Когда аудитория Аджана Чаа состояла из одних монахов и монахинь, он больше фокусировался на использовании отречения как ключевого аспекта методологии практики. Поэтому его наставления касались препятствий, ловушек и соблазнов, которые сопутствовали такому образу жизни. Поскольку средний возраст члена монашеской общины в монастырях Таиланда колеблется между двадцатью пятью и тридцатью годами, то для безупречного сохранения целибата столь молодые люди нуждались в наставлениях Аджана Чаа о том, как управляться со своей бурлящей сексуальной энергией. Получив надлежащие наставления, они могли гораздо проще направлять и использовать эту энергию, трансформируя её таким образом, чтобы она служила развитию концентрации и прозрения.

В определённых случаях наставления, предназначенные для монашеской общины, подразумевают более жёсткую форму, чем те, что предназначены для мирян. Это можно заметить, например, в беседе «Дхамма-сражение». Подобная манера наставлений в стиле «пленных не брать» характерна для многих учителей тайской лесной традиции. Такие слова направлены на то, чтобы зажечь у слушателей «сердце воина» – отношение в духовной практике, которое позволяет практикующему быть готовым вытерпеть любые сложности и сохранять при этом мудрость, терпение и веру, вне зависимости от того, с какими трудностями он столкнётся.

Время от времени подобная манера наставлений может выглядеть как воинственная или вызывающая, поэтому читателям следует помнить: замысел подобной риторики заключается в том, чтобы вдохновить практикующих, наполнить их сердца силой, способной оказать им поддержку в борьбе за освобождение ума от страстного желания, ненависти и неведения. Как однажды сказал Аджан Чаа, «каждый, кто всерьёз посвятил себя духовной практике, должен быть готов к многочисленным проблемам и препятствиям». Поскольку тренировка заключается в том, чтобы противостоять привычке к эгоцентризму, ответных ударов никак не избежать.

В завершение объяснения этого аспекта учений Аджана Чаа, особенно тех, которые можно расценивать как «высокие» или «уводящие за пределы», важно заметить, что он не приберегал подобные учения специально для монахов, скрывая их от мирян. Если он интуитивно считал, что группа учеников готова к получению учений наивысшего уровня, он делился ими открыто и ничего не утаивал, вне зависимости от того, из кого состояла эта группа – монахов или мирян. В качестве примера можно привести беседы «В направлении необусловленного» и «Неподвижная текущая вода», где он говорит следующее: «В наши дни люди обучаются, выясняя, что есть добро, а что зло. Но о том, что лежит за гранью добра и зла, они и понятия не имеют». Как и сам Будда Шакьямуни, Аджан Чаа никогда ничего не прятал в рукаве и решал, чему именно учить определённых людей, основываясь лишь на том, какую пользу им принесут эти учения, а не на том, какие они приняли обеты или насколько высок их статус в общине.

Борьба с предрассудками

Одной из широко известных черт характера Аджана Чаа была его готовность развеивать предрассудки, связанные с буддийской практикой в Таиланде. Он подвергал нещадной критике магические амулеты, обереги и обряды гадания, которые были широко распространены в тайском обществе. Он редко рассуждал о прошлых или будущих жизнях, других мирах, видениях или телесных переживаниях. Если кто-то приходил к нему с просьбой подсказать, какие номера выпадут в следующем розыгрыше лотереи (обычный для тайцев повод прийти на аудиенцию к одному из известных учителей), то обычно оказывался без промедления отправлен восвояси. Самой бесценной драгоценностью он считал Дхамму, потому что именно она предоставляла истинную защиту и безопасность, хоть ею и пренебрегали в пользу сиюминутных незначительных улучшений обычной жизни в сансаре.

Движимый добротой к другим людям, он раз за разом указывал на пользу и действенность буддийской практики, опровергая расхожее мнение о том, что Дхамма – это что-то недосягаемое и невозможное для обычных людей. Цель его замечаний была не столько в том, чтобы искоренить их детские привычки надеяться на везение и магические амулеты, – он прежде всего стремился привлечь их таким образом к чему-то, что действительно может сослужить им хорошую службу.

