Сзади Гаррела ударили по ногам, и он рухнул на колени. Шею тут же стянула верёвка, перекрыв дыхательные пути. Парень панически задёргался, стараясь вывернуться, но вовремя вспомнил о мече. Наполовину обнажил его, когда неизвестный толкнул руку старейшины подошвой. Оружие выскользнуло, однако и нападавший на секунды ослабил удавку. Гаррел вывернулся, откатился и, подхватив меч, слепо бросился на неприятеля. Тот попятился и ударился о перекладины спиной, пропустил удар рукоятью по лицу, упал и тут же получил несколько пинков в живот и бок. Старейшина не стал мигом рубить, но, как только разглядел нападавшего, ему сделалось скучно. И вновь подступило раздражение. Скрытая ненависть к Lux Veritatis постепенно преображалась в аллергическую реакцию, не иначе.
- Всего лишь ты, - рассматривая ёрзавшего по земле, выплюнул Гаррел. То был, страшно и представить, служитель На-Ла более низкого ранга. Старейшина даже не запомнил его имени. Какой-то мальчишка, завидовавший ему, любимцу Мимрои, и мечтавший однажды возвыситься. Служитель однажды пытался подставить Гаррела, правда, доказать его причастность так и не удалось. А теперь осмелился на убийство? Раз старейшины Риндожи помирали как мухи, то под шумок можно и от высшего звена в На-Ла избавиться, так он решил?
Гаррел надменно покачал головой и одним движением добил предателя. Его отец, ужаснулся бы, узнай он, что сын в неполные шестнадцать лет столь вольно распоряжается чужой жизнью. Однако господин Лонденолл уже почил, и парень отчасти был рад этому. Помимо естественной скорби он чувствовал облегчение, что придаток прошлого, наконец, оторвался.
А скоро отцепится ещё один, Гаррел предчувствовал это. Нападение лишний раз подтвердило, что орден гниёт изнутри. Пока влияние парня в На-Ла не падало, он планировал задержаться, но как только Шестеро закрепятся на Верхнем этаже, послушный сын кинет разлагающийся труп и уйдёт почивать на заслуженных лаврах.
Глава 34.2
Причина умереть
Леса тщедушные, леса могучие, а также умирающие, смешанные, густые, священные, тёмные, переплетённые, облысевшие, молоденькие, сизые, с большими проплешинами между деревьями, осквернённые, заповедные, поглощённые соседними территориями, обновлённые, однородные, влажные, вырубленные, принадлежавшие определённым семьям, уничтоженные пожарами, непроходимые, населённые разнообразной живностью… Лесов на материке насчитывалось в таком огромном количестве, что картографы цапались друг с другом, сбивчиво перечисляя, на какой широте и долготе заканчивалась территория одного и начиналась другого. Их было так утомительно много, что я вспоминала большую часть жизни, не окружённую стенами домов и живописными улочками поселений, а рядами стволов. Да, города расширялись, тесня природу, но человечеству потребуется ещё немало тысячелетий, чтобы сократить леса хотя бы на пятьдесят процентов, или усовершенствованные топоры. Стократно.
При этом леса - это ширма, скрывавшая в себе изолированные миры. Говорят, вибрация ветки, на которую опустилась птица, проносится по всем смежным областям, но не по всей Клепсидре. Глухарь из Тревонской чащи не дружит с глухарём из Гокрейской, но в пределах одной зоны все они братья.
Переходя из одного природного царства в другое, трудно не поддаться очарованию. Когда буро-зелёные листья и высоченные кроны уступали место низким и недавно посаженным деревцам, менялось настроение и отношение к окружающему. В душе расцветал свой маленький бутон радости или прорастали шипы тоски. Ностальгия нападала смешной зверушкой: когда-то жизнь для маленькой Нахиирдо целиком и полностью состояла из передвижений под сенью лесов за ручку с родителем. Это чувство не посещало, когда ещё недавно я так же брела в безопасности крон с Сайтроми в сторону столицы, потому что тогда надо мною властвовала жажда мести, обида, страх перед будущим. Сейчас всё это стало неважным. Даже разбитое сердце устало саднить, и кустики по бокам тропинки приветствовали моё освобождение от преувеличений.
