Кенек то орал, исходя слюной, словно бешеный, то скулил, как побитый щенок; заикался, упрашивал слащавым голосом - и снова срывался на крик, размахивал руками, как припадочный. Он и был, возможно, безумен: пережитое повредило его разум, перемололо, как мельница, отравило страхом и злобой. От прежнего Кенека Пабала в нем осталось меньше, чем в меховой куртке - от зверя... Одна кожа да шкура, оболочка. Он был жалок и был бы достоин жалости - если б не ружье и "товарищи" за спиной, такие же бешеные, как он сам.

- Вас поймают и повесят. Как вы того и заслуживаете, Кен, - тихо сказала Эльма. Сейчас в ее голосе слышалась какая-то мертвенная, спокойная грусть. - Так это правда, что из-за меня ты привел в Орыжь своих... товарищей?

"Обязательно когда-нибудь повесят. Но не скоро. Если все так, как он говорит, - подобных им сотни, тысячи, и каждый второй сбежал, прихватив оружие. Всех сразу не переловишь и не перевешаешь". - Деян незаметно - он очень надеялся, что незаметно! - отполз от двери и сел, прислонившись спиной к приставленному к стене табурету. В шести-семи шагах, в углу, стояли костыли.

Дышать было больно, простреливало в колене, но Деян загнал боль, дурноту, и жгучую пустоту в сердце на самый край разума. Нельзя было думать об ушибленных ребрах, о том, что Нарех никогда больше не будет, запрягая лошадь, насвистывать "Где ж ты прячешься, златоокая", а Мажел никогда больше не попытается забороть одной рукой соседского пса. Нельзя! Что случилось, то случилось.

Эльма стояла перед Кенеком, глядя тому в глаза и развернув плечи с княжеским достоинством; линялая шаль поверх старой рубахи смотрелась на ней не хуже парадной мантии.

"Зачем ты его злишь, выслушиваешь помои, Эл? Может, думаешь - это я дам деру, пока никто в мою сторону не смотрит?" - Деян невольно улыбнулся. Будь хоть малейший шанс спастись, такое предположение наверняка рассердило бы его, но не теперь, когда все было кончено. Сейчас он чувствовал лишь гордость за упрямую и храбрую подругу...

Даже если б он не замешкался и раскроил Кенеку череп - Эльма все равно не бросилась бы бежать, оставив его. Он охотно отдал бы жизнь, чтобы еще раз дать ей шанс спастись, - и попытался бы, представься ему такая возможность, пусть даже она и посчитала бы это глупым... Но что случилось, то случилось. Нельзя было думать о том, что уже случилось.

Деян тихо передвинулся на полшага ближе к костылю.

"Если успеть ударить сзади под колени, навалиться на спину, - может, удастся дотянуться до их ножей... Тогда хоть один да получит по заслугам!"

- Да, я вернулся за тобой! Повесят?! Ну уж нет. Чего не будет, того не будет! - Кенек надсадно рассмеялся. - Это они... Они все! Шваль благородная... Они заслужили, чтобы их повесили на собственных кишках. Я не оставлю тебя им. - Кенек шагнул к Эльме и грубо схватил ее за руку. - Видела, как умирает человек со вспоротым брюхом?! Как он скулит и воет, как из него течет дерьмо?! Всю ночь, пока не умер, мой брат молил перерезать ему глотку... Его бросили в кучу вместе с другими, со всеми, кто помер в ночь: пришел приказ, некогда было рыть новую яму. А ямы нужны глубокие, много сил нужно их копать... Многие в ту ночь померли. Вороны нынче жирнее кур. Везде так. И здесь будет так! Я не оставлю тебя здесь, Эльма. Я люблю тебя, ты знаешь, я не подведу... Мы отобьем лодку, за рекой нас не найдут! Поторопись - нужно еще собрать, что получится...

- Ты сошел с ума, Кен, - Эльма безуспешно попыталась высвободить руку. - Ты понимаешь, что натворил? Скольких вы убили, над сколькими надругались - после того, как они сами открыли тебе дверь, как другу?

- Если ты не пойдешь сама - я потащу тебя силой. Выбирай, - с угрозой сказал Кенек. - Шутки кончились, Эльма. Брани, проклинай меня, - потом ты все поймешь. Ты останешься жива... останешься со мной!

- Что-то ты заболтался, Кен, - рыжебородый вырвал у Кенека лампу. - Где вторая?

