– Он герой Чесменской баталии, – напомнил я, – и дворянин.

– Наплёл уже вам про своё геройство? Вся его заслуга в морском предприятии заключалась в том, что он заткнул дурака Эльфистона и доверил командование эскадрой Спиридову. Если бы сделал наоборот – кто знает, как все дело обернулось бы. А шрам, что уродует его лицо, он получил не в героических сражениях, а в кабацкой драке.

– Но, он больной.

– Кто? Орлов? – громко усмехнулся Аракчеев. – Вы слишком доверчивы, друг мой. Он – волк в овечьей шкуре. Уж поверьте мне, я всю эту сволочь: Орловых, Зубовых, Салтыковых… хорошо знаю. Для них вы, я или ещё какой-нибудь честный шляхтич – так, хуже лакея. Ну, хватит об этом. – Он отложил перо. – Завтра прошу вас быть готовым встать рано утром и по первому зову прибыть к дежурному офицеру.

Посыльный от Аракчеева поднял меня в четыре утра. Небольшая квартирка на набережной Мойки, которую я снимал, за ночь промерзала, словно склеп. Хозяйка экономила на дровах и топила только вечером и утром. Я втиснул ноги в ледяные сапоги, надел холодный сюртук, накинул плащ, пропахший дымом караульных костров. Хотел выпить воды, но в оловянной кружке вчерашний чай покрылся корочкой льда.

– Пошевеливайтесь, – торопил посыльный. – Хорошо, что вам бриться не надо, грубо намекал он на моё юношеское лицо, ещё не поросшее щетиной.

Посыльный приехал верхом и привёл осёдланную лошадь для меня. Я послушно вышел вслед за ним на мороз. Раннее утреннее небо усыпали звезды. Город спал. Даже фитильки уличных фонарей, казалось, дремали, еле-еле освещая заснеженную мостовую.

На Дворцовой площади нас ждал Аракчеев с двумя офицерами.

– Долго копаемся, – сдала мне замечание Аракчеев. – Привыкайте: вас могут потребовать в любую минуту, и вы должны прибыть немедля.

Конюхи вывели любимого белого коня Павла Петровича Помпона. Седло высокое, пёстрый персидский чепрак.

Мы будем сопровождать императора? – поинтересовался я. – Так рано?

– Четыре утра – его любимый час, – ответил Аракчеев. – Отправляемся инспектировать ведомства.

Вскоре появился сам Император, бодрый и свежий.

– Хорошая погодка, господа! – весело сказал он, усаживаясь в седло. – Ах, сколько звёзд в небе! И морозец славный. Ну-с, приступим! – и тронул коня.

В лесном ведомстве светилось только одно окно.

– Нам сюда, – сказал Павел, указывая на серый мрачный фасад.

Я соскочил с лошади и принялся стучать в высокую двустворчатую дверь.

– Сильнее, сильнее! – требовал император.

– Кто там? – грозно окликнул привратник.

– Открывай! Император с ревизией, – крикнул я.

– Я, вот, тебе сейчас кочергой промеж глаз как дам, – угрожающе пробасил привратник, откидывая засов.

– Отпирай, дурак, пока самого на конюшню не отправили, – прикрикнул Аракчеев.

Створка распахнулась. Выглянул высокий бородатый мужик. Увидев, кто перед ними, грохнулся на колени и перекрестился.

– В сторону, дуралей, – отпихнул его Аракчеев, освобождая дорогу Павлу.

В тёмном просторном зале стояли письменные столы, штук двадцать. На них чернильные приборы и стопки бумаг. Только за одним из столов сидел лысоватый чиновник с густыми баками и что-то старательно писал. В подсвечнике теплился огарок сальной свечи. Услышав шаги, чиновник оторвался от дела, подслеповато прищурился, оглядывая нежданных посетителей. Тут же выскочил из-за стола и поклонился чуть ли не до пола.

– Знаешь, кто перед тобой? – надвинулся на него Аракчеев.

– Как же, как же! – пролепетал чиновник, не помня себя от волнения. – У меня же портрет на столе в рамочке стоит…

– Полно те вам, Алексей Андреевич, – сказал Павел, и спросил у чиновника: – Вы кто?

Так я же, Чернов, младший инспектор, – и он подобострастно поцеловал протянутую руку императора.

– Почему один?

– Так я ж всегда так рано прихожу. Работы много. Пока акты переберёшь, пока отчёты для начальства сделаешь, а там уже на пристани надо бежать…

– А чем вы занимаетесь в этом ведомстве? – Павел прошёлся меж столами, поднял какой-то документ, принялся читать.

