Маньчжуры не строили городов и не осваивали труднодоступных северо-восточных территорий. Совершив набег и подавив сопротивление противника, уничтожив поселение, они забирали добычу и пленных, а затем уходили обратно.

В связи с этими обстоятельствами данная территория Приамурья и Приморья официально не входила в состав маньчжурской Цинской империи. С некоторыми племенами маньчжуры заключали мирные договоры, и вожди этих племен платили дань, считая себя подданными маньчжурского государства, другие вожди уклонялись от уплаты дани и оказывали пришельцам вооруженное сопротивление. Иногда уже заключенные договоры не исполнялись, так как народ отказывался платить маньчжурам дань.

Набеги маньчжуров на земли северо-востока вели к их опустошению. Сожженные и разграбленные городища, населенные пункты не восстанавливались, да и восстанавливать их было некому, так как население либо погибало в бою, либо угонялось захватчиками. Постепенно земли пустели и зарастали лесом.

Оставшиеся в живых жители разоренных племен переходили на кочевой образ жизни, скрываясь от маньчжуров в лесах, живя за счет охоты, так как в этих местах много озер и рек, богатых рыбой. Только некоторые племена дауров и дючеров занимались хлебопашеством.

В настоящее время еще сохранились многие названия мест, напоминающие об этих племенах. Так, в верховьях реки Амура есть селение Мохэ недалеко от села Нерчинский Завод, в Забайкальском крае, есть местность, где было село Дучар. Таких примеров сохранения древних названий в Приморье, Приамурье и Забайкалье можно приводить множество.

Численность маньчжур стремительно росла, со 100 тысяч человек в 1577 году вскоре достигла более 500 тысяч человек.

Касаясь вопроса заселения побережья рек Аргунь и Уссури и событий второй половины XVII века, русский исследователь и путешественник С.В. Максимов, побывав на Амуре, в Маньчжурии и Японии в 1860–1861 годах, в своей книге «На Востоке» отметил:

«Племя, кочевавшее вблизи китайских границ, на обширных и благодатных равнинах, омываемых огромнейшею рекою Сунгари с её бесчисленными притоками, скопило великую мощь и силу, достаточные для того, чтобы при помощи одного смелого и решительного собирателя земли своей и под его руководством всей своей массой опрокинуться на соседа и задавить его. В Китае начались новые порядки… За богдыханом поспешили искоренить вконец весь его род и племя; перерезали и перевешали всех его друзей и приближенных; заколотили на век в колодки всю массу чиновников из китайцев и отправили их на житье в самые отдаленные и пустынные страны государства, каковыми на этот раз для Китая были берега Амура и северные страны Маньчжурии, прилегающие к реке этой и её притокам…

На берегах Уссури и на прибрежьях Амура и океана селит строгий и жесткий Китай своих преступников, осужденных за мелкие преступления. Сюда же (именно на берега Уссури) прислали из Пекина обратно, но с колодкою на плечах и того старика айгунского амбаня, который пустил русских в устье Амура и подговорил левый берег реки в пользу России».

Эти выводы подтверждаются: территория Маньчжурии ранее не принадлежала Китаю, а впоследствии была местом для выселения неугодных лиц.

После падения власти татаро-монгольских завоевателей на Руси искатели приключений и вольные казаки, укрепляя единую государственность и расширяя границы Российской земли, стали уходить за Уральские горы в поисках неведомых сказочных земель. Они шли на север к Ледовитому океану, продвигались на восток, спускались по рекам на юг. Всюду встречали племена аборигенов, живших охотой, рыбной ловлей, скотоводством, завязывали с ними торговые отношения, которые носили характер обмена вещей, оружия на мех соболей, лис и других пушных зверей.

Некоторые племена и княжества оказывали вооруженное сопротивление пришельцам, некоторые добровольно принимали подданство русского царя и платили дань. Интерес к новым землям возрастал, и это побуждало царя к отправлению в Сибирь и дальше на восток специальных экспедиций для освоения новых земель.

Писатель и историк Игорь Шумейко, уроженец Приморского края, ныне живущий в Москве, в своей книге «Ближний Дальний Восток» высказал правильную точку зрения о предпосылках успеха русских на восточных территориях: «Способность русских находить почву для сближения с другими народами поражала и иностранных наблюдателей, обращавших внимание на отсутствие у русского человека чувства высокомерного превосходства по отношению к населению колонизируемых территорий, столь обычно свойственного западноевропейским переселенцам».

«Когда русский мужик с волжских равнин располагается среди финских племен или татар Оби и Енисея, они не принимают его за завоевателя, но как единокровного брата, вернувшегося на землю отцов… В этом секрет силы России на востоке», – писал, например, француз Ланойе в 1879 г.

Джордж Керзон, будущий министр иностранных дел Великобритании, проехав по среднеазиатским владениям России в конце XIX в., отмечал, что «Россия бесспорно обладает замечательным даром добиваться верности и даже дружбы тех, кого она подчинила силой… Русский братается в полном смысле слова. Он совершенно свободен от того преднамеренного вида превосходства и мрачного высокомерия, который в большей степени воспламеняет злобу, чем сама жестокость».

Американский сенатор Бэверидж, проследовавший в 1901 г. через всю Сибирь, также увидел главную причину прочности позиций России на Востоке в том, что она присутствует там «в виде русского крестьянина», т. е. «самого русского народа», отличающегося, по мнению сенатора, тем от других наций, что он не проявляет «никакого оскорбительного способа обращения с расами, с которыми превосходно уживается». Бэверидж подметил у русского солдата «свойственную всем русским» «поразительную характерность» – способность «дружиться с народом», которого «победил».

Историки отмечали и «отсутствие резкого социального различия между местным объясаченным населением и угнетенным русским», и отсутствие между ними «той резкой пропасти, которая отделяет… человека европейской культуры от дикаря».

Русские всегда относились братски к народам, проживавшим на территории созданного государства, не нарушали национальные интересы и традиции этих народов. Они селились и обживали незанятые земли, находя общий язык с местными народами. Нам, россиянам, такое отношение кажется настолько само собой разумеющимся, что долгие столетия это даже и не обсуждалось, не было предметом «гордости», пропаганды. Однако в современных условиях, когда Запад завел уже речь, что «несправедливо, когда все богатства Сибири принадлежат только русским» (госсекретарь США Мадлен Олбрайт), было бы правильным провести один исторический экскурс. В упомянутой книге Игоря Шумейко есть удивительные факты:

«В сравнении русского “завоевания” Сибири и Дальнего Востока и испано-португало-англо-голландского завоевания Америки соблюдено главное – равенство изначальных условий. В одну эпоху, в один и тот же XVI век, начались эти два великих исторических движения. В Америке и Сибири первопроходцы встретили представителей местных народов. Что важно, несмотря на огромные расстояния между континентами, народы эти этнически были родственны.

И вот… на одном из двух путей случилось то, что историки уже несколько веков, вплоть до Карла Маркса и сегодняшнего Уарда Черчилля, признают “Величайшим Геноцидом в истории человечества”…

«Эти люди ни в чем не испытывали нужды. Они заботились о своих растениях, были искусными рыбаками, каноистами и пловцами. Они строили привлекательные жилища и держали их в чистоте. Эстетически они выражали себя в дереве. У них было свободное время, чтобы заниматься игрой в мяч, танцами и музыкой. Они жили в мире и дружбе. …Эти люди ходят, в чём их мать родила, но добродушны… Из них получатся хорошие и искусные слуги».

То было Первое Знакомство. У Христофора пока только три каравеллы и 90 человек экипажа. Но в одном из бортовых журналов 14 октября 1492 года была сделана запись (пророческая!): «50 солдат достаточно для того, чтобы покорить их всех и заставить делать всё, что мы хотим. Местные жители разрешают нам ходить, где мы хотим, и отдают нам всё, что мы у них просим».