Спускаясь к реке, Тома наткнулся на старую песочницу, оставшуюся от бывших яслей. Он прошелся между рядами фруктовых деревьев, брошенных на произвол судьбы. Даже лишенные должного ухода, некоторые еще плодоносили. Тома давно не ел яблок, особенно сорванных прямо с дерева. Он подошел к яблоне, уже предвкушая, как наберет плодов и пойдет есть их к реке, к большой плакучей иве.

Облюбовав красивое зеленое яблоко с красным румянцем, Тома встал на цыпочки и потянулся к поросшей мхом ветке, но в тот момент, когда он уже собрался сорвать плод, за его спиной раздался выстрел. Тома вздрогнул и пригнулся к земле. Оставаясь в укрытии, он осторожно огляделся по сторонам и обнаружил Франсиса, который стоял в нескольких метрах от него и целился из ружья в сторону реки. Тома быстро поднялся и размашистым шагом направился к нему.

– Что это еще за стрельба? Вы меня напугали!

Франсис опустил свое оружие.

– Простите, док. Я не знал, что вы здесь гуляете. Обычно сюда никто не ходит.

– Вы во что стреляете?

– По пустым консервным банкам. Полин приносит мне их из дома. Доктор, вам когда-нибудь приходилось убивать?

– Моя профессия скорее связана со спасением людей…

– А я был военным. Но никого не убивал. Обучал стрелков.

– Понимаю вашу ностальгию, но стрелять здесь очень опасно, месье Ланзак. Ваши пули могут кого-нибудь задеть.

– Нет никакого риска. Сами взгляните.

Старик показал ему на свою мишень.

– Видите, док, позади банок находится откос. Мои пули всегда улетают туда либо в небо. В любом случае вам не о чем волноваться, я вскрыл свою последнюю коробку патронов. Скоро мне будет нечем стрелять.

– Вас называют Полковником из-за вашего военного прошлого?

– Так точно, но это прозвище. Я был всего лишь капитаном. Хотите пострелять?

– Нет, спасибо, экономьте патроны. К тому же я ненавижу оружие.

– Вы пацифист?

– Я слишком долго жил рядом с зоной конфликта, где звуки выстрелов были слышны день и ночь. Это плохие воспоминания.

– И где это было?

– На границе между Индией и Пакистаном, вдоль Нилума, широкой реки, пересекающей Кашмир. Оба государства отстаивают свое право на этот регион, поэтому там кипят страсти. Несколько лет назад, когда власти поставили ограждение, все стало еще напряженнее. Семьи оказались разделены, а солдаты принялись стрелять в тех, кто пытался перебраться на другой берег. Я получил пулю в бедро, потому что подавал знак парнишке на противоположном берегу. Мне повезло. Не знаю, хотел ли стрелявший убить меня и промахнулся, либо просто пытался припугнуть и случайно задел. Вы хороший стрелок, месье Ланзак, вы бы меня точно убили.

– Открою вам одну тайну, док. Я об этом еще никому не рассказывал. Со мной у вас не было бы никаких шансов отправиться на тот свет. Когда я вышел в отставку, я был настоящим снайпером. В пьяном виде с сотни метров мог головастика кастрировать. В ту пору я сказал себе, что, пока буду попадать в яблочко с пятидесяти метров, мне будет ради чего жить. И поклялся, что, как только промажу мимо мишени, следующую пулю пущу себе в голову, поскольку это будет означать, что я свое отжил.

Франсис обернулся и показал на пень при входе в сад.

– Граница в пятьдесят метров осталась там. Сейчас я стреляю с двадцати метров, иногда подхожу еще ближе. Я виню во всем ветер, который сносит пулю в сторону, я даже убеждаю себя, что эту проклятую банку сдвинула мышь – ведь я почти никогда не попадаю в цель. И что же? Я выстрелил себе в голову? У меня не хватило духу. Я стараюсь беречь зрение, я подхожу все ближе, но даже со всеми этими трусливыми компромиссами мне редко удается попасть в мишень. И каждое утро я спрашиваю себя, почему я так цепляюсь за жизнь. Вы знаете ответ?

Они посмотрели друг другу в глаза.

– Элен сказала, что мы остаемся здесь, пока у нас есть какие-то дела, – произнес Тома. – Вы здесь потому, что на это есть веские причины. И примите к сведению, что даже с пинцетом и лупой невозможно кастрировать головастика. Идемте, Полковник, я приглашаю вас отведать яблок на берегу реки.

– К вашим услугам. Скажите, док, а вы когда-нибудь глушили рыбу динамитом?

– Огромное вам спасибо, но не стоит так беспокоиться. Я вполне могу дойти пешком. Я привык много ходить. Возвращайтесь лучше к своему сынишке.

– Месье Селлак, не говорите глупостей, нам все равно по пути. Вам так и так придется возвращаться пешком, поберегите силы.

Тома понял, что ему не удастся отделаться от участливой медсестры. И теперь ехал в машине Полин по направлению к центру города.

Хотя так было удобнее и быстрее, он все же предпочел бы отправиться туда пешком, чтобы успеть психологически подготовиться к тому, что его ждало. Тома собирался пережить исторический момент. Впервые он рассчитывал увидеть Эмму во плоти.

Благодаря сайту студентов медицинского училища Тома сумел вычислить, что сегодня группа второго курса, на котором училась Эмма, заканчивает занятия в 18 часов 30 минут. Хотя он в мельчайших деталях помнил снимки, переданные Кишаном, но все же взял их с собой, главным образом чтобы чувствовать себя спокойнее. Если бы ему сказали, что когда-нибудь он будет носить с собой несколько листков бумаги в качестве талисмана, он бы просто не поверил.

Полин ехала довольно быстро. Тома привык к энергичному вождению, особенно на дорогах Кашмира, но здесь, в городе, ему было не по себе.

– В Индии ведь левостороннее движение, насколько мне известно? – спросила медсестра.

– На нормальных дорогах – да, а в более отдаленных районах ездят как получится.

Полин проехала перекресток – слишком быстро, на взгляд Тома.

– Мне кажется, вы очень понравились нашим постояльцам. Ваш приезд взбодрил всех, даже меня.

– Спасибо. Осторожнее, возьмите правее…

– Вы по-прежнему не возражаете, чтобы я взяла с собой Тео в субботу?

– Конечно нет. Я буду рад с ним познакомиться.

– Где вас высадить в центре?

– У центральной больницы, пожалуйста.

– Надеюсь, вы не заболели?

– Нет, все в порядке. Впереди перекресток.

– Не беспокойтесь, у меня еще не было ни одной аварии. Вы встречаетесь с коллегой?

– Не совсем.

По тону ответа Полин почувствовала, что Тома не хочет об этом говорить.

– Простите, я допустила бестактность.

В машине повисла неловкая пауза.

– Это вы меня простите, – произнес Тома. – Последние восемь лет я общался в основном с мужчинами, и то по поводу самых простых бытовых вопросов или же в чрезвычайных ситуациях. Мое возвращение произошло слишком быстро, я не успел перестроиться, а с тех пор, как попал в ваше учреждение, мне приходится разговаривать о сложных, глубоко личных вещах. Да еще и с женщинами, наделенными тонкой душевной организацией. Неудивительно, что пещерный человек вроде меня не всегда понимает, как себя вести. Не сердитесь.

– Моя не сердись. Моя радуйся вы директор. Моя считай ваша добрый и порядочный.

– Вы что, издеваетесь надо мной?

– Нет, я пытаюсь говорить просто, чтобы «пещерный человек» меня понял!

– Моя не настолько пещерный! Вы только что проехали на красный свет.

– Моя из каменный век, моя путай красный свет и спелый ягода. Полицейский начальник так и скажи.

– Полин, прошу вас…

– Хорошо, больше не буду. Мы все равно уже приехали. Больница находится вон на той маленькой площади.

– Большое спасибо. До завтра. Хорошего вам вечера.

– Вы не забыли взять ключи? На наших постояльцев не рассчитывайте, они вам не откроют. Когда они спят, их пушкой не разбудишь.

Тома вышел из машины и помахал Полин рукой. Когда машина медсестры тронулась с места, он направился в сторону больницы.

Оставшись один, он тут же ощутил, как на плечи навалилась тяжесть, словно он только сейчас внезапно осознал всю важность приближающегося момента. Его обычно прагматичный ум обуревали соображения и опасения, одно нелепее другого. Никогда раньше Тома так не трясло. По большому счету поездка с Полин помогла ему какое-то время себя сдерживать.