– Так я ж…

– Ваше Величество! – прорычал Аракчеев.

– Я, Ваше Величество, младший инспектор. Принимаю лес. Сортирую: какой в домовое строительство, какой в корабельное, что вообще – на дрова…. Пишу отчёты старшему инспектору…

– И хорошо вы разбираетесь в древесине?

– Да, уж двадцать три года в ведомстве. Сначала на заготовках работал учётчиком, потом приёмщиком на складах адмиралтейства, лет пять назад сюда перевели… Могу определить, в этом ли году дерево срублено, или лежало где год. Когда срубили: зимой или летом?

– А разница какая? – оборотился к нему Павел.

– Так, как же. Зимняя древесина – она лучше. Сохнет быстрее. И не так её коробит. А летняя – сырая: дерево соком наполнено…

– А это место вашего начальника? – указал Павел на стол, выделяющийся своей массивной богатой резьбой. И приборы на нем стояли более дорогие, серебряные. Кресло высокое с мягким сиденьем.

– Да-с, – кивнул младший инспектор Чернов. – Ивана Фёдоровича.

– И этот Иван Фёдорович…

– Кошельков, – с уважением добавил младший инспектор.

– Давно на этом месте Кошельков?

– Уже лет пять.

– И во сколько он приходит на рабочее место?

– Когда в девять, когда в десять…

– Где этот дурак – привратник? – обернулся Павел к Аракчееву.

Побежал оповестить начальство. Скоро все сюда сбегутся.

– Вот что, Чернов, – сказал Павел. – Садитесь-ка вы за этот стол.

– Это…. Это как? – растерялся младший инспектор.

– Я вас назначаю старшим инспектором, а этого, как его, Кошелькова – на ваше место определяю.

Младший инспектор Чернов остолбенел. Если бы не тусклый свет от одной единственной свечи, мы бы увидели, как побледнело его лицо и даже лысина.

– Вы что, не понимаете, что вам приказывает император? – рыкнул Аракчеев. – Марш на указанную должность.

Слушаюсь, ваше величество! – ожил Чернов и бросился к резному столу с серебряным чернильным прибором.

– Вот и хорошо, – удовлетворённо кивнул Павел. – Зажигайте свечу, начинайте работать, а мы подождём ваших сослуживцев. – И император присел за соседний стол.

Вскоре в прихожей раздался шум. Толпа чиновников ворвалась в кабинет. Их возглавлял упитанный, толстомордый человек в лисьей шубе. Он сорвал треугольную шляпу. Небольшой парик с буклями был одет задом наперёд. Словно рог на лбу торчала косичка. Он грохнулся на колени перед императором. Все последовали за ним.

– Кошельков? – вопрошал Павел.

– Так точно-с, Ваше Величество, старший инспектор, – пробурчал он. Нижняя челюсть его тряслась от страха.

– Чего замерли? – крикнул на чиновников Аракчеев. – Быстро за свои столы! Приступить к повседневной работе.

Тут же заскрипели стулья, зачиркали кресала. Огоньки свечей заплясали над столами. В зале стало светло. Один Кошельков остался стоять на коленях, не зная, что ему делать, ведь на его месте сидел подчинённый.

– А вам теперь туда – указал Павел на свободный стол. – В древесине разбираетесь? Шубу можете не снимать, вам скоро на пристань, лес принимать.

– Не губите, Ваше Величество, не губите! – Кошельков на коленях подполз к Павлу и принялся целовать его руки. – Пятеро детей…. Накажите! Готов снести любые экзекуции…

– Я же вас не в Сибирь посылаю, а понижаю в должности, – удивился Павел. – Ну, желаешь, так могу и в Сибирь.

Чиновник потерял сознание и повалился на пол.

– Экий слабенький, – брезгливо усмехнулся Павел и поднялся. Обратился к Чернову: – А начальник ваш где?

Чернов вскочил, чуть не опрокинув громоздкий стул.

– Вон, там, в конце дверь, его кабинета, Ивана Акимовича Бережков. Только кабинет заперт. У него там важные бумаги, сейф… Он велит строго настрого дверь запирать.

– Так отоприте, – приказал Павел. – Где это привратник.

Бородач вприпрыжку ринулся к кабинету со связкой ключей. Чернов угодливо распахнул дверь. Дубовые панели украшали стены. Книжные полки заставлены деловыми переплётами. Огромный стол с кривыми резными ножками был затянут зелёным сукном. Тут же на столе поменьше стоял самовар и фарфоровые приборы для чая.