- Эй, уговор... - зашипел Кенек, но рыжебородый уже хозяйским шагом двинулся вглубь дома:

- Уговорам время вышло! Ну, ты где, милая?

"Кен собирался сначала увести Эльму, а потом отдать дружкам Малуху... Но, раз он уже провел их до Орыжи, им нет причины его слушать. Вдруг повезет и сцепятся между собой?".

Деян передвинулся еще на шаг. Еще несколько таких движений - и можно будет незаметно дотянуться до костыля, и тогда...

"Мрак небесный! Нет!"

Его словно ледяной водой окатило, когда он понял, что в следующее мгновение случится.

- А может, тут? - Рыжебородый подошел к печи. - О, нашел!

- Там бабушка спит! Не трогай!- отчаянно выкрикнула Эльма.

- Бабушка, говоришь? - Рыжебородый, сорвав одеяло, осветил лампой лицо старухи. - Хе, и впрямь...

- У-у, боров пьяный! - загудела Шалфана Догжон и ткнула ему в нос иссушенным кулачком.

Рыжебородый отшатнулся, схватившись за лицо: cилу старуха растеряла с возрастом, но косточки у нее были острые.

- Ишь, чего устроили, свиньи! Моего Вадьма напоили допьяна, а сами шастают, дом громят, по шкафам шарятся!!! У-ух я вам задам!

Не проснись она, рыжебородый наверняка оставил бы ее в покое: что ему толку со старухи? Но она проснулась, и совсем не в том благодушном настроении, что прежде. Приняла погромщиков за приятелей умершего много лет назад мужа и вознамерилась "задать".

- А ты, дура, пока муж лыка не вяжет, с другими гулять удумала?! - слезая с печи, заорала старуха на Эльму.

- Бабуль, нельзя! Успокойся! - Эльма тщетно пыталась высвободиться из хватки растерявшегося Кенека. Тот стоял столбом, бешено вращая глазами по сторонам.

- Я не пьян, мать. Ложись, не стращай гостей! - выкрикнул Деян, надеясь хоть так отвлечь старуху. Но она и покойного сына раньше не больно-то слушала, а его сейчас вовсе не замечала.

- Вон отсюда, поганые! - Старуха, неся перед собой котел с остатками каши, наступала на рыжебородого.

- Чего?!

- Кому сказано? Пшел вон!!!

Она швырнула котел в него

Рыжебородый отскочил, поскользнулся на разлетевшейся каше и налетел на стол.

- Ах ты, мразь старая!.. - Он замахнулся на старуху ружьем, целя ей прикладом в лицо.

Деян, перекатившись по полу, дотянулся до костыля, уже понимая, что ничего не успеет сделать.

Но обошлось.

- Охолонись, Барул! Не видишь - бабка давно из ума выжила. - Мужик с перевязанной головой, обхватив рыжебородого со спины, оттащил его от Шалфаны. - Совсем стыд потерял - старухам шеи крутить?

Он, по счастью, оказался сильнее, и рыжебородый Барул вынужден был отступить.

- Тебе какое дело, Хемриз?! Да она, того и гляди, сама песком рассыплется, - проворчал он, потирая ушибленное бедро.

- Эй, красотка! - Мужчина в повязке, которого называли звали Хемризом, обернулся к наконец-то сумевший высвободиться Эльме. - Сейчас же уйми старую, не то я сам ей всыплю.

Унимать Шалфану уже не было нужды: бросок забрал у нее все силы. Старуха, привалившись сгорбленной спиной к стене, хныкала и бормотала о неблагодарных поганцах. Эльма, приговаривая что-то утешающее, уложила ее обратно на печь, перед тем заставив разжевать шарик засонной травы.

Тем временем Хемриз успел зажечь другую лампу, заглянуть в малую комнату, в погреб и вернуться.

- Кроме этих и старухи здесь больше никого нет. - Он перевел взгляд с Кенека и Барула на Эльму. - Где твоя ятровка?

- Под вечер в лес ушла, силки проверить, обещалась вернуться - да вот нет ее... Верно, заблудилась, или вас увидев, спряталась, - соврала Эльма, пытаясь вернуть себе прежний, преисполненный достоинства, вид, в то время как рыжебородый обходил ее кругом, пристально разглядывая.

- Кушать захочет - вернется. - Рыжебородый Барул остановился и облизнул шелушащиеся губы. - А пока и сестрички хватит.