Выплыв из леса, Втора увидела неподвижно лежавшую на поваленном стволе огромного дерева испуганную девушку. Волосы её смоляными струями рассыпались по зелёным подушкам мха, на белой рубахе темнели грязные пятна, а подол юбки от колен и до самого низа был измазан, будто девушку волокли за руки. Над ней склонился широкоплечий седой мужчина в сером неприметном зипуне. Глаза девушки то со страхом смотрели на мужчину, то с надеждой искали что-то в чаще леса. Втора не думала прятаться, не каждый человек догадается, что за полупрозрачный клочок тумана выплыл утром на поляну, да и что он сможет ей сделать? Но мужчина что-то почувствовал, повернулся к Вторе, поднял на неё усталое, изрезанное морщинами лицо с глубоко запавшими карими глазами и произнёс:
— Вирява, пожалуйста, оставь нас.
Догадался, — мысленно удивилась Втора — и дух у него странный, похож на блестящий мешок опутанный прожилками корней. Дух имеющий форму бывает обычно у колдунов. Странно, ведь их давно никто не видел, это раньше, когда духа было в достатке, колдуны встречались на каждом шагу. Что же ему тут надо? Хотя, какая разница: раз он обидел зверя, то всё равно должен быть наказан.
— Ты выманил и ранил волка из нашего Леса! — гневно крикнула она. Услышав чужой голос, девушка вздрогнула и тут же притихла, как птица в силке уставшая от борьбы, лишь её глаза заблестели.
— Поройся в памяти, — равнодушно ответил колдун. — Может быть вспомнишь, что твоё дело защищать не глупых собак, вечно сующих свой нос куда не надо, а людей от духа. Вспомнишь, что ты тоже когда-то была изгнателем.
Втора задумалась. В памяти был родной лес, жизнь многих виряв. Где-то в самой глубине, на краю сознания таилось что-то пугающее, связанное с этим словом, но никак не выходило ухватить это. А надо ли? Оно очень-очень старое, уже не важное, нынче важен только Лес, а колдун просто боится и хитрит.
Она первой напала на колдуна, вытянула часть себя в длинную белую плеть и ударила его странный дух. Он обманчиво поддался, раскрылся горловиной склизкого мешка, обнажив своё нутро чёрной дырой. Из него выплеснулась многоголосая волна отчаяния, захватила виряву, закрутила, затягивая её внутрь. Уже наполовину там, Втора увидела внутри мага нечто огромное, похожее на её родной Лес, как иссохшая мумия похожа на живого человека, и от того ещё более страшное. Она закричала, вложив в этот предсмертный крик, всё увиденное и пережитое, предостерегая сестру.
Лечившая волка Перва услышала этот крик, ощутила до мельчайшей подробности смерть Вторы, как свою собственную. Она забыла про умирающего волка, про странных людей, про Лес, вновь и вновь переживая последнее мгновение, когда её сестра исчезла, увидев нутро мага. Наконец, Перва пришла в себя. Вернулись ощущения, боль раненого зверя, мешавшая сосредоточится, и новое, незнакомое желание: причинить страдания этому магу, отомстить за сестру. Перва оставила волку частицу своего духа. Возиться с раненым некогда, а даже малая часть её духа гораздо сильнее волчьего, она заглушит боль и вылечит его. Потом, когда волк выздоровеет, эту частицу нужно будет забрать, иначе Перва ослабнет раньше срока, но была ещё какая-то более важная причина, которую она не могла вспомнить.
Осторожно добравшись до поляны, Перва увидела только девушку, которая всё еще лежала на стволе, но что-то изменилось. В её черных, ещё наполненных слезами глазах отражалось серое небо, плыли рваные облака, качались скрюченные ветви чахлых деревьев, но уже не было жизни. На белой рубахе краснела узкая рана. Перва насторожилась, осязая окружающий лес: никого рядом, ни людей, ни духов. Следы колдуна вели сюда на поляну, а обратных — не было, словно он исчез. Перва проникла внутрь девушки, надеясь найти хоть что-то в её памяти.
Сердце несчастной было пронзено, но времени прошло совсем чуть-чуть. Девушку ещё можно оживить, разузнать у неё, кто этот колдун, найти его и отомстить. Нужен только дух. У девушки он был удивительной силы. Такой после смерти ещё не скоро бы вернулся к Матери, а бродил бы неприкаянно по земле. Наверное, его силы хватило бы даже вместить жизнь девушки, чтобы она жила и после смерти тела. Но её духа нигде нет. Может колдун и его поглотил, как Втору? Она ведь тоже дух. Точно! Перва сама может оживить девушку.
