чутко улавливали обрывки разговора.
— А зачем мне попутчик? — Светланин голос звучал задорно и, как показалось Маше, вызывающе. — Мне и одной хорошо путешествовать. Сама себе хозяйка. Хочу — еду, хочу — гуляю. Помните кошку, которая гуляла сама по себе?
— Так ведь то кошка… — Голос мужа звучал вкрадчиво.
— А женщины те же кошки, — засмеялась Светлана. — Не любят, когда их обижают, но любят, когда их ласкают. — При слове «ласкают» Маша почувствовала в груди острый укол и легкое затмение в глазах. Так вот она какая, эта Светлана? Укол неожиданно превратился в тупую и давящую тяжесть, которая не давала Маше дышать. Что это? — испугалась она. Неужели ревность, про которую ей приходилось только читать и ни разу не испытать? Неужели судьба, подарив ей столько прекрасных мгновений, сейчас вот так разом все и отнимет? Не может этого быть, не может Павел, ее Пашка, ее верный и надежный, самый любимый и замечательный мужчина, ласковым взглядом смотреть на какую-то чужую женщину, говорить ей какие-то подозрительные слова, касаться ее одежды и… что там еще у них происходит? Она не в силах была пошевелиться, не то что смотреть в ту сторону, откуда раздавались голоса. Она сидела в траве и задыхалась. Грудь ее распирала обрушившаяся на нее самая настоящая тяжелая, удушающая ревность… В это мгновение Маша готова была умереть. Она представила себя на зеленой траве, лежащей бездыханно в красивых шелковистых складках одежды. Собственный неживой образ, трагически красивый, доставил ей какую-то мстительную радость. И эта радость вывела ее из обморочного отупения.
