Марина Григорьевна спустилась в актовый зал, чтобы проконтролировать подготовку и случайно услышала, как беспечно хохочущая Людочка назвала классного руководителя уже давно известным, но от того не менее оскорбительным прозвищем, которое не сходило с ученических уст уже добрый десяток лет:
- Что-то Мурена Горгоновна давно не приползала, нас же "ни на минуточку нельзя оставить без присмотра"?!
Учительница в порыве плохо контролируемого гнева грубо толкнула девушку в плечо, та оступилась, запнулась о кулисы и упала на спину, а Андрей в тот же миг рухнул на пол вместе со стремянкой, впрочем, на чудовищный грохот никто даже не обратил внимания, потому что Марина Григорьевна кричала куда громче:
- Ты что себе позволяешь, милочка?! Думаешь, что тебе бедной сиротке все позволено?!
- А вы себе что позволяете? - рокочущий от гнева бас бывшего ученика заставил всех присутствовавших в зале почтительно замереть и задержать дыхание, ожидая неминуемого возмездия. Андрей на всякий случай отошел от поваленной стремянки на пару шагов и куда более спокойным голосом продолжил, в глубине души удивленный всеобщим вниманием:
- Что же вы, Марина Григорьевна, несколько десятков лет педагогического стажа, звание "Учителя года", а на ребенка кричите? Стыдно! Я вас совсем другой запомнил...
Учительница растерянно пожала плечами, сдвинула брови, отправив Людочке суровый многообещающий взгляд и внезапно перевела разговор, перехватывая инициативу:
- А лампочки-то, Андрюша, ты что же до сей поры не поменял?!
- А я... это... - смущенно залепетал бывший ученик, мгновенно заливаясь краской.
- Эх, Андрюша! - с легкой ноткой осуждения покачала головой педагог, - Ну, меняй, давай, время-то идет... И вы, девочки, чего встали? Работайте! Ну, ни на минуту вас оставить нельзя! Зайду через полчаса - проверю!
Нимало не смущенная Марина Григорьевна скрылась в дверях актового зала и по коридору послышался спешно удаляющийся стук каблуков.
Старшеклассницы весело захихикали, наконец, помогая Людочке встать с пола:
- Видела, как он за нее заступился?! Настоящий рыцарь! Теперь осталось только жениться!
- А ты пойдешь за меня замуж, Людоч... Людми... мила? - неожиданно для себя, заплетающимся от волнения языком предложил Андрей.
- А пойду, Андрюша! - решительно заявила девушка, вздернув очаровательный носик, - А как ты меня назвал? Мила? Мне нравится!
Так Людочка стала Милой, а уже через пару месяцев законной супругой Католицева Андрея Михайловича.
Мила ворвалась в размеренную жизнь Андрея, как осенний вихрь вместе со сквозняком проникающий в дом, стоит только приоткрыть дверь, позабыв, что настежь открыто окно в еще пока теплый, но сырой уже сентябрьский сад. Блондинка все вокруг переставила, передвинула и переделала, превратив холостяцкую берлогу во вполне уютное семейное гнездышко. Девушке не сиделось на месте, и она целыми днями бегала по деревне: озорно хохотала с бывшими одноклассницами, никогда не забывала зайти к супругу на работу с горячим обедом, помогала по хозяйству двум живущим в разных концах деревни старушкам, собирала по выходным на шумные чаепития всех соседей и даже работала всегда с прибаутками - весь персонал и пациенты ореховской больницы души не чаяли в веселой санитарке. И тем разительней была внезапно, словно в один день произошедшая перемена.
Сначала Мила просто стала чаще необходимого мыть руки, подолгу тщательно намыливая, смывая и повторяя все снова. Это было даже забавно и постепенно превратилось в определенный ритуал. Муж только пожимал плечами, ведь у каждого человека могут быть свои причуды, тем более тщательная забота о здоровье казалась логичной, хотя и наступила вероятно чуть раньше беременности. Малыш появился на свет в последний день декабря. В больнице с Милой случился непонятный приступ - она заявила, что у нее не может быть сына и нет мужа, и не узнала ни одного из них. Память и хорошее настроение вернулись, однако, меньше, чем через сутки, а пришедший психотерапевт объяснил все послеродовой депрессией и посоветовал лишний раз не волновать и не напрягать молодую мамочку. Жизнь, казалось, вошла в прежнее русло. Людмила самозабвенно ухаживала за беспокойным и болезненным розовощеким комочком, которого в надежде на изменения к лучшему назвала красивым греческим именем Артем - "безупречно здоровый".
Только семейная идиллия продолжалась недолго. Сын к году превратился в живого и шумного мальчугана, без конца лепечущего на своем младенческом языке какие-то жизнерадостные слова. А супруга, напротив, становилась все молчаливей и задумчивей. Андрей уже и не узнавал в ней ту озорную хохотушку, что всего несколько лет назад взял замуж. Жена не делилась с Андреем своими печальными мыслями, и в один из дней мужчина поймал себя на мысли, что они уже больше недели, как не обмолвились и словом. Это был тревожный звоночек, Андрей принялся перебирать в памяти все события прошедших лет, гадая на что могла обидеться Мила, что заставило его обожаемую супругу превратиться в грустную и бледную тень самой себя?
Маленькому сыну исполнилось уже почти три с половиной года, а мама практически не обращала на него внимания, кормила, купала, переодевала и даже укладывала спать, но словно бы не испытывала к крошечному человечку никаких чувств. За последние два года один только раз Андрей видел на лице Милы искреннюю улыбку, жена словно бы вернулась обратно из плена грусти и задумчивости, вот только улыбалась она, стоя ранним утром на пустой улице, вовсе не мужу, а незнакомому подростку - впервые приехавшему в Ореховое председательскому сыну. Андрей тогда вышел из себя, что, конечно, было глупо, ведь две недели после этой улыбки Мила снова была похожа на прежнюю себя: щебетала о пустяках за вечерним чаем и даже ходила с сыном гулять по деревенским улицам, а не на речной обрыв. Но две недели спустя случилось то, в чем Андрей навсегда винит себя, свою "черствость и невнимательность". Мужчина вернулся с работы пораньше, председатель отменил свою последнюю встречу в райцентре и отпустил водителя домой. В доме было тихо и сумрачно, хотя солнце еще не село, но все шторы были задернуты и даже некоторые ставни закрыты. Андрей не заострил на этом внимание, последнее время Милу раздражал яркий дневной свет, и она проводила дни в полумраке. Голос супруги доносился из ванной, под шум льющейся из-под крана воды женщина пела какую-то очень красивую и очень грустную песню, видимо развлекая, купающегося сынишку. Андрей заглянул в ванную, чтобы полюбоваться своими любимыми, и на доли секунды застыл на пороге, пораженный. Мила не купала ребенка, а держала его под водой с явным намерением утопить, мальчик уже захлебнулся и не шевелился. Когда мужчина ворвался в комнату, жена с криком бросилась на него с кулаками, не позволяя вытащить крохотное тельце из воды. Андрей вытолкнул ее за дверь и заперся изнутри. Это были самые ужасные полторы минуты в мужской жизни. Посиневшего, наконец хрипло задышавшего сына отец вез в больницу сам, боясь потерять время на вызов неотложки. Рыдающую Людмилу забрали и увезли в столицу хмурые широкоплечие санитары.
Потянулась череда бесконечных исследований, судов и разбирательств. В жизни Андрея появились малопонятные и от того еще более пугающие диагнозы, которые он выучил наизусть и повторял вечерами, словно надеясь, что это приведет к исцелению: биполярное аффективное расстройство, парафренный синдром, бред величия, психалгия, диссоциативная реакция, паранойя и психопатическое расстройство личности. Мужчине казалось, что все происходит в страшном фильме с извращенным сценарием. Почти два года по решению суда Мила провела на принудительном лечении, а когда врачи решили, что ей стало лучше, вернулась домой. Как же было жаль бледную, исхудавшую, немного заторможенную Людочку, когда она, виновато улыбающаяся, появилась на пороге дома в обнимку с огромным набором красок и карандашей, украшенным насыщенно-фиолетовым бантом.