Павел открыл дверь и вошел в квартиру, стараясь не залить стекающими с зонтика каплями пол.

— Да, пока сынок, пока, целую. — Маша положила трубку и обернулась к мужу: — Есть будешь?

— Конечно, голодный как волк.

— В холодильнике буженина, суп и чайник на плите, только что выключила. — Маша вышла из кухни. Павел с трудом вспомнил, когда она последний раз сидела напротив него и смотрела, как он ест. Он подумал, что соскучился по ее улыбке и вниманию, по ее милым полным рукам. Он уже начал забывать, как, перебивая друг друга, они обсуждали свои планы. Забыл чувство, с каким увлекал Машу в спальню, шепча на ушко любовные слова, любил ее и принимал ответные ласки. Почти не мог вспомнить ее закрытые глаза, легкий поворот головы, когда она уносилась в яркий мир, куда он по женскому капризу не был допущен.

В гостиной неразборчиво переговаривались комментаторы телевизионных «Новостей» и звучала деланно-бодренькая мелодия рекламного ролика.

С тех пор как Павел и Маша благодаря раннему браку сына стали дедушкой и бабушкой, в квартире стало спокойно и тихо. Сын хорошо зарабатывал, удачно устроившись на работу в совместном предприятии по производству холодильников. Молодые сняли двухкомнатную квартиру и проживали отдельно от родителей со своей маленькой дочкой.

Первое время Маша помогала пеленать и купать малышку, успокаивала невестку, не давая ей впадать в панику от детских покряхтываний или небольшого повышения у ребенка температуры. Поддерживала сына, вселяя в него уверенность, что отцом быть не так уж и трудно, а по-настоящему он станет им, когда дочурка подрастет и начнет задавать вопросы. Когда впервые тайком намажет губы яркой помадой, спотыкаясь, подойдет к зеркалу в маминых туфлях, начнет мечтательно задумываться и писать что-то в тетрадку. А пока ревность невестки не оставила ей никаких надежд вволю натешиться маленьким существом, разве что в выходные и под личным присмотром.

Маша помнила, как такое же колючее, собственническое чувство владело ею, когда свекровь самозабвенно прижималась лицом к животику ее маленького сына. Маше тогда хотелось отнять его, прижать к груди и не подпускать к нему никого, кроме мужа.

Павел же долгое время не чувствовал себя отцом, разве что вечером, когда ему поручалось вылить воду и вымыть небольшую белую ванночку после купания сына. Ванночку надлежало вытереть насухо и повесить на гвоздь, вбитый в стенку совмещенной с туалетом ванной комнаты. Потом Павел смотрел на маленькое спеленатое тельце и силился угадать в нем будущего мужчину, про которого ему восхищенно толковала Маша. Однако сколько он ни смотрел на малыша, представить его высоким, статным красавцем не мог, особенно когда тот кривил личико и бестолково поводил блестящими, похожими на маленькие сливы глазенками.

Живя с родителями, Маша и Павел изрядно намучились. Не смогли две родные пары жить мирно. То ли Паша — Машин «подкаблучник», то ли мать его — «пожилая часть интерьера» были тому причиной, но совместное проживание для всех четверых стало каторгой, и Павел решил: надо уезжать. Он нашел работу по приглашению на северо-западе страны. Маша с ребенком, естественно, тут же последовала за ним, не дожидаясь, пока он обустроится.

На новом месте Павел был представлен коллективу, получил хорошую должность и личный кабинет. Зарплату ему положили большую, но и спрос с него был соответствующий. Супруги без проблем сняли однокомнатную квартиру, купили телевизор и немного необходимых для жизни вещей. Сынишка стал ходить в детский сад. Первое время, пока Павел допоздна засиживался на работе, Маша с удовольствием гуляла по городу, подбирала что-нибудь по хозяйству, но не громоздкое, а удобное в условиях возможных переездов. Съемная квартира — не своя, полагала Маша, владельцы могут захотеть отремонтировать ее и сдать подороже или даже продать. Тут-то и оправдается ее женская прозорливость.

