Во время полета поспать Тома не удалось. Отчасти из-за того, что сосед безостановочно менял фильмы, ни один не досматривая до конца, но прежде всего потому, что он наконец-то оказался один на один с чувством, вызванным появлением в его жизни Эммы. Взрывная волна продолжала бушевать в его душе, заново создавая ее внутренний пейзаж. С самого детства он мечтал приносить пользу ближним. Он осознанно выбрал свою профессию. Тома твердо решил посвятить свою жизнь лечению людей, независимо от их политической и религиозной принадлежности. Это было его кредо, наиболее полно его характеризовавшее. Он чувствовал себя в гармонии с этим образом. И вдруг, совершенно неожиданно, оказался в роли недостойного спутника жизни и пропавшего отца. Тома считал, что контролирует свою жизнь, а между тем важнейшая ее часть развивалась без его ведома. Он никогда не представлял себя в роли отца. Каким отцом он мог бы быть? Каково это – иметь ребенка? Можно ли что-то сделать, если появляешься в его жизни с двадцатилетним опозданием? Ведь все же лучше поздно, чем никогда…И есть ли у нас права на тех, кому мы дали жизнь? Или только обязанности?

Он также думал о Селин, о тех чувствах, которые когда-то испытывал к ней. В памяти ожили воспоминания. Мгновения, взгляды, молчание. Они оказались такими яркими, а он ведь считал, что все забыл. Или ему просто хотелось так думать, чтобы ни о чем не жалеть?

Через несколько часов Тома вернется во Францию, совершенно не представляя, как начинать новую жизнь, о которой еще несколько дней назад он даже не подозревал. Придется действовать по обстановке. Он не успел предупредить о своем неожиданном возвращении никого, кроме Франка, с которым когда-то вместе работал. Но какие бы вопросы Тома себе ни задавал, все ответы зависели от Эммы, даже если она об этом не догадывалась. Ей тоже было не все известно о ее собственной жизни. Возможно, так бывает у многих из нас. Тома возвращался домой – и в то же время в полную неизвестность. Он готовился к прыжку в пустоту, раздираемый чувством вины, желанием, страхом и надеждой. Можно ли быть готовым к чему-то в таком состоянии?

Для начала ему хотелось просто приблизиться к Эмме. С тех пор как Кишан вручил Тома ее фотографии, он носил их с собой и то и дело рассматривал. Он изучил эти снимки до мельчайших деталей. Убийственный взгляд пони, количество пуговиц на костюме пирата, цвет свечей на торте. Он мог с закрытыми глазами описать каждый предмет в руках Эммы и все ее костюмы. Ему не терпелось увидеть ее вживую. Вряд ли он сразу с ней заговорит, но он мог хотя бы на нее смотреть. Ему это было необходимо. Он ни в коем случае не хотел ее беспокоить и врываться в ее жизнь, но был полон решимости подойти как можно ближе.

Самолет приземлился в Париже на рассвете. Тома оказался в зале прилета среди смеющихся и взволнованных людей, бросающихся друг другу на шею. Его никто не встречал. Удивительно, насколько мы становимся уязвимы, когда оказываемся одни. Он пробирался к выходу почти стыдливо, стараясь не привлекать к себе внимания. В выцветшей спортивной сумке на плече уместилась вся его жизнь. Он пересек бесконечное пространство аэровокзала. Здесь тоже было много экранов и огромных плакатов с рекламой парфюма, изображавших женщин с надменным выражением лица и мужчин с обольстительной улыбкой. Тома двигался как зомби. Судя по взглядам встречных людей, сходство с ожившим мертвецом ему придавала не только походка, но и одежда, поношенная и вышедшая из моды. На Тома была футболка с каракулями Кишана: «Don’t follow me, I’m lost» – «Не идите за мной, я заблудился». Друг подарил ему ее потому, что детишки деревни не раз доверчиво увязывались за Тома, а он не мог найти дорогу. В этом аэропорту, хоть и напичканном справочными табло и указателями, эта надпись на футболке была более чем актуальна. Но за Тома больше не шел ни один ребенок. Он уже понял, что ему придется заново учиться жить у себя дома, и, хотя разница во времени с Амбаром составляла всего шесть часов, казалось, что их разделяют несколько световых лет.

Когда ему наконец удалось найти автомат по продаже железнодорожных билетов, он в растерянности застыл перед ним. Мужчина, стоявший за ним в очереди, быстро потерял терпение. Тома набрался смелости и попросил у него помощи, но тот лишь смерил его презрительным взглядом и отошел к другому аппарату. Помочь ему вызвалась девушка. Тома не сводил с нее глаз, не в силах сосредоточиться на объяснениях. Она могла быть его дочерью.

Среди всех этих спешащих, замкнувшихся в себе людей, в окружении непонятных указателей и замысловатых объяснений, это его путешествие вдруг показалось ему неудачной затеей. Настолько неудачной, что по сравнению с ней возвращение в долину Капура пусть даже пешком, по тропе через ущелье, в самый разгар муссона, когда высок риск быть убитым молнией, выглядело не таким уж безрассудным поступком.

В Индии Тома привык к перенаселенным городам с запруженными транспортом улицами. Французская столица оказалась совсем иной. При малом количестве велосипедов здесь было множество автомобилей, везущих каждый только одного водителя… И все эти машины словно только что сошли с конвейера, такими они были чистыми! И ни одного перегруженного автомобиля с опасно торчащими во все стороны тюками, ни набитых людьми кабин, ни единого человека на крыше автобуса. Перед трехцветными светофорами машины терпеливо ждали своей очереди. Тротуары были четко отделены от проезжей части. На них почти не было детей и стариков, зато можно было наблюдать толпы блекло одетых людей, не отрывающих взгляда от мобильных телефонов. Они шли вперед, не замечая ничего вокруг, не обращая внимания даже на величественные здания, заслоняющие горизонт и скрывающие солнце.

В итоге Тома заблудился и пришел к ресторану с опозданием. Он спросил у официанта, ждет ли его кто-нибудь. Тот сделал неопределенный жест в сторону столика, стоявшего в глубине. Пересекая зал, Тома отметил про себя, что кухня здесь не отличается особыми ароматами, зато люди просто благоухают парфюмом. Возможно, тем самым, который он видел на рекламных плакатах.

Заметив его приближение, крепкий мужчина поднялся и с улыбкой протянул ему руку.

– Месье Селлак! Наконец-то. Честно говоря, я был уверен, что больше никогда тебя не увижу.

Тома уже отвык слышать свою фамилию. Франк слегка изменился. Они познакомились в Анголе, где его бывший коллега занимался материально-техническим обеспечением гуманитарных миссий.

Сев за столик, мужчины некоторое время разглядывали друг друга, даже не пытаясь этого скрыть. Оба, похоже, считали такой осмотр нормальным делом, ведь прошло столько лет. Взгляд Франка остался таким же, ясным и прямым, а вот все остальное немного расплылось. Красивая рубашка в области живота натянулась. Виски заметно окрасились сединой. Запястье украшали массивные часы.

Контраст между ними был разителен. Рядом с Франком доктор выглядел еще более худым, и его кожа, казавшаяся такой бледной в Индии, здесь выглядела смуглой и обветренной. Тома, наверное, был одет хуже всех в ресторане, – наверняка даже хуже всех в квартале, – и стекло его наручных часов покрывали трещины и царапины.

– Когда мы с тобой в последний раз виделись? – спросил Франк. – Десять лет назад, во время землетрясения на Суматре?

– Почти двенадцать. Поздравляю с повышением. Ты его заслужил. Как жена, дети? Они, наверное, уже совсем взрослые.

– С детьми все в порядке, а вот от семьи остались только алименты.

– Жаль.

– Такова жизнь. Не знаю, как тебе удалось так долго продержаться в Индии. После Африки я решил завязать.

Тома наклонился к Франку и тихо спросил:

– Когда ты вернулся домой, у тебя не было ощущения, что ты попал в чужую страну, возможно даже к психам?

– Еще как было. Они все выглядели дебилами с этими своими распродажами, телевидением и ничтожными проблемами. Еще вчера ты боролся за каплю воды, а сегодня смотришь, как люди устраивают забастовку из-за обеденных талонов… Я чувствовал себя инопланетянином! Попавшим в совершенно другую реальность! Учитывая, как сильно продвинулась наша милая цивилизация с момента моего возвращения, могу себе представить степень твоего шока. Но не волнуйся, это пройдет. Сейчас моя новая жена ищет скидки в магазинах, я смотрю матчи по телику, и у нас куча ничтожных проблем. Что побудило тебя вернуться?