Опавшие листья поблёкшими монетами стелились по земле. Я и Сайтроми отстали от других бессмертных, ведь мне требовалась еда, пусть и не особо часто, отдых, сон. Спать на ручках отца категорически отказалась, к его недоумению. Может, для него я всё ещё ребёнок, но стыдно как-то в моём возрасте просить меня переносить. Вот и плелись под куполом из раскидистых молчунов. Право, теперь на мне была тёплая одежда, отобранная у дорожных торговцев, и ночной ветер сердито сопел самому себе, не способный выдуть из меня жар живого тела.
Совы заунывно вещали после захода солнца. Днём же властвовала стальная мрачность великого древесного царства. Антуар и не подозревал, что основные поданные его - деревья, а не люди, ибо первых больше на территории Хатостро. Вот досада. Не о таком, должно быть, мечтал маленький король, когда отец только-только сел рассказывать ему о будущих владениях. Да что теперь гадать? Антуар навряд ли уже вернёт себе трон, для него всё кончено.
Сайтроми тоже был хмур и неразговорчив. Если бы в трёх метрах от нас пробегали гончие псы, они бы спутали Короля с декорациями леса. Но они не пробегали бы. Сайтроми обещал, что гнилые листья и скрипучие стволы скроют нас от недоброжелателей. И в самом деле, как найти одно затерявшееся в лесу существо? Даже следы покрываются мхом, а запахи смешиваются с ароматами ежевики и грибов. Здесь умеют хранить тайны. Здесь живут тайнами, переплетая их сучками и корнями с нетривиальными фигурами.
Однако кое-где могучие и густые леса истончались в неприметную поросль. Там властвовал человеческих дух - тот самый, что наделён искрой надежды Терпящей и высокой моралью, но который почему-то разъединён с идеальной природой. Вот ведь анекдот! Прошмыгнуть незаметно мимо бдящих избранников Её было непросто. Только огибать, уходя в сторону и вглубь другой ширмы, маскируя нелюбимые ими рога под ветки. Так мы и делали.
До тех пор, пока не обнаружили регион, где правило иное настроение. Люди там были подозрительны, напуганы и враждебны, но на Сайтроми косились со смесью злобы и смирения, словно давно ждали его. Глумливая Хатпрос, мелькнувшая пару раз и столь же быстро исчезнувшая, трещала об отвоёванном статусе, который закреплял за бессмертными право находиться на этих землях. Невероятная и туманная для меня истина. Я вопросительно косилась на такие родные и приевшиеся стволы, но они не отвечали.
Разорённые деревни страшными обугленными придатками стояли в запустении и гробовом молчании. Люди там не жили, зато кое-где ошивались Спустившиеся. Не просто проходимцы и безумцы, которых гнало наверх, а готовые к сражениям воины в полном боевом облачении. Сайтроми просил не связываться с ними, да я и не рискнула бы подходить к настороженным и готовым драться Спустившимся. Хотя отчасти было любопытно взглянуть на настоящих бойцов. Я видела разных представителей Нижнего этажа, но готовых к войне, носящих доспехи и оружие - никогда.
Сайтроми не останавливался и шёл дальше, к границе Королевства - к морю. Леса поредели, были вытеснены равнинами. Такая редкость для Хатостро, но всё же не без этого. И моя сонливость начала отступать, прожигаемая уже не таким раскалённым, но всё ещё ярким солнцем, которое более не скрывали макушки деревьев. Я начала волноваться. Lux Veritatis ведь не пойдут на переговоры, значит, быть полномасштабному конфликту. Что делать мне? Куда подевались Хатпрос и Хат’ндо? И Сат’Узунд отчего-то не хотела идти нога в ногу со мной и отцом. Нас ждало поражение, а меня - забвение в безымянном лесу. Всё представлялось бессмысленным.
Отец привёл меня в заброшенную церковь. Небывалое явление, чтобы обитель верования пустовала. Очевидно, молитвы и служения вытрясли из стен главные противники Терпящей - те, кому пришлось ими стать.
Церковь не выглядела древней. Внешняя суровость форм контрастировала с нарядным декором окон и четырёх башенок. Массивное кольцо на двери красовалось орнаментом. Ступени не успели потрескаться и казались новыми. Внутри тоже не обнаружилось следов разрушений. Только пятна крови кое-где, в укромных уголках, куда без дотошности не залезет ни один любопытный.