В свете этих усилий, которые он не ослаблял в течение всей своей жизни, его собственные похороны сопровождались обстоятельствами, которые иначе как иронией судьбы не назовёшь. Он умер 16 января 1992 года, а официальные похороны состоялись ровно через год, в 1993-м. Мемориальную ступу высотой тридцать два метра поддерживали шестнадцать колонн, а фундамент уходил вглубь на шестнадцать метров. Множество жителей провинции Убон восприняли эту нумерологию на собственный лад и накупили лотерейных билетов, где в номере присутствовала цифра 16. На следующий день местные газеты вышли с такими заголовками: «ПОСЛЕДНИЙ ДАР ЛУАНГА ПО ЧАА СВОИМ УЧЕНИКАМ: В лотерее выпало число 16! Несколько местных букмекеров разорены!»

Юмор

Эта история с лотерейными билетами может быть использована как иллюстрация ещё одной особенности учений Аджана Чаа. Он был необычайно остроумным человеком и прирождённым артистом. В одной ситуации он мог быть холодным и неприступным, в другой – мягким и понимающим, а порой его учения сопровождались настоящим фейерверком юмора. Он использовал своё остроумие, чтобы открыть сердца учеников, и не столько с целью развлечь их, сколько для того, чтобы помочь им усвоить истину, которая в других обстоятельствах была бы сложной для понимания.

Его чувство юмора и талант обнаруживать трагикомичные и абсурдные жизненные ситуации помогали людям видеть эти ситуации в таком свете, что они могли посмеяться над собой и принять более мудрый взгляд на вещи. Это могло касаться намёка на правила поведения, как, например, в его знаменитой демонстрации «как неправильно носить монашескую сумку» – закидывать как мешок за спину, закручивать как шарф вокруг шеи, скомкать и сжать в кулак, волочить по земле… Или он мог обыграть чьи-то душевные метания. Как-то раз молодой бхиккху пришёл к нему в сильном расстройстве. Он осознал страдания мира и ужас существ, обречённых на круговорот рождения и смерти, и, осознав это, подумал: «Я уже никогда не смогу снова смеяться, – ведь всё это невыносимо печально». Через сорок пять минут, после рассказанной по ролям истории о том, как маленький бельчонок раз за разом пытался забраться на дерево и словно сноп валился вниз, монах уже катался по полу, держась за живот от смеха, а из его глаз текли слёзы. Он весь просто сотрясался от смеха, того самого, с которым не так давно расстался навсегда.

Последние годы

В 1981 году, во время ретрита сезона дождей, Аджан Чаа серьёзно заболел. Фактически его парализовало. Он чувствовал себя неважно последние несколько лет: его беспокоили головокружения и проблемы, связанные с его хроническим диабетом, – и вот теперь его здоровье разом обрушилось. В течение следующих месяцев он прошёл через несколько курсов лечения, включая пару операций, но лучше ему не стало. Его состояние становилось всё хуже, и к середине следующего года он был практически полностью парализован. Единственное, что он мог, – это слегка шевелить одной из рук. Он больше не мог разговаривать, лишь моргал глазами.

Он оставался в таком состоянии на протяжении следующих десяти лет. Всё менее доступный контроль над некоторыми частями тела ослабевал всё больше, и в какой-то момент он полностью перестал двигаться. Люди часто говорили тогда, что даже в этом состоянии он всё ещё продолжал давать наставления своим ученикам: ведь разве не учил он их, что тело по природе своей обречено на болезни и разложение, и что это никто не в состоянии контролировать? Что ж, эта ситуация была наилучшим наглядным уроком: ни великий мастер, ни даже сам Будда не могут избежать неумолимых законов природы. Главная задача всегда состоит в том, чтобы сохранять покой и свободу, не отождествляясь с изменяющимися формами.