Скоро Павел предложил жене поступить на работу в ту же компанию, в которой работал сам. Маша стала обучаться специальности делопроизводителя, потому что ее специальность филолога оказалась здесь никому не нужной. Павел проводил с ней занятия по специально разработанной им самим программе. Он считал, что программы многочисленных платных курсов содержат много лишнего, загружая головы людей ненужными знаниями. Под бдительным оком мужа Маша быстро набирала опыт, и скоро ее система документооборота заработала. Фирма сократила штат на четырех машинисток и одну секретаршу, за что Павел получил благодарность от генерального директора, а Маша — бутылку шампанского и коробку шоколадных конфет от директорской супруги, измученной ревностью.

Через год Машу пригласили на должность начальника склада, и там она тоже не ударила в грязь лицом. Все складские товары стала проводить через компьютерную программу, и товары перестали пропадать. Маше повысили оклад и дали в подчинение толковую женщину. Маша стала маленькой начальницей, и зарплата ее возросла вдвое. В те дни она оживилась и даже посматривала вечерами на Павла каким-то новым, незнакомым взглядом. Охотно откликалась на прикосновения и поглаживания супруга и часто сама их провоцировала. Хихикая, она рассказывала Павлу про нового молодого грузчика и его частые отлучки в офис заправки, к кассирше среднего возраста, при этом она прерывисто дышала и недвусмысленно прижималась к мужу. Тем временем сын их подрастал и незаметно превратился в стройного и красивого юношу.

Ночные забавы родителей стали вызывать у него любопытные взгляды. Маша сильно смущалась, но не тем обворожительным смущением, которое Павел обожал, а совсем другим, от которого он терялся.

После окончания университета сын, как и многие другие мальчишки, ушел на год в армию. Этот год был для Павла памятным. Для Маши он был неровным, поделенным между ожиданием сына и любовью к мужу. Павел старался оградить Машу от переживаний, от частых новостей с «кавказского фронта», но она, получая бодрые письма от рядового батальона специальных операций, не верила написанному и замыкалась в себе.

Все плохое когда-нибудь кончается. Сын вернулся живым и здоровым, а однажды вечером — даже с маленькой темноволосой девушкой. Девушка эта вскоре стала его женой. Маша спешила с работы к молодым, наставляла на путь истинный, учила совместному ведению хозяйства, расчетливой экономности в домашних расходах и вкусному здоровому питанию. Через год невестка родила симпатичную девчушку, в которую Маша сразу же влюбилась. Маленькая темноволосая и приветливая невестка неузнаваемо переменилась — и теперь Маша мучительно узнавала в ней себя, молодую, стремящуюся увернуться от навязчивой заботы, наставлений и указаний по части воспитания ребенка.

Плотная, до отказа наполненная Машина жизнь будто остановилась. Но рук она не опустила и быстро нашла себе новые заботы — принялась обихаживать их с Павлом жилище, отмывать замызганные газовые конфорки, клеить обои и нанимать сантехников для ремонта запущенного санузла. Каждый раз, когда они вынуждены были менять квартиру, Маша заново наводила в ней чистоту и уют. В квартире, которую супруги снимали сейчас, уже был сделан евроремонт, и поддерживать чистоту в ней было легко. Вечерами Маша занималась английским, вспоминая полученное в институте, надеясь, что язык пригодится для работы. Но на складе переводить было нечего, кроме надписи «Fragile» на ящиках с импортным оборудованием. Рядом с надписью была изображена разбитая рюмка, и догадаться о смысле иностранного слова мог бы даже неграмотный. Павел впервые за долгое время не оценил учебного рвения супруги, и пока она зубрила слова, уходил на кухню с книжкой братьев Стругацких. Маша быстро сникла и забросила занятия. На работе Павла по-прежнему ценили, но в гости никто не набивался. Так они и жили — предоставленные друг другу и самим себе.