Перва порылась в памяти. Вирявы изредка вселялись в людей, чтобы заглянуть к ним в память, не раз оживляли животных, но никогда не оживляли людей. Любопытно, почему? Просто забылось, или потому что люди извечные враги виряв? Всё равно этого человека придётся оживить на время.
Сначала пришло непривычное ощущение человеческого тела. Ещё не было звуков, но уже слышался тихий и несмелый стук сердца. Хотелось вдохнуть, но тело пока не слушалось, словно парализованное. Неожиданно она закрыла ещё слепые глаза, и слеза, таившаяся в уголке глаза, выкатилась и пробежала по щеке, оставляя влажный след. Перва наконец судорожно вдохнула, распахнула теперь уже живые глаза, села, с трудом владея непослушным телом, и удивлённо огляделась. Она с интересом смотрела на мир, а не ощущала его духом, как раньше. Она помнила как выглядит мир глазами зверей, точнее Лес помнил, всё-таки была некая граница отделявшая её память, от памяти данной Лесом. Странно, она сама помнила мир и человеческими глазами, или это помнила девушка? Вирява с испугом осознала, что теперь не в силах отделить воспоминания и мысли девушки от своих.
Краем сознания Перва почуяла, что в чаще кто-то бежит, дух его почти не ощущался, значит не колдун, простой человек. Он приостановился, и крадучись, с топором наизготовку, вышел на поляну к девушке, оказавшись щупленьким парнем, с всклокоченной, русой шевелюрой. Владислав — всплыло в памяти его имя. Удивлённо осмотревшись, он опустил топор и радостно бросился к ней.
— Настя! — запыхавшись после бега, прокричал он. — Ты жива! Я боялся. Люди говорили, что этот проклятый колдун увёл тебя.
Перва ощутила его ласковые прикосновения, знакомый запах. Она закрыла глаза. Мысли о сестре, колдуне, умершей девушке заслонило удивительное ощущение покоя, будто все это дурной сон, а Владислав разбудил её, защитив от кошмара. Сейчас она откроет глаза, увидит белённый потолок родной избы, и наваждение сгинет. Она распахнула глаза, испуганно вздрогнула: вокруг стояли всё те же угрюмые кривые деревья, не то что в родном Лесу, который её создал. Откуда изба? Это память покойной девушки Насти, или нет? Перва не могла понять, что было с ней, а что — с Настей. Да и кто она теперь? Ей захотелось убежать, растворится в огромном сознании Леса, отдать ему этот груз чужой памяти и исчезнуть. Но она испугалась этого желания. Странно, раньше она мечтала вернутся к Лесу. Это обман, растворяясь в Лесу, ты просто умираешь, — подсказывала новая, человеческая часть Первы. Она вспомнила страшное и манящее нутро колдуна, неуловимо похожее на родной Лес. Почему же оно похоже? Почему колдун сказал сестре, что она тоже когда-то была изгнателем? Ведь они только недавно появились. Надо найти колдуна, Настя должна помнить.
Он появился в деревне несколько дней назад. Ходил, на голову возвышаясь над остальными, присматривался. За его богатырским обликом было ещё что-то неуловимое, какая-то усталость, словно ему не полвека, а целых пять веков, отчего все его сторонились. Кто-то ещё пошутил, мол глядите, а глаз у чужака такой же смурной как и у Настьки, вот и пара нашей ведьме будет. Влад тогда озлился, отучил этого весельчака шутить, а ей и обидно было, и в душу запало. А изгнатель как слышал, увязался за ней и нашептал, улучив момент, что не спроста её ведьмой кличут, есть в ней редкая сила. Не зря же скотина на её дворе болеет, да растёт у неё только худая трава. Всё потому, что губит Настя всё живое. Настя ответила, что наговор это злых людей. Она просто боится, что подохнет скотина, вот всё и мрёт, как от сглазу, а он бы лучше помог, чем издеваться. Он и позвал её в лес поутру, как роса высохнет, мол научит силой пользоваться. Она подумала, да и решила, что даже если колдун соврал и задумал погубить её, то и хорошо, ибо нет уже никаких сил так жить, да слышать всё это.
