Через пару дней пришли хорошие известия от ветеринара. Иммунодефицита у Тоби не нашли, поэтому его можно было забирать домой и знакомить с Тилли. Вирус ей не угрожал. Джулия сообщила, что новый дорогой корм дал результаты, и теперь кот нормально пользуется лотком.

Малыш двигался в верном направлении, но пока до конца не поправился. Несмотря на специальную диету и ежедневный прием пробиотиков с каолином, диарея у него так и не прошла. Поэтому в свободный день, когда можно было оставить Ронни с сиделкой, я снова повезла кота к ветеринару.

На этот раз Тоби оказался не таким покладистым. Когда я попыталась засунуть его в переноску, кот начал карабкаться по стенкам клетки. Я схватила одеяло, лежавшее в клетке, и буквально стащила Тоби со стенки. Во время борьбы он расцарапал себе нос.

Однако у ветеринара кот снова вел себя робко и безразлично. Без всякой борьбы он дал усадить себя на весы, хотя явно был этим недоволен.

– Он прибавил 200 граммов, – с удовлетворением сказал ветеринар. Я попросила врача оценить состояние Тоби по шкале от одного до десяти.

– Наша шкала от одного до девяти, – ответил ветеринар, – и я оцениваю его на троечку.

Это было даже больше, чем я ожидала. Котик поправлялся, хотя выздоровление шло медленно. Наконец-то его организм стал усваивать питательные вещества из корма.

Потом я обратила внимание на странное поведение Тоби у ветеринара. Похоже, физический контакт, несмотря на страх, доставляет ему удовольствие. Когда кот, не двигаясь, сидел на весах, мы оба его гладили, и я заметила, что передняя лапка Тоби слегка сгибается. Несмотря на весь пережитый ужас, несчастный бродяга оказался потенциально ласковым котом.

Наступил декабрь. На улице стало холодно. Я стыдилась, что снова оставляю Тоби у Джулии, но там явно было лучше, чем на улице.

Дату кастрации мы не назначили. Ветеринар сказал, что этот малыш все еще слишком худ и болен. Требовалось собрать его кал за три дня для анализа и выявления характера проблем с пищеварением. Моя подруга героически согласилась это сделать, а потом я отвезла бы все к ветеринару. Нужно проверить кал на лямблии и бактерию кампилобактер, так как у бездомных котов часто встречаются подобные инфекции. Это обошлось еще в 100 фунтов, но я чувствовала, что эти деньги потрачены не впустую. По крайней мере, проблемы Тоби можно было решить, в отличие от болезни моего бедного мужа.

Тем вечером я лежала в постели и думала о Ронни. Вдруг меня поразила ужасная мысль. Что, если у моего нового друга кошачья лейкемия, а не иммунодефицит, и он умирает от рака крови?

У меня обнаружили рак груди за год до появления Тоби. Я просто не вынесу, если рак окажется еще и у несчастного кота! Эта мысль была невыносима.

Потом я напомнила себе, что иммунодефицита у животного нет, и вероятность лейкемии крайне мала. Спасение Тоби просто обречено на успех. Спасение Тилли стало моим триумфом. Запуганная, несчастная кошка превратилась в любящего и нежного друга. Потом я вызволила себя из стресса, связанного с ухудшением здоровья любимого мужа.

Я от природы настоящий спасатель. Не думайте, что говорю такое с гордостью. Я делаю это не из сочувствия, а из некоей глубинной, внутренней потребности. Помогая другим, начинаю чувствовать себя лучше, но если не проявить осторожность, то ситуация способна выйти из-под контроля.

Когда я была моложе, то помогала не кошкам, а людям. Помню, как занималась молодой девушкой, сбежавшей из дома. Игги – весьма популярное в определенных кругах в 60-е годы имя – сказала, что ей нужно где-нибудь остановиться, иначе придется спать прямо на улице. На ней была мини-юбка – настолько короткая, что виднелись трусики. Грязные волосы выкрашены черными и белыми полосами с отросшими русыми корнями. Выглядела она, мягко говоря, очень неопрятно. Мы познакомились в журналистском пабе, где слишком много мужчин могли бы предложить Игги постель. Именно поэтому я решила сделать ей хорошее предложение: лучше провести ночь в свободной комнате моего дома, чем оказаться в постели кого-нибудь из пьяных мужиков из паба.

У этой девушки явно имелись проблемы, но поскольку я редко ее видела, то так и не выяснила, в чем дело. Девушка вставала так поздно, что по утрам я с ней не пересекалась. Еще позже она возвращалась, поэтому вечерами мы с Игги тоже не встречались. Она приезжала домой позже меня. В доме девушка провела две недели, а потом сбежала, прихватив мою лучшую одежду. Больше я Игги никогда не видела.

Полагаю, в молодости я отличалась безнадежной наивностью, и обвести меня вокруг пальца было проще простого. Один мой коллега рассказал душещипательную историю, смысл которой заключался в том, что ему жизненно необходимы 200 фунтов – весьма солидная сумма для 60-х годов. Поговорив с другими коллегами, я узнала бы, что этот человек – заядлый игрок и одалживать ему деньги – не самая лучшая идея. Он жаловался на отсутствие денег для оплаты телефонного счета и даже не просил их у меня напрямую, но в двадцать один год я была готова помогать всем вокруг.

– Сколько вам нужно? Я могу одолжить немного, – вызвалась я.

– Я все отдам, – поклялся он. – Откройте для меня счет в почтовом банке, и я буду переводить вам по двадцать фунтов в неделю.

Счет я открыла, но деньги игрок так и не перевел.

Самый серьезный спасательный проект моей жизни – первый муж. В те дни вышел фильм Антониони «Фотоувеличение» про фотографа глянцевого журнала. Любители фотоискусства стали почти такими же харизматичными и популярными, как кинозвезды. Совершенно неудивительно, что я влюбилась в фотографа.

В этом не было ничего плохого, но объектом моей страсти оказался мужчина с проблемами. Он сотрудничал с той же газетой, что и я, вечно мрачный и несчастный, и это сделало его неотразимым в моих глазах. Ему постоянно не хватало денег, он много пил – очень, очень много… Ах да, совсем забыла! Еще у него был кот! Это делало его еще более притягательным, хотя в то время я больше любила собак.

Не буду врать, что он меня не предупреждал. «Я полный козел, – сказал он мне. – Ты меня не изменишь». Слова эти меня только подстегнули. Это был вызов, а я люблю вызовы – идет ли речь о бедном, тощем коте вроде Тоби или о несчастном фотографе. Я не собиралась отучать его от пьянства. Я просто думала, что смогу сделать этого мужчину счастливым.

Тогда я не понимала, а это оказалось очень важным – невозможно решить ни одну его проблему, если он не разберется со своим пьянством. Я думала, он пьет по причине депрессии. Возможно, он и сам так думал – кто знает. Теперь я понимаю, что он пил по причине алкоголизма. Счастье или несчастье – на потребность в алкоголе это не оказывало ни малейшего влияния.

Одной из причин, побудившей меня заняться спасением кошек, а не людей, было то, что кошки не пьют и не употребляют наркотики. Нет, наркотики, то есть кошачью мяту, они употребляют с удовольствием, но могут вовремя остановиться. Кошки не подсаживаются на свою травку раз и навсегда. Обычно, поиграв с мышкой, набитой кошачьей мятой, и придя в состояние легкого опьянения, они поднимаются и уходят. У кошек даже вид становится смущенным. Да, они употребляют кошачью мяту, но знают меру.

После кошачьей мяты они не устраивают драк. Этих животных не тошнит. Они не валяются в канавах. Кошки потребляют наркотики цивилизованно, просто для расслабления.

В отличие от наркоманов и алкоголиков, домашние любимцы не жалуются на жизнь. Сочувствие к себе им неведомо. Кошки не обвиняют весь мир в своих несчастьях.

Разве не очевидно, что спасать таких животных гораздо приятнее, чем людей?!

Кошки делают все для своего выживания. Даже в самых экстремальных обстоятельствах они сохраняют привязанность к человечеству, которое так плохо с ними обращается.

Вот взять хотя бы Тоби. Когда я хватала его и запихивала в переноску, кот ни разу не укусил и не оцарапал меня, хотя явно находился в ужасе от всего происходящего.