В общем, прогулка по лесу в одиночку перестала казаться чем-то особенно опасным. Горько-сладкое чувство одиночества прельщало его все больше и больше.

Барбара знала о раздирающем его на части конфликте куда больше, чем Авери предполагал. Она ничего не говорила, когда он надолго исчезал в лесу, только пристально следила за изменениями его настроения и привычек. Она изо всех сил пыталась убедить себя, что все это - лишь проявление ностальгии, тоски по родному дому. Все они порой испытывали это чувство. Хотя и не так сильно, как можно было бы предполагать. Иногда им казалось, что нет такой цены, которую они не заплатили бы, лишь бы снова увидеть Лондон, услышать шум большого города. Но потом это ощущение исчезло. Они мысленно сравнивали свободу их новой жизни с бесчисленными ограничениями и разочарованиями старой. Тогда солнце делалось ярче, а море еще восхитительней.

Когда Барбара не пыталась обмануть сама себя, она понимала, что Авери мучается вовсе не от тоски по дому. И тогда ее охватывало уныние. Тогда в ней просыпалось ощущение вины и собственной никчемности.

Существовала еще одна сложность. Недавно они с Авери начали заниматься любовью. Вернее было бы сказать, что они совершили половой акт. Авери, вдохновленный примером Тома и Мэри, и чувствуя, что лишает Барбару чего-то по праву ей принадлежащего, робко и неуклюже намекнул на возможность интимной близости. Барбара встретила это предложение с энтузиазмом. Даже со слишком большим энтузиазмом: хотя с точки зрения техники все протекало совершенно гладко, удовлетворения это не приносило. Любовь их, к сожалению, оставалась чисто механическим действием. Тело делало свое дело, физиологическая потребность удовлетворялась, но душа оставалась пустой и холодной.

Они занимались "любовью" всего раз пять-шесть, не больше. Это тоже понемногу превратилось в своего рода ритуал...

Гром грянул однажды ночью, когда Авери вновь почувствовал, что должен "исполнить свой долг". Он положил руку Барбаре на грудь (та же самая рука, та же самая грудь), другой рукой обнял ее за плечи, стараясь, как обычно, не запутаться в ее волосах. За этим последует первый поцелуй, холодный, пустой поцелуй, потом поглаживание рук, ног...

Барбара больше так не могла.

- Не надо, пожалуйста... - она отодвинулась.

- Что-нибудь не так? - удивился он.

Даже нежность в его голосе - и та была бездумной, чисто механической.

- Да. Все не так, - горько заплакала она. - Скажи, где ты? Ты где-то витаешь, и я никак не пойму, где именно. Знаю только, что не здесь, не со мной... Это не ты хочешь любви, а только твое тело с его проклятыми, генетически обусловленными условными рефлексами.

Она дрожала В этот миг она ненавидела Авери, ненавидела самое себя, слова, которые только что произнесла, и больше всего - предательские, обжигающие слезы.

Авери испугался.

- Барбара... - пробормотал он. - Дорогая Барбара... Прости меня.

Начав эту разборку, Барбара уже не могла остановиться, хотя в душе и проклинала себя за это.

- Чего тебе надо? - со злостью воскликнула она. - Какого рожна тебе надо? Если ты хочешь, чтобы я вела себя как шлюха, скажи, и я стану вести себя так. Хочешь, чтобы я делала вид, будто я стыдливая, застенчивая школьница? Скажи, и я постараюсь. Я готова ползать на карачках, если это то, что тебе нужно... Но если я не знаю, чего ты хочешь, то как же.... как я могу тебе это дать?!

Авери чувствовал себя последней свиньей. Черт, - яростно думал он, я и есть самая настоящая свинья... страдающая манией величия...

- Мне хочется, - неуверенно начал он, - того, чего ты, Барбара, дать мне не можешь.

От этого стало только хуже.

- И чего же, черт возьми, тебе хочется? - плакала она.

- Мне хочется узнать, - в отчаянии объяснил он, - тот мир, в котором мы очутились. Хочется понять, почему мы здесь, что мы можем сделать... Я хочу знать. Я хочу знать нечто большее, нежели...

- И это все? - Барбаре, похоже, было смешно. - Ты врешь! Все это только отговорки! На самом деле ты хочешь грудь Кристины, губы Кристины... На самом деле ты ничего не хочешь узнавать... Ты только ищешь предлог. Ты хочешь заниматься сексом с привидением...

И тут он ее ударил. Первый раз в жизни он поднял руку на женщину. И сразу же стал надеяться, надеяться от всего сердца, что этот раз был первым и последним.

- Завтра, - холодно заявил он, сгорая от стыда и отчаянно пытаясь не показать виду. - Завтра я отправляюсь в небольшую экспедицию. Я ухожу на два-три дня. Может, к тому времени, как я вернусь...

- Ты не можешь уйти один, - прервала его Барбара. - Таков приказ. Так распорядился наш знаменитый руководитель. Я пойду с тобой. Теперь ударь еще раз и попытайся заставить меня передумать.

- Поступай, как знаешь, - отрезал Авери. - Я только сомневаюсь, что мое общество покажется тебе таким уж приятным.

- А когда оно таким казалось? - вздохнула Барбара.

Она чувствовала себя совершенно опустошенной. Злость исчерпала себя. Осталось только разочарование.

В путь они отправились ближе к полудню. Тому мысль об "увеселительной прогулке", как он это назвал, ничуть не понравилась. Он нашел кучу доводов против: А вдруг они заблудятся? А вдруг им встретится нечто, с чем они не смогут справиться? Вдруг золотые люди узнают, что двое землян ушли и, воспользовавшись удобным случаем, атакуют Лагерь Два?

Но Авери оставался невозмутимым. Они не заблудятся, потому что будут идти вдоль берега. Они не встретятся ни с чем таким, с чем не смогут справиться, потому что будут все время начеку. А если бы золотые люди очень хотели напасть на лагерь, то давно бы это сделали: за прошедшие пару месяцев у них было несколько весьма удобных моментов. Кроме того, нельзя же все время жить в ожидании нападения, которое, вполне возможно, никогда и не произойдет. Подобная позиция вызывает замкнутость, косность, застой.

- Мне кажется, ты просто-напросто свихнулся, - горячился Том. - Если тебе так уж хочется рискнуть, дело твое. Но какого рожна ты тащишь с собой Барбару?.. Это уму непостижимо!

- Да я не очень-то ее и тащу, - сухо ответил Авери. - Но правде сказать, я буду рад, если она останется в лагере.

- Я иду с тобой, и все, - отрезала Барбара.

Том глядел на них круглыми от изумления глазами.

- Когда вы собираетесь вернуться?

- Точно не знаю. Дня через три-четыре.

- Так не пойдет, - нахмурился Том. - Ты должен сказать точно. Если к назначенному сроку вы не вернетесь, мы будем знать, что случилось самое худшее, и соответственно начнем строить планы.

- И что же вы собираетесь делать, если мы не вернемся? - с сарказмом поинтересовался Авери.

- А это уже не ваше дело, - ответил Том. - Можешь, однако, не сомневаться, что мы собираемся остаться в живых.

- Да у меня и в мыслях не было, что вы можете покончить жизнь самоубийством!

- К счастью, это не заразно, - мрачно объявил Том.

- Ну, если ты настаиваешь, - Авери задумался. - Мы вернемся к исходу четвертого дня.

Как ни странно, но тихая и робкая Мэри ничего не имела против запланированного Авери путешествия. Кое в чем она была куда умнее Тома: он чувствовала, что за стремлением Авери увидеть новые края кроется нечто большее, нежели обычная непоседливость.

- Будьте осторожны, - напутствовала она их. - Может, Ричард и прав. Может, мы и вправду начинаем замыкаться в себе... Во всяком случае, вам предстоит очень увлекательное путешествие. А когда вернетесь, устроим вечеринку. Лучше повода и не придумаешь. - Она поцеловала Барбару в щеку. - А ты, - она повернулась к Авери, - присматривай за ней хорошенько, а не то я очень рассержусь.

- Сделаю все, что смогу, - пообещал Авери.

- Если найдешь золотую жилу, пришли мне телеграмму, - сказал Том, пожимая Авери руку.

- А если вдруг объявятся Они с пачкой обратных билетов, - улыбнулся Авери, - объясните, что мы полетим на Землю следующим